Читать интересную книгу Новый Мир ( № 9 2012) - Новый Мир Новый Мир

Можно сказать, что на водителей нам везло. Мы старались петь, рассказывать интересные истории, помогать. Неприятных случаев было сравнительно мало.

 

— Мадонна! — гудел здоровый пацан, у которого в соседней машине ехала невеста. Грозили настоящие неприятности. Но как-то миновали нас. Мы пели песни БГ и молились.

 

Зато какую красоту видели мы! Золотисто-зеленая земля. Волжские горы цвета морской волны. Урал, скалистая родина с рыжими прожилками в расщелинах. Мягкие жемчужно-зеленые неровности земли возле Уфы. Превосходящие воображение красоты Златоуста и Миасса. Под Челябинском заночевали среди озер, в машине. Водитель очень грустил. Не то от усталости, не то от тяжелой судьбы дальнобоя. И все сетовал: она же, Алена, такая маленькая. Что же ты ее взяла с собою. На это мне нечего было ответить.

 

Больше всего хотелось искупаться. Но вода в озерах и реках по утрам была очень холодная. Мы умывались и мылись у колонок, сидели прямо на теплом песке. Поворот под Пермью был весь бархатный, текучий. Так доехали до Омска.

 

От Омска до Энска трассы еще не было. Ходили только случайные или геодезические машины. Добрались до Омска в геодезической машине. Разведчики отнеслись к нам благодушно и объяснили, как лучше дойти до Новосибирска. В Омске мы попытались вписаться на поезд. Дело было к ночи. Мрачный вокзал навевал нерадостные мысли. Мы кричали в воздух, адресуя крики Егору Летову: мол, мы тут. На вокзале я попробовала аскать, но явно, что тут не Арбат. Хорошо одетая компания с мрачными лицами смотрела на нас настороженно. Молодая женщина сказала в ответ:

— Девочки, мы же на похороны едем, а вы…

Хотелось сказать: может, нас нынче же убьют по дороге, и мы же виноваты. Но смолчала.

 

Нас приняли в почтовый вагон, накормили яичницей, дали вымыться и поставили необходимое условие. Мы каким-то чудом сбежали.

 

Наконец прибыли в Энск. Зеленый вокзал, полукруглая, скатывающаяся вниз площадь. И странное метро, с веткой из одной станции: улица Гарина-Михайловского. Вписались у Джима Воронова, скрипача, лидера новосибирских хиппи. Жена его, по имени Ирина, носила прозвище Бацилла. Наконец увидели ванну! Тут обнаружилось, что у нас — вши. Мы помылись хозяйственным мылом и смолчали. Нехорошо.

 

Коли Гнедкова в Новосибирске не оказалось. У Джима в то время жило несколько человек. Дух, неизвестно откуда, но, видимо, опиумный. Внешность у него была настоящего шамана. Андрей Турбина — барабанщик из “Амбы”. Приходил и лидер “Амбы”, огромный курчавый дядя с красивой фамилией Ефремов. Слушали записи редких сибиряков. Например, “Амальгаму”. Этакий едкий вокал. Слушали записи “Дяди Го”, особенно близкой, по составу игроков, команды. Лешу Раждаева мы с Аленой знали и любили, а Женя Чикишев, или Саша-Николаша, как его ласково называли в дружеском кругу, был что-то вроде любимого киногероя. Раждаев еще в Москве рассказывал нам о разных энских и барнаульских чудесах. Например, о Цветкове и последователях, пытавшихся воспитать в себе абсолютное равнодушие. Это напоминало дао, только на энско-советской почве. Леша лаконично выразился на сленге: у нас местность такая — в репу Китаем шибает. Репа, понятно, — голова. Китай, понятно, —─философские труды, кое-как переведенные и напечатанные либо на машинке, либо в советской книжке, изъятой из местной библиотеки. Рассказывал о Гепарде, стороннике активного действия, в противоположность Цветкову. Это что-то вроде дзен. Ничего такого мы с Аленой в Энске не увидели, но атмосфера Лешей была передана верно. Жизнь была бурная. Однажды Алене среди ночи пришлось куда-то идти, переодевшись в чужой плащ. На стене комнаты висел предупреждающий плакат: шприц.

 

Наблюдала сцену на кухне. Дух и Турбина сидели друг напротив друга и вели довольно странную беседу. Характерные запахи и предметы в воздухе и вокруг. Но тогда я еще не особенно понимала, что происходит.

 

Над нами подшучивали, и весьма сурово. Так что я уверилась в собственной ни к чему непригодности окончательно. Единственный раз, выпив вина, я разошлась и начала читать лучшие из своих, на то время, стихов. “Единорога”, например.

— Ну ты оттянулась, — услышала в качестве похвалы. Так я реабилитировалась.

