как насекомое в смоле.
Блад достал из кармана сигареты, закурил. Не увидел, а скорее — почувствовал, что настырный кот уселся рядом. Не глядя капитан протянул ему свою сигарету: кури, раз пришёл. Цап потёрся мордой о его запястье: сперва одной щекой, потом другой, потом лбом. Мгновение подумав, легонько куснул Винтерсблада за палец.
— Ну и чего? Что тебе от меня надо?
Кот вновь настойчиво замурлыкал, в упор глядя на человека.
— Иди к своему Мак-Коверну, — устало произнёс мужчина, — мне ты не нужен! Мне уже никто не нужен.
Он просидел на краю крыши почти до света, одну за другой выкурив все сигареты, а потом поднялся и, пошатываясь, направился в часть.
Его солдаты на утреннем построении сегодня отчего-то были особенно веселы и с явной натугой удерживали ползущие в улыбке уголки губ. Обругав нескольких без причины, Винтерсблад отпустил солдат завтракать и принялся раздавать задания своим взводным офицерам.
— Всё ясно? — строго уточнил ротный.
— Так точно, сэр! — гаркнули взводные.
— Вольно, разрешаю идти на завтрак.
— Господин капитан, вы не пойдёте? — помедлил один из них.
Последнее время Блад не завтракал и не ужинал, иногда даже не обедал, и к его отсутствию в столовой привыкли.
— Тебе-то что? — огрызнулся ротный.
— Позвольте тогда ординарцу вашему хоть колбаски принести, если сами не пойдёте, — робко улыбнулся взводный, — вон глаза какие голодные!
Винтерсблад сперва не понял, о чём речь. Проследил за взглядом собеседника, оглянулся: на полшага позади него, чтобы не попадать в поле зрения мужчины, стоял кот.
— Какого кардана?!
— Так ведь с вами пришёл, — удивился взводный, — хвостом весь смотр ходил, шаг в шаг! Ему б ещё планшет с карандашом, чтоб фиксировал…
Блад наклонился, подхватил Кукуцаполя под брюхо и сунул в руки офицеру.
— Иди завтракай! И этого с собой забирай!
— Есть, сэр! — просиял ротный; видно было, что такая компания ему по душе.
Вместо завтрака Винтерсблад пошёл курить на крыльцо опустевших казарм. Он сел на ступеньки, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. Прохладный и влажный октябрьский воздух казался ротному слишком душным. Не успел он затянуться, как со стороны пищеблока галопом прискакал пушистый «ординарец» с подрагивающим в такт бега кругляшком колбасы в пасти. Бесцеремонно влез мужчине на колени, упёрся передними лапами ему в грудь и приветственно боднул в подбородок. К голой коже под рубашкой холодным жирным кружком прилипла оброненная в расстёгнутый ворот колбаса.
— Да едрён кардан, Цап! — возмутился капитан, пытаясь спихнуть кота со своих колен.
Но тот, повернувшись к нему задом, лишь отходил мужчину по лицу хвостом, словно метёлкой для пыли, смахнув у него изо рта сигарету. Колбаса под рубашкой провалилась ниже, оставляя за собой жирный след.
— Чёрт тебя дери! — вскипевший Блад вскочил на ноги, рассчитывая, что кот отвалится сам.
И кот отвалился. Но секундой позже и с клочком капитанских брюк в когтях.
— Едрён кардан! — заорал ротный, замахнулся, чтобы пнуть Поля, но тот вовремя пригнулся.
Нога офицера пролетела над головой животного, вторая поехала следом на размытой ночным дождём земле, и Винтерсблад, сделав нелепое па, рухнул на спину. Кот, одобрительно тарахтя, влез сверху, придавив своим весом к животу ротного кружок колбасы под его рубашкой. Капитан ощутил, как восемь когтей с явным наслаждением попеременно прокололи ему кожу, отпустили, а потом прокололи вновь. Цап, басовито мурлыча, утаптывался, довольный исполненной миссией. Безошибочное кошачье чутьё подсказывало ему, что, как бы этот человек ни продолжал ругаться и упрямиться, отныне это его человек.
— Вам помочь, господин капитан? — осведомился пробегавший мимо Вальдес.
— Иди к чёрту! — рявкнул ротный. — Не видишь, я занят?!
— Есть, сэр! — булькнул едва сдерживаемым смехом Вальдес и припустил прочь почти бегом.
— Выставил меня на посмешище, копаный ты бруствер, — проворчал Блад, спихивая с себя кота, — ординарец хренов! Что с Мак-Коверном-то тебе не жилось, скотина ты полосатая?!
***
Избавиться от кота не вышло. Винтерсблад демонстративно не замечал Кукуцаполя, а тот, в свою очередь, так же демонстративно повсюду ходил за ним след в след, победоносно задрав пушистый хвост.
Тем временем весь полк обсуждал назначение нового командира. Им, как и полагали, оказался подполковник Тен, и теперь солдат и офицеров ждал перевод на дредноут. Не менее горячей темой для обсуждений была и личность нового командира: как выяснилось, никто даже не представлял, как он выглядит и что за человек вообще.
Газеты трубили о его военных успехах, но ни разу не опубликовали ни одного фотопортрета, ни единого слова о его вневоенной жизни. То ли подполковник был настолько скрытен, то ли его островная вера не позволяла ему отвечать на личные вопросы и делать снимки. Эта таинственность ещё сильнее подогревала и без того закипающее любопытство солдат, и кто-то даже начал делать ставки, споря с товарищами, каким всё-таки окажется новый командир.
Островитяне редко бывают слишком высокими или полными, значит, офицер Тен почти наверняка средних роста и комплекции, смугл, черноволос и узкоглаз. Все его нашумевшие подвиги больше соответствуют портрету человека лет тридцати пяти, так что и возраста он тоже среднего.
— Посредственность какая-то получается, — разочарованно протянул Вальдес, доедая свою порцию похлёбки.
Его собеседники обед уже закончили и сидели над пустыми мисками, строя очередные предположения о подполковнике, который приезжал уже завтра.
— Да и ладно, — отозвался Макги, — а то как принесёт нелёгкая ещё более отрихтованного, чем Ходжес!
— Ещё более отрихтованный у нас вон, — Бойд кивнул на выходившего из столовой Винтерсблада, за которым, как привязанный, семенил кот, — куда ещё-то! Думали, что в ротные поднимется — от нас отцепится. Ага! Не успели губу раскатать, — он нас за неё поддел под конский хвост и поволок галопом! Наслаждайтесь, голубчики! Куда уж хуже-то, чем этот?
— Зато самые лучшие показатели на весь полк, — пожал плечами Вальдес.
— О, заступник выискался! — хлопнул себя по колену Бойд. — А кто весной слёзы свои крокодильи по в десятый раз переделанной стенгазете размазывал, а? Кто по булочке домашней, мамкой испечённой, тосковал?
Вальдес опустил обиженный взгляд в полупустую миску, поскрёб её дно ложкой, собирая гущу.
— Зато я похудел на тридцать фунтов, —