и после него тебе легче будет тужиться. Примешь?
– Да, – прохрипела Сию.
Денаг еще в молодости открыла, что млечный сок одного редкого цветка, смешанный с определенными травами, притупляет все ощущения. Сию выпила его, обмякла и навалилась на Тунуву, позволив Денаг запустить пальцы внутрь. Та сосредоточенно хмурилась.
– Да, лицом вперед, как я и думала, но смотрит в сторону живота. Великая удача. – Она выдохнула. – Ну, малыш, не надо так упираться, мир тебя заждался.
Сию беспокойно забормотала. Денаг наконец убрала руку – Сию как раз начала приходить в себя.
– Тува, поверни ее на бок, – попросила Денаг.
Тунува повиновалась. Что бы там ни сделала Денаг, это помогло: еще две потуги, и ребенок наконец вышел.
– Все, – объявила Тунува, и Сию расплакалась от облегчения. – Ты прекрасно справилась.
Раздался тихий крик. Тунува помогла Сию добраться до козетки, и Денаг поднесла ей ребенка.
– Вот она, Сию. Новая воительница, – сказала повитуха. – Мать гордится тобой.
Сию, удивленно моргая, с любопытством разглядывала лежащую у нее на груди новорожденную. Трудно было сказать, кто из них более потрясен.
– Спасибо тебе, Тува, – шепнула она. – И тебе, Денаг, спасибо.
Тува улыбнулась сведенными губами.
«Вот он, Тува. Вот он».
Воздух комом встал в горле.
– Денаг, – сказала она, – я выйду. Позаботься о них пока.
Денаг что-то ответила, но до Тунувы дошел только слабый гул, какой слышится в раковине. Она вывалилась в коридор, вдохнула вместо запаха родов аромат свежего хлеба и цветов. Голова была тяжелее наковальни.
– Тува.
Она подняла голову.
К ней шла Эсбар с Лалхар, за ними – остальная семья, готовая заново принять Сию в свои объятия. Полосатый ихневмон принюхался.
– Тува… – Эсбар обняла ее. – Прости.
– Ты почему не пришла? – устало спросила Тунува.
– С Сагул случился обморок. – Эсбар заглянула ей в лицо. – С Сию все хорошо?
– Да.
От усталости Тунува едва соображала. Коснувшись щеки Эсбар, она оставила на ней легкий кровяной след.
– Иди к ней, Эс.
Тунува прошла дальше, по пути погладила Лалхар. Ихневмон лизнул ей локоть.
Едва скрывшись из виду, она пустилась бегом. Спотыкаясь на ступенях, добежала до своей солнечной комнаты и нырнула в открытую дверь.
На балконе упала на колени, выпустив наружу вопль, который бился в ней все эти часы. Впервые за много лет она дала выход боли, выплеснула ее.
Теперь она не тонула в горе. Нет, она плыла в нем, купалась в нем. Она пила его, как горькое вино, оставляя лишь малую долю своей души свободной для дыхания. Она снова видела его: мягкую головку, веки; хватающие ее за палец прекрасные пальчики, первую улыбку. Она с криком сжала ладонями лицо, заблудившись в муке воспоминаний.
«Прости».
– Тунува?
Она подняла полные слез глаза. Канта, нежданная гостья, сидела рядом.
– Канта, тебе здесь нечего делать, – сдавленно проговорила она.
– Прости. Я видела, как ты пробегала мимо, и… мне показалось, нельзя тебя так оставлять. – Канта смотрела на нее с мучительной печалью в глазах. – Мне так жаль, Тунува. Нет ничего больней, чем потерять ребенка.
Тунува уставилась на нее.
– Откуда? – прошептала она. – Как ты узнала?
– Я просто знаю, – помедлив, ответила Канта.
Тунува хотела заговорить – не сумела. И сказать было нечего. Канта обняла ее, и Тунува горько расплакалась на плече незнакомки, словно знала ее всю свою жизнь.
32
Восток
В закрытом от ветра Дождевом павильоне рано сгустились сумерки. Думаи в теплой прихожей писала матери о своем путешествии. Слова выбирала осторожно – она не сомневалась, что речной хозяин читает всю ее переписку.
Снаружи за ширмами жались к жаровне ее служанки, читая друг другу отрывки из «Воспоминаний о Севере» – записок сепульского путешественника, уплывшего с Востока за неведомые глубины Бездны. Даже Япара наскребла в себе интерес к его рассказам, полным снежных медведей и поющих льдов.
Скоро станет круглой луна. Тогда вернется Фуртия, с ее приходом Думаи собиралась оставить за спиной все мысли о придворной жизни. Ее первый долг, долг певицы богов и принцессы, – служить роду драконов. Она будет помогать Фуртии столько, сколько будет ей нужна.
Чем бы ни были темные камни, она угадывала в них опасность пострашнее Купоза.
«Подземный огонь становится слишком горяч слишком скоро».
Мысль болью копилась подо лбом. Думаи несколько дней снилась безликая тень, и наяву она оставалась словно вырезанной на веках. Наверняка этот сон как-то связан с предстоящим делом.
– Думаи.
К ней на циновку подсела Осипа.
– Девушки еще не зашли? – спросила ее Думаи.
– Госпожа Имво на крыльце. Думаю, ей можно верить, а все же будем говорить потише. Что до остальных, я послала их принести мне добрую горсть ягод-невидимок.
– Каких еще невидимок?
– Я их выдумала. Сколько-то времени они проищут.
Думаи улыбнулась.
– Мне тревожно отлучаться, – призналась она. – Оставлять отца без защиты.
– Тебе не приходится выбирать, ты призвана божеством – однако же, исполняя волю богов, ты и семье поможешь. Так или иначе, тебе придется побывать у королевы Сепула, объяснить, зачем явилась. Едва ли ее обрадует незваная чужая принцесса, рассекающая небо на драконе.
То же самое сказал Думаи император Йороду. «Мы довольно давно