в бинокль стадо карибу. Вот только, прищурившись, он углядел, что это были и не карибу вовсе, а группа путешественников. «Они показались нам странными, – писал он. – Были совсем не похожи на людей, которых мы видели прежде». Оказалось, они набрели на голодающих инуитов. «Лица у них были осунувшиеся, глаза глубоко запали, – вспоминал Фройхен. – Они толком не носили одежды – кутались в отвратительное тряпьё и были все покрыты грязью».
Обменявшись приветствиями, один из инуитов объяснил, что изначально их было 25 человек, а теперь осталось двенадцать. Они пострадали от тех же бедствий и дурной погоды, что и Фройхен с товарищами.
Голодные путники с радостью приняли скудную пищу, которую им смог предложить Фройхен. В обмен они дали путникам патроны, ножи и швейные принадлежности: как раз их гренландцы потеряли в заливе Ланкастер. Фройхен с товарищами сочувствовали чужакам, но и побаивались их. Некоторые подозревали, что оставшиеся двенадцать инуитов выжили, питаясь плотью мёртвых: такое тяжкое преступление могло обрушить гнев духов и на тех и на других путешественников. Но узнав чужаков получше, они отбросили подозрения. И хотя путешествовать малыми группами было безопаснее, особенно когда не хватало дичи, всё-таки дальше решили идти вместе.
Когда градус общего страдания достиг рекордных показателей, Фройхен решил вернуться в Понд-Инлет и попросить помощи в отделении Королевской канадской конной полиции. Вот только один он идти не хотел, поэтому взял с собой молодого человека из встреченной группы по имени Мала, который был здоровее своих товарищей.
Отправившись в путь, они неделю брели по густой серой грязи бездорожья. Вскоре грязь облепила их с ног до головы, они даже спали в ней, положив голову друг другу на костлявые бёдра. В часы бодрствования влажная земля липла к ногам, кожаные сапоги набухали и разваливались. Через одиннадцать дней из еды у них остались только несколько куропаток, кроличий навоз, редкие пучки травы да камнеломка. Несколько раз Фройхену приходила мысль, не сдаться ли и не умереть ли прямо здесь, но он вспоминал о Магдалене и детях и отбрасывал тоскливые думы. Нога его к этому времени превратилась в «ужасное, хлюпающее кровавое месиво».
Несмотря на ужасные условия, Мала ещё мог смеяться, хотя это и был завывающий смех сумасшедшего. Услышав его, Фройхен решил, что малый бредит, и спросил:
– Что смешного?
– Ведь можно же подумать, – отвечал Мала, – что вот человек пережил тяжёлое время – и тут же наживает себе худшее, ещё от первого не оправившись.
Путники наконец добрались до низких зелёных холмов. Неподалёку тихо журчал ручей, и сердце у них забилось как бешеное, едва они завидели карибу. Увы, животные почуяли их запах и бросились наутёк, пока люди возились с винтовками. Путешественников постигло разочарование, но они утешали себя тем, что на этой плодородной земле наверняка найдётся другая дичь. Тут в метре-другом от них приземлилась куропатка, и Фройхен на сей раз готовился к выстрелу осторожно и методично. Он едва не касался птицы дулом, когда наконец выстрелил и снёс птице голову. Двое путешественников уничтожили остаток птицы, подкрепившись достаточно, чтобы двигаться дальше.
Через два дня они достигли морского берега и заметили тюленей, которые развалились на солнышке прямо у воды и радостно лаяли. Время от времени один из них нырял под воду, как маленькая подводная лодка. Для изголодавшихся людей вроде Фройхена и Малы вид загорающих тюленей был что рассвет после долгой тьмы, что торжественный звук труб. Однако у них оставалось всего четыре пули, и впустую тратить выстрелы было нельзя. Фройхен приметил самого жирного тюленя и через несколько часов подполз к нему близко, насколько мог, переправившись через многочисленные лужи талой воды и промочив одежду. Каждый раз, когда тюлень погружался в дремоту, клюя носом, словно старик на крыльце, Фройхен приближался к нему ещё на несколько метров. Наконец он подобрался достаточно близко, чтобы прицелиться, но у него так дрожали руки, что он чуть не выронил винтовку. Фройхен успокоился, закрыв глаза и сделав несколько медленных, глубоких вдохов, словно снайпер перед самым трудным выстрелом в своей карьере. С каждым выдохом Фройхен выпускал наружу облачко пара. Вскоре словно впал в какой-то транс, и эйфория заполнила его сердце: он вдруг почувствовал, что больше не боится смерти. «Если я убью тюленя, мы выживем, если нет – погибнем», – вспоминал он свои тогдашние мысли. Странно, но от них прошла дрожь.
Выстрел Фройхена разорвал тишину. Фройхен услышал, как бросился по лужам к нему Мала, и сам пустился бежать к туше животного. Мала припал к отверстию от пули и принялся пить кровь, а Фройхен вскрыл череп тюленя и вынул мозги: перемешанные с жиром, они быстро придавали энергии. Закончив с «первым блюдом», путешественники отрубили от туши по куску, сломали куст вереска, развели костёр и пожарили мясо на плоских камнях, сложенных прямо у пламени. Растопленный жир забурлил, стал жёлтым и хрустящим, и запах его казался восхитительным. «Ничего вкуснее в жизни не ел!» – писал Фройхен.
15 июня путешественники добрались до Понд-Инлет. Фройхену оставалось только ждать: корабль «Сёкоген» должен был прийти к 1 августа, на нём он отправится на помощь товарищам, а потом они вместе вернутся в Туле. Фройхен собирался заехать за Мекусаком и отплыть с ним на «Хансе Эгеде» в Данию: там он сможет наконец вылечить ногу. Он надеялся, что Магда будет ждать его в порту – и ответит ему согласием.
28. «Сердце подсказывало мне»
Пока Фройхен пропадал в Канадской Арктике, о нём ходили странные слухи – в основном о его гибели. Люди говорили, что он попал в кораблекрушение и что его раздутое тело вынесло на берег. Когда Фройхен добрался до Гренландии и ступил на борт «Ханса Эгеде», моряки радостно приветствовали его. Фройхен, должно быть, виделся им кем-то вроде кошки о девяти жизнях, из которых пять или шесть уже потрачено.
Обратная дорога в Данию была печальна. Фройхен не сумел забрать Мекусака из Туле: из-за дурной погоды кораблю пришлось отклониться от курса и зайти в Упернавик, и Фройхен был вынужден оставить сына в Гренландии. Нужно будет либо возвращаться за ним в Туле в следующем году, либо послать кого-то за мальчиком весной. Так или иначе, это отдаляло их встречу, которой он так ждал. Переживал Фройхен и о том, как встретит его Магдалене. Согласится ли она выйти за него замуж? а если да – как он обеспечит жену?
Пока длилось плавание, Фройхен воспользовался шансом покопаться в новом корабельном радио. Устройство показалось ему тогда «фантастическим». Похожие появлялись и в Гренландии,