После некоторого замешательства выступающие начали. Хорошо, что у меня не было слов, потому что я не смогла бы выдавить ни одного, видя лишь короля, который смотрел куда угодно, только не на меня.
— И вот благую весть несут, от муки, думают, спасут, — читала одна из девушек.
— Нет, так не пойдет, — громко прервал король, и я вздрогнула вместе с еще несколькими выступающими.
— Не пойдет, — с набитым ртом поддержал его Низость и швырнул в выступающих пирог, от которого они, вскрикнув, отшатнулись.
Вишневая начинка впечаталась в увитую плющом арку.
— Не вижу истинных добродетелей, которых вы воплощаете, — продолжил Омод, поднимаясь. — А посему не вижу причин, почему Доброта, Краса и Любовь должны победить.
Он сделал знак, и его свита с дикими криками кинулась вперед, хватая девушек, снося блюда со столов, переворачивая лавки и крича жуткими искаженными голосами. Кто-то бросил перед собой нож и принялся плясать, как вилланы, притопывая и заложив руки за голову.
Выступающие с визгами кинулись врассыпную, остальные гости замерли в растерянности.
Я смотрела на короля, который с мрачным удовлетворением обозревал творящееся, поворачиваясь кругом, похожий на короля беспорядка.
Тут его глаза наткнулись на прогорающий в камине кусок дерева.
— А, Солнцеворотское полено. Ушло его время гореть.
Движение глаз, и двое из свиты выволокли полено, которое надлежало вынимать с почтением и положенными молитвами, обеспечивающими благополучие и счастье на будущий год.
— Даже уголек не сохранили, — ахнула одна из фрейлин, глядя на то, как они топчут его.
— Ваше величество, — голос Бланки звенел, — думаю, что на сегодня духи учинили достаточно бедствий.
В этот момент двери распахнулись, и внесли пирог.
— Наконец-то угощение, — обернулся Омод.
Пирог был таким огромным, что его тащили полдюжины слуг. При других обстоятельствах гости, верно, долго разглядывали бы тестяные узоры, искусно вылепленные гербы, украшения из золота и крошечные фигурки черных дроздов, исторгающие тихий свист и пар. Венчала все это великолепие фигурка самого Омода.
Но сейчас гостям было не до пирога. Король окинул его взглядом и усмехнулся.
— Хорош. Налетай, — махнул он свите, и часть юношей, бросив девушек, выхватили кинжалы, кинулись к пирогу и принялись кромсать его как попало. Внутрь перед подачей было запечено не меньше трех дюжин соловьев и дроздов, которые прорвались из прорех и устремились ввысь. Разлетевшись, они принялись носиться под потолком, кричать и учинять беспорядок, внося хаос в эту и без того безумную ночь.
Гости, прикрывая головы, пытались увернуться, кто-то выбежал из зала, еще кто-то залез под стол или спасал одежду, отмахиваясь от птиц. Омод стоял посреди всего этого безумия, оглядывая залу, как полководец — разгромленное поле битвы.
— Прекратите, — раздался громкий звенящий голос Бланки, и птицы, крутанувшись в воздухе, прекратили метаться.
Король рванул ворот.
— Проклятая ночь, — выдавил он и, не обращая внимания на показавшуюся из носа струйку крови, кинулся прочь из зала.
* * *
— Постойте, ваше величество, — Я выбежала вслед за ним.
— Уйдите. Идите к Ваалу, — вскричал он, продолжая идти размашистым шагом.
— Никуда я не уйду.
Догнав, я схватила его за руку.
— Вы должны меня выслушать.
Вырвав руку, Омод толкнула меня в нишу, под свет факела.
— Вы готовили заговор против меня?
— Заговор? — опешила я.
— Миниатюра с моим портретом в вашей комнате, я видел его…
Сообразив, что он имеет в виду, я замотала головой.
— Нет, ваше величество, вы все не так…
— Так вы не заказали его перед поездкой сюда?
— Заказала, но не по тем причинам, которые могли прийти вам в голову.
Он продолжил путь, и я поспешила за ним.
— А те ваши прогулки в розарий? Оказывается, в тот день, когда вы, как сказали, наслаждались с дочерью розами в цветнике моей матери, вас видели в столице. Как раз когда там объявился огнепоклонник. Как удобно.
— Я могу объяснить…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы все можете. А та фигурка, которую мне, якобы, случайно принес ваш зверек… И рисунки на ней.
— Сир…
— Уходите, уезжайте немедленно, если не хотите, чтоб вас обвинили в государственной измене, как вашего отца, и казнили.
— Мне все равно. Вы должны меня выслушать.
— Так вы желаете говорить? Вести пустую ограниченную беседу с болезненным мальчиком?
Я остановилась, но тут же продолжила путь. Его величество усмехнулся и стер кровь из-под носа.
— Вы лживая. Я еще никогда не встречал таких лживых женщин.
— Я лишь сказала так мужу, это ничего не значащие слова.
— И часто вы делитесь с ним такими ничего не значащими словами?
— Нет, меж нами с Рогиром нет такого доверия, как…
— Меж нами с вами? — перебил он.
— Да…
Омод расхохотался злым отрывистым смехом.
— Если б мог, то отправил бы вас на плаху прямо сейчас. Пропадите вы пропадом со всей вашей ложью и тайнами.
— Нет никаких тайн, — схватила я его за руку. — Больше не будет никаких тайн.
Он попытался вырваться, но я не пустила.
— Нет, постойте, я докажу. Идемте.
— Куда?
— Туда, куда вас, верно, не водила мать.
Не отпуская его, я двинулась вперед, чувствуя, как стучат зубы. Он все же последовал за мной, хоть и попытался сперва сопротивляться.
Снаружи в лицо ударил ветер, коля щеки острыми снежными иголками, но я даже не почувствовала холода — так сковало все внутри. Омод шел рядом тоже молча, и только рука пылала, словно через нее вырывался внутренний жар.
Дойдя до дверей, к которым меня когда-то водила Бланка, я рванула створку. Огонь факелов дернулся, как и в первый раз. В их голубом свете лицо Омода действительно казалось лицом духа. Людо, который, наконец, ко мне вернулся.
— Идемте, — повторила я, спускаясь по ступеням.
Встав перед каменным ящиком, я принялась ждать. Позади зазвучали шаги.
— Зачем вы привели меня сюда? — спросил Омод.
— Потому что нужно положить конец тому, что терзает нас обоих. — Я обернулась, посмотрев на замершего возле лестницы мальчика, двойника того, что лежал сейчас передо мной.
— Что это за человек? — Омод приблизился и тоже встал рядом.
— Мой брат. И ваш отец.
Он молча смотрел на меня, и казалось, на его лице остались только глаза.
— Я же сказал: вы лжете, — хрипло выдавил он, — а еще вы безумны.
— Я говорю правду: тот человек, имевший схожее с вами состояние и ушедший к Жнецу — ваш отец. Именно поэтому с вами происходит то, что происходит. И именно поэтому я помогаю вам.
— Нет.
— Да.
— То, в чем вы хотите меня убедить — совершенная бессмыслица. Мой отец, он там, остался в зале, — Омод махнул рукой назад.
— В зале ваш отчим. А ваш отец умер семнадцать лет назад возле алтаря Праматери, и вы точная его копия.
Установилась тишина, лишь пламя шуршало в светильниках. Омод качнулся вперед, скользнув взглядом по накрытому расшитой тканью.
— Ваша мать была влюблена в моего брата. Но отцом он побыть не успел. Его… это был несчастный случай. Его убило обломком алтаря. Вы наполовину Скальгерд, наполовину Морхольт.
Омод молчал так долго, что можно было обратиться в одну из здешних статуй.
— Покажите, — произнес он хриплым чужим голосом.
— Что?
— Покажите, как перекидываетесь.
Я вздрогнула. Наконец, отступила.
— Хорошо. — Омод, не отрываясь, смотрел, как я вырываю седой волос.
Ударивший жар был не сравним с тем, что сопровождал все последние годы превращения.
Казалось, я вернулась в те времена, когда почти теряла сознание.
Стены крипты перестали кружиться, и я отвела от лица черные волосы и взглянула на Омода.
Он же смотрел так, будто видел призрака.
— Так я выглядела в шестнадцать лет, — произнесла я в тишине, сделав шаг к нему. Омод не двинулся с места. — И точно так же, как вы, выглядел мой брат за год до гибели.