Читать интересную книгу Новый Мир ( № 9 2012) - Новый Мир Новый Мир

 

Тогда же летом была на концерте “Пинк Флойд” вместе с питерским тусовщиком Тео. Сейшн “Пинк Флойд” не представлял собою ничего особенного. Подъема, как после “ДДТ”, не испытала. Но было много любопытных эффектов: летящий свин, собаки на экране, другое. Возле сцены курили не переставая, танцевали везде. Мы с Тео прошли без билета.

 

Приезжал Мишель Таллинский. Накануне его отъезда лежали и мечтали: когда нам будет по сорок и мы будем известные, снова встретимся. Мишель приедет и заберет меня.

 

Женя Злыдень, Латышев Евгений Евгеньевич. Году в 1992-м его стихи напечатают в “Юности”. В 1997-м он умрет от мгновенного и страшного отека легких. Латышев — фамилия из самого детства. В соседней группе детского сада был мальчик с такой фамилией. Или та фамилия была — Латоцкий? Помню, через много лет этот мальчик пришел со своим отцом к нам в квартиру. Мама моя позвала ─собрать мебельную стенку. Но Злыдень был совсем другого типа: тощий, хромой и очень недоброжелательный.

Смотрел зелеными глазами (и у меня — зеленые) на значок БГ. Значок пришпилен был к моему фиолетовому свитеру. Кошачий настороженный взгляд:

— Это — что?

— БГ.

— Нет, я спрашиваю, у тебя — что?

— Физиономия.

— Физиономия? Оригинально! А это — чмо.

Женя отличался на редкость решительным характером. Как-то раз его забрали в пятое отделение. Весь народ ждал его вызволения и пел под окнами отделения хипповские песни. Женя хромал на одну ногу. Огненные волосы, черная косуха.

 

Питер, Таллин, Рига

 

Через два месяца, а то и раньше, летом, с работы я рассчиталась. Все лето мы ездили с Аленкой — ДП по Питеру и Прибалтике. Как добрались в Питер, не помню, возможно, что и на собаках. Алена была рыжеволосой, с карими глазами и полноватой. Недавно приняла святое крещение. У нее в сумке была Библия, а у меня — Евангелие 1910 года издания. В Питере довольно скоро нашли вписку, причем через Алениных знакомых. Я немного ревновала: как же, это после моей героической поездки в мае! Шли в Таллин довольно трудно, под Кингисеппом застряли. У Аленки в сумке были конфеты. Или варенье в маленькой баночке, из-под майонеза. В баночке — интереснее.

Солнце было сильное, запах конфет тоже. Откуда ни возьмись, прилетели осы и окружили Алену. “Аська, убери своих родственниц!” — возопила Алена и стала кружиться, как волчок, посреди дороги. Так возникла Аська — мама Ася.

 

В Таллин приехали днем и сразу же пошли на улицу Любви, к знаменитой крепостной стенке в центре города. Там через некоторое время нашли Марка Баптиста и у него вписались. Марк действительно был баптист, и нам вместе с макаронами досталась проповедь. Затем присутствовали на своеобразном богослужении: смотрели фильм Франко Дзефирелли “Евангелие от Луки”. Для нас это была новость: как можно Евангелие соединить с кинематографом? Смущала голливудская улыбка главного героя. Марк оживленно рассказывал о своей жизни и в каждом событии видел смысл. Нашли мы его действительно чудесно, скорее по вдохновению, чем по интуиции. Это было неписаным правилом жизни: идти не знаю куда и искать не знаю кого. Но в этот раз получилось.

 

Мы побывали не только в Таллине, но и в Риге. Приехав, завтракали молоком и рыбой. Молоко и рыба здесь были намного вкуснее, чем в Москве. Мы еще не знали, что Рига — родина отечественных волосатых. Площадь Домского собора казалась совершенным музыкальным произведением. А люди, сидящие на скамейках, составили хорал. Все казались прекрасными. На Бисквите в Москве было тяжелее. Неожиданным и беспокойным было знакомство с Аверчиком. Он напоминал персонаж де Куинси, хотя о де Куинси я тогда не слышала. Плащ вроде сюртука, гитара, с которой он, кажется, не расставался. Аверчик был с головой погружен в эзотерику (Рига очень к подобным занятиям располагала). При входе в трамвай наставил гриф гитары как дуло автомата и произнес заклинание.

