обеспечивая острову связь с внешним миром и доставляя новости быстрее, чем кто-либо мог вообразить. К сожалению, в один из дней по радио на «Хансе Эгеде» передали печальные новости: 15 сентября умер друг Фройхена, профессор Вальдемар Йохан Дрейер, директор копенгагенского Зоологического сада. Незадолго до начала пятой Тулевской экспедиции Дрейер сказал Фройхену, что с радостью передаст ему свой пост, если Фройхен захочет. Теперь, желая скорее найти источник доходов, чтобы обеспечить Магдалене, Фройхен связался с Копенгагеном и предложил свою кандидатуру на пост директора. В другом сообщении он опроверг слухи о своей гибели в кораблекрушении на случай, если кто-то в Дании узнал эти слухи и встревожился.
«Ханс Эгеде» вошёл в порт Копенгагена 27 сентября 1924 года. Фройхен стоял на мостике, и над головой его вереницей полоскались на ветру цветные сигнальные флаги. Капитан хотел устроить ему торжественную встречу, но Фройхен был не в том настроении. Он вернулся в Данию, потому что его нога требовала лечения, – иначе он бы остался на Севере. Экспедиция продолжалась без него, он уже наверняка многое пропустил. Позже Фройхен признавал, что в Европе ему не хватало уникальных привилегий, которыми он пользовался в Арктике, особенно тогдашней привилегии белого человека. «В Гренландии я был и торговцем, и чуть ли не феодалом, – писал он. – Мне должны были подчиняться, и моё слово было закон. Даже самые пустяковые мои замечания передавались из уст в уста, словно величайшая мудрость». Признание это было честное и безыскусное и, возможно, удивило бы кого-то, кто знал Фройхена лично. Фройхен часто критиковал чужаков, которые бессовестно пользовались своим влиянием в Гренландии, особенно чиновников и служителей церкви. Но это не значило, что та же самая власть не манила его.
Пока на «Хансе Эгеде» готовились бросить якорь, к кораблю подошло маленькое судно, битком набитое репортёрами. Взобравшись на борт, они окружили Фройхена с блокнотами и фотоаппаратами и засыпали его вопросами. Когда интервью закончились, журналисты последовали за ним на причал, чтобы заснять встречу Фройхена с родителями и дочерью Пипалук, которой уже исполнилось шесть. Один репортёр Politiken написал, что её смешанное происхождение делает её похожей «на маленькую японку». Любопытно, что и мать Пипалук в бытность её в Дании тоже часто принимали за азиатку[22]. Фройхен, конечно, расчувствовался: он не видел дочь с её трёхлетнего возраста. Она же, без сомнений, смутилась и не узнала человека, который был её отцом и который присутствовал в её жизни только на фотографиях и в рассказах дедушки и бабушки. И тут вдруг он появляется во плоти и легко подбрасывает её в воздух, как тряпичную куклу.
«Батюшка так скверно пахнет!» – воскликнула она, видимо, имея в виду толстый свитер, который Фройхен носил не снимая уже давным-давно. «Она, пожалуй, была права, – писал он позже, предполагая, что она никогда бы так не сказала, проведи детство в Гренландии. – Похоже, цивилизация уже поработала над ней, моей полуэскимоской, которая была ещё так мала». Несмотря на то что Пипалук родилась в его любимой Гренландии, сейчас она была продуктом датского воспитания – как и хотела её мать.
Фройхен вгляделся в толпу, ища глазами Магдалене. Когда он наконец заметил её в отдалении, ему показалось, что она прячется. Встретившись глазами с Фройхеном, она стеснительно прощебетала приветствие и упорхнула. Фройхен наскоро ответил на вопросы репортёров и поспешил покинуть порт, отправившись на поиски Магдалене.
Оказалось, что Магдалене с радостью принимает его предложение. Правда, она расстроилась, узнав, что Фройхен не получил места директора Зоологического сада. На должность претендовали 800 кандидатов, и, хотя Фройхен оказался одним из двух финалистов, предпочтение всё же отдали другому. Магдалене искренне говорила, что беспокоится, как Фройхен будет обеспечивать семью. Тот уверил её, что следующее его занятие обеспечит им более спокойную жизнь, чем та, которую он вёл все свои взрослые годы. «Мне нужен глушитель, который сделает меня тихим и мирным человеком», – писал он ей (трудно сказать, понравилась ли Магдалене автомобильная метафора). Сейчас Фройхен может так говорить – в трудное время, в начале новых отношений. Но каждый, кто знал Фройхена, усомнился бы, что он выполнит своё обещание. Жизнь его до сей поры была далеко не спокойна.
После долгого драматического ожидания и арктических приключений помолвка Фройхена и Магдалене разочаровывала своим скромным масштабом. Виной тому была бесконечная бумажная волокита, которой Фройхена подвергла датская бюрократия.
– Господин Фройхен, прежде вы были женаты? – спросил его чиновник, заполняя бесконечные формы.
– Да.
– Свидетельство о браке, пожалуйста.
Фройхен объяснил, что в Туле браки не нужно заверять документами, так что у него нет никакого свидетельства о браке. Нет у него ни свидетельства о смерти, ни заключения врача, ни церковного заключения, ни показания свидетелей. Бестактные вопросы чиновника ранили его в самое сердце: ему доказывали, что брак его с Навараной был не настоящий. Эта женщина, которую он так любил, словно бы и не существовала для датской бюрократии, потому что не оставила после себя кипу официальных бумаг.
Когда закончились вопросы о Наваране, Фройхена стали спрашивать о других предметах.
– Есть у вас дети?
Да, у Фройхена были дети, но документами на них он тоже не располагал. В конечном итоге это и забросило его обратно в Данию: Фройхен был небрежен в бумагах, и потому его уволили с фактории.
Вопрос можно было закрыть, только если Фройхен «признает», что жил во грехе и прижил детей вне брака. Он признал это – конечно, удобства ради, а не по зову совести. Тут возникло новое затруднение: оба его ребёнка родились до 1921 года, когда округ Туле ещё не принадлежал официально Дании, так что технически они не являлись датчанами. Этот вопрос, однако, тоже был закрыт, когда Фройхен «усыновил» своих собственных детей. Это был длинный, сложный и унизительный процесс.
22 ноября 1924 года, когда волокита наконец закончилась, Петер Фройхен и Магдалене ван Лауридсен поженились. Венчание состоялось в церкви в Вайене, неподалёку от Копенгагена, за ним последовал пышный приём, который обеспечила богатая семья новобрачной. Отец Магдалене Йоханнес ван Лауридсен управлял Датским центральным банком. Прежде он владел прибыльной фабрикой по производству маргарина, которая теперь перешла к брату Магды Олаву. По иронии судьбы Фройхен, так не любивший высшее общество за лицемерие и глупые правила этикета, женившись на Магде, сам вступил в него. Происходили ли во Фройхене какие-то перемены? Возможно. Он даже попытался удовлетворить тонкий вкус новых родственников, попытавшись перед свадьбой сбрить свою дикую косматую бороду. Этого, впрочем, у него не вышло: его кожа всё ещё слишком страдала от обморожения. Возможно,