А пока мы днем гуляли по Энску и покупали четвертинку ржаного хлеба. За пять копеек.

 

Однажды я застала Турбину очень аккуратно и даже бережно стригущим ногти. Это заметили и другие. На ядреное высказывание Джима Турбина ответил:

— Я к женщине иду.

Вопрос был исчерпан.

 

Бацилла солила на кухне щуку. Щука смотрела как живая, колечком свернувшись на дне зеленой кастрюли. Рыбу эту принес кто-то из сердечных друзей.

 

Хозяевам звонил Юрий Каргополов, гитарист, по прозвищу Ведьма. Юрий почти все время находился в поездках, а дома почти не бывал. Нам рассказывали о нем что-то фантастическое. О его способности передвигаться едва ли не со скоростью звука.

Одно из любимых занятий новосибирского подполья состояло в том, чтобы, хорошо курнув, сесть за стол и неторопливо пить пиво. При этом обязательно возникала беседа. Надо сказать, темы бесед были патриотичными. Да и было отчего. Рассказывали, что у Яны Дягилевой несколько дней было подавленное состояние после того, как отец рассказал ей, что видел берег, несколько оползший, из которого торчали кости. Человеческие кости.

 

В другой раз нам поведали об одном из концертов группы “Идея Фикс”. Концерт происходил в каком-то Северном Казахстане, даже сказать страшно, вместе с группой “Мираж”. Басист Антон и Коля Гнедков везли ящик пива. Вслед за ними в лифт вбежала солистка “Миража”, с чемоданом. Какое-то время ехали молча. Потом Антон, длиннющий и плотный человечина, наклонился над несчастной девицей и спросил строго:

— Это вы поете: “Видео, видео”?

Девица крупно сглотнула:

— Да!

Тут лифт приехал на нужный этаж.

— Мелодично, — бросил Антон, выходя. Коля, медвежьей походкой, с тяжелым ящиком, поспешил за Антоном. Двери затворились.

 

Вшей обнаружили. Источник долго не искали. Так что квартиру закрыли на карантин. Я была в отчаянии: приношу одни несчастья. Мы стали собираться в Москву.

Возвращаться в Москву нам не хотелось. Антон-Питон, басист, предлагал ехать на Алтай. К Женьке Чикишеву, Саше-Николаше. Он же дядя Го.

 

Чикишев как-то раз выцепил из тусовки возле Энского университета девицу с пронзительным голосом и заставил петь. Так была записана песня “Дядя Го”. Песня для нас с Аленой стала чуть не гимном. Девицей этой, если не врала, была покойница Елена, по прозвищу Багира. Та самая, которая у меня жилетку утащила, оказывается.

 

Сам Чикишев иногда вербовался погонщиком скота. Особенность этой работы в том, что приходится проделывать пешком многие сотни километров. Рассказывали про одного, что, придя домой, он все шел. И во сне. Пока не пустили по вене реланиум и не сунули в ванную. Потом уснул едва ли не на сутки.

 

Мы тронулись в обратный путь, автостопом же. Поначалу надеялись вписаться на поезд. Проводники, оба молодые ребята, взяли нас. И тут пришлось платить. Мне — за двух. Один мальчик был симпатичный, белокурый. Другой — совсем из колбасы. Доехали до Омска — роковой город! И тут — проверка. Нас, конечно, высадили.

 

Как добирались до Москвы, не помню. Помню, что не так страшно, как казалось. Потом, почти перед самой столицей, Бог подал латышей. Мы преодолели значительное расстояние, не вылетая пробкой из машины. Латыши высадили нас где-то под Бронницами, а сами стали готовиться на ночлег. В пять утра мы оказались на трассе. Договорились не останавливать машину с двумя сидящими.

 

В машине, которая остановилась, оказалось двое — один спал. С нами завели суровую беседу. Напугали новым миропорядком. Мы посмеялись. Тогда нас завезли в заброшенный гараж и побили. А могли и убить. Домой мы добрались на электричке. На лице у меня красовался сочный бланш. Одного зуба не было. Остаток ощутимо ныл.

 

Снова в Москве

 

Сутки после возвращения я спала. Просыпалась, пила бронхолитин, разводя его с сахаром. Чая в доме не было вовсе. Потом снова засыпала. По приезде обнаружила, что почти всю мебель из квартиры мои родственники вынесли: кресло-кровать, стулья, еще что-то, уже не помню. Однако диванчик оставили, на нем и спала. Из съестного остался только горох. Приготовила нечто вроде супа и это ела. Холодильника, кажется, не было, и на следующий день суп есть было невозможно. Однако еда не волновала. Хотелось по-настоящему спать. Когда просыпалась, приходила зубная боль, довольно сильная.