 

Ночевали у Ярика, молодого музыканта. Слушали Башлачева. Познакомились с декоративным рижским панком. Он принес сухари и пиво. От духоты я сняла белье и ходила в футболке и джинсах. Бюстгальтер так и остался в Риге, засунутый под подушку. Мне до сих пор стыдно. Осталось живое впечатление дождливой и чуть душной Риги, приветливого Ярика, который ласково стал называть Башлачева воробушком после нашего с ним разговора. Тогда я песен Саш-Баша не понимала и не хотела понимать.

 

По дороге в Питер пришлось выяснять личные отношения с водителем. Мы заперлись изнутри в его машине и, заблокировав дверь, принялись читать Псалтирь и Евангелие, которые я всегда брала с собой в дорогу. Водитель смирился.

 

В Петербурге — тусовки, не без лирики. На этот раз моей симпатией стал Фрэнк, молодой человек из Новосибирска. Я чувствовала себя отчаянно старой и износившейся. Мы так и заснули, обнявшись, как дети.

— Ведь это самое лучшее, что может быть, — сказал Фрэнк.

На следующую ночь стало более грустно. Дабы избежать осложнений, мы с Аленой сыграли сцену:

— Мы не хиппи, мы не панки, мы подружки...

Не думаю, чтобы нам поверили.

 

В Москву вернулась уставшая. Но в Электростали оказалось сразу несколько человек. “Отель миссис Робинсон”, — шутила я. Недосып и недоедание, о которых надо бы забыть, да не выходит. Ела я тогда случайно: либо ништяки, либо салаты, “Донской”, по сорок копеек, которые стыдливо прятала в сумку в магазине возле станции. Потихоньку, наученная Аленой — ДП, таскала продукты из магазина в Москве. Например, прятала в сумку кусок колбасы, а за другой, поменьше, платила. Особенно легко было промышлять в магазинчике напротив Гоголей. Маленький кусочек колбасы стоил копеек тридцать. При желании тридцать копеек можно было насобирать аском. Если же денег совсем не было, приходилось брать так, с жутким стыдом. Удивительно, но когда хоть что-то заплачено за украденные продукты, становилось не так стыдно. Аск мне давался с трудом. Несмотря на созвучное имя. Не то внешность у меня была неподходящая, не то я неправильно просила.

 

Новосибирск и обратно

 

По возвращении в Москву затосковала пуще прежнего. И тогда решено было ехать в Энск. Мы с Аленой ночевали изредка у Черов (Чер к тому времени женился). Они жили в комнате на первом этаже, в сталинском доме, в переулке Радужном, в поселке Электроугли. Это поближе к Москве, чем Электросталь. Сложности с соседом заставляли иногда соблюдать особенную осторожность, свойственную скорее уголовникам или бомжам.

Гости к Черу приходили в основном ночью и через окно. А по ночам промышляли картошкой на местных огородцах. Местность в Радужном мне нравилась: низкие спутанные яблони и заросли непонятной растительности. Здесь некогда, видимо, было болото. Чувство покинутости и тишины. Для меня — подлинно китайское чувство.

 

Познакомилась с Чером на одной из первых тусовок. Он писал стихи в японском стиле. Как сторонница китайской культуры, для которой японская лишь ветвь, спорила с ним. Мы очень приятно беседовали. У Черов иногда появлялся старый человек Лорд. Отчаянный враль и прохиндей на самом-то деле. Лорд неплохо играл на гитаре и умел создать вокруг себя мистическую атмосферу. Говорили, что он даже знаком с Гребенщиковым.

 

Мы с Аленой заваривали лаврушку для того, чтобы не залететь (Алена особенно тогда об этом беспокоилась, у нее случилась неприятная связь). Я пила этот напиток в основном за компанию. Алена вспоминала свою первую любовь — новосибирца Колю Гнедкова, музыканта. Я, под ее влиянием, начала вспоминать свою первую любовь. Так и решили поехать в Энск. Уезжали от Чера, недовольного нашим планом, утром, в августе, в дождь. Ехали трудно. На первой же электричке попались контролерам, и нас высадили.

 

Ночью первого же дня оказались под Рязанью. Водитель слегка нас покормил. Денег было минимум, в сумке — круглый ржаной хлеб.

Четверо суток, днем и ночью, не останавливаясь на ночлег (у нас не было ни палатки, ничего, нужного для преодоления такого расстояния), обросшие грязью, мы шли.

Можно сказать, что на водителей нам везло. Мы старались петь, рассказывать интересные истории, помогать. Неприятных случаев было сравнительно мало.

 

— Мадонна! — гудел здоровый пацан, у которого в соседней машине ехала невеста. Грозили настоящие неприятности. Но как-то миновали нас. Мы пели песни БГ и молились.