После того, как лихо началась моя жизнь в новом мире, когда ежедневно случалось что-то, ставившее все с ног на голову, неожиданно наступившее затишье и радовало, и пугало. И раздражало отсутствием каких-либо результатов.
Учеба понемногу продвигалась, хотя порой я сомневалась, что успею подготовиться к экзаменам, с остальным же было совсем плохо. Расследование зашло в тупик. Мы собирались по вечерам в библиотеке или встречались после ужина в парке, но обсуждать было нечего: новая информация собиралась по крупицам, таким маленьким и порой бесполезным, что верить в успех нашего тайной миссии с каждым днем становилось все труднее.
Отношения с Оливером тоже не радовали. Я приходила к нему, мы шли в гимнастический зал или говорили в его кабинете, но толку от этого не было. Никакого. И магия, и милорд Райхон оставались для меня недоступны. Если с потерей дара я еще могла смириться, жила же как-то без этого, то равнодушие Оливера буквально убивало. Да, я все-таки не справилась с собой и увлеклась им, похоже, всерьез. Но как можно было устоять, когда ежедневно видишь перед собой живое воплощение всех своих мечтаний, тайных и явных? А он... Он был вежлив, даже приветлив, улыбался чаще, и от его улыбки меня бросало то в жар, то в холод. Но я отдавала себе отчет в том, что все это - лишь новая тактика, чтобы стабилизировать мое душевное состояние, как он сам обозначил цель наших занятий. Во время медитаций он уже не пытался затащить меня на промежуточный уровень, в серую пустыню. Расслабление, умиротворение, открытость миру... Последнее мне не давалось, я боялась открыться слишком сильно, и Оливер чувствовал это, хоть и не понимал причин. Я опасалась, что он поймет, что я на самом деле не Элизабет, а он расстраивался, что никак не удается выколупать меня из моей "раковины".
Так прошла почти неделя.
Учеба утомляла.
Расследование удручало.
Безответная влюбленность рвала душу.
Три условия счастливой развязки, обозначенные Мэйтином, - и все три казались невыполнимыми.
Но хуже всего: я чувствовала, что меня начинает затягивать этот мир. Оливер, друзья, учеба. Я боялась, что привыкну и не захочу уходить. Понятно, что моего мнения не спросят, вышвырнут через терминал, а я буду вспоминать, что оставила на Трайсе, и страдать.
- Не будешь, - сказал, появившись однажды, Мэйтин. - Я могу сделать так, что ты даже о терминале не вспомнишь.
Наверное, думал утешить меня этим, но кого обрадует известие о том, что у него отберут часть жизни? Пусть даже это была не совсем его жизнь? А с другой стороны, к чему помнить то, чего уже не сможешь вернуть?
Я не знала, как было бы лучше.
Запуталась.
Все же у суеты первых дней было одно неоспоримое преимущество - у меня не оставалось времени на рефлексию. Так что ничего удивительного, что в глубине души я начала мечтать, чтобы что-то наконец уже случилось.
И почему из всех моих желаний сбываются только самые нелепые?
- Элизабет, простите, но я вынужден перенести нашу встречу, - скороговоркой проговорил милорд Райхон, положив трубку телефона. Я только пришла, когда ему позвонили, и по лицу ректора было видно, что известия не радостные. - Ранен один из эльфов, - подтвердил мои подозрения он. - Я должен быть в лечебнице.
- Можно с вами? - вскочила я с кресла, понимая, что Оливер в любую секунду исчезнет в портале. - Я как раз собиралась потом к леди Пенелопе.
Если бы у леди Райс было сегодня дежурство, я уже была бы в лечебнице. Ректор знал об этом, но, встревоженный новостями, не заметил лжи.
А леди Пенелопа, как оказалось, таки была в лечебнице. И она, и доктор Кленси, и еще врачи и медсестры, имен которых я не знала, и, конечно же, Эдвард Грин. К нему-то Оливер и кинулся, когда портал вывел нас в заполненный всполошенными медиками больничный коридор.
- Что случилось? Что с лордом Эрентвиллем?
- У лорда Эрентвилля арбалетный болт в груди, - зло выплевывая слова, отчитался заведующий лечебницей. - А у его сородичей - паралич ягодичной мышцы, которая по странной прихоти природы заменяет эльфам мозг!
- Как это произошло? - спросил ректор.
- Понятия не имею, - осклабился Грин, едва ли не с ненавистью глядя в сторону стоявшей особняком компании длинноухих. - Возможно, врожденная патология. Возможно, мутации под воздействием искаженного магического излучения.
- Я спрашивал про болт.
Действительно, не средневековье же, так откуда болт? Почему не пуля?
- Если верить этим господам, - доктор кивнул на эльфов, - лорд Эрентвилль проводил ревизию коллекционного оружия и случайно разрядил арбалет в себя. Если бы речь шла о человеке, я сказал бы, что это невозможно. Но в физиологии эльфов я, как уже сказал, ничего не смыслю. Возможно, тела у них устроены иначе. Потому что мозги - так точно! За каким... они притащили раненого в мою больницу, если теперь не позволяют его оперировать?!
Только после этих слов я обратила внимание, что, во-первых, персонал больницы суетится в коридоре, вместо того, чтобы оказывать срочную помощь пострадавшему, и, во-вторых, эльфы стоят не просто в стороне - они закрывают собой дверь в приемный покой, где этот самый пострадавший, очевидно, истекает сейчас кровью.
- Доктор, держите себя в руках, - спокойствие, которое так меня в нем восхищало, и теперь не оставило ректора. - Мы во всем разберемся.
Он направился к эльфам. Поклонился. В коридоре враз воцарилась мертвая тишина - все хотели услышать о чем они будут говорить. Правда, не думаю, что всем тут был понятен эльфийский.
- Я много тревожиться случай ваш лорд. Зачем вы не дать человек-целитель лечить его рана? - примерно так я, пользуясь знаниями Элси, перевела вопрос Оливера.
Ответ эльфов я вообще не поняла, кроме того, что они тоже "много тревожиться", и слов "человек" и "сталь".
- Да слышали мы уже этот бред! - вскипел Грин. - "Никогда боле человек не обнажит клинок против эльфа и не обагрит руки в его крови" - это же идиотизм!
Эльфы с таким определением не согласились. То, что для доктора было идиотизмом, они считали незыблемым законом. Слова "незыблемый закон" я разобрала. Как и выражение "последний приют", сказанное одним из длинноухих, когда Оливер поинтересовался, зачем они принесли лорда Эрентвилля в больницу, если не для того, чтобы его прооперировали.
Что такое последний приют Элизабет знала из курса, изучающего быт и традиции нелюдей. Эльфы приносили и приводили умирающих в специально отведенное для этого строение, то ли храм, то ли подобие хосписа, где те доживали последние часы. Так как в людской культуре подобного не было, длинноухие решили притащить своего лорда умирать в лечебницу, чем очень расстроили ее заведующего, справедливо полагающего, что в лечебнице лечатся, а не умирают (за исключением отдельных случаев, но и в тех случаях сначала все же лечатся, а уж потом умирают). Как я поняла, теперь он требовал, чтобы эльфы либо позволили ему провести операцию, либо, говоря языком моего мира, отказывались от госпитализации и тащили раненого обратно в посольство. Тысячелетиями формировавшийся менталитет беловолосых нелюдей против профессиональных принципов человеческого целителя - делайте ставки, господа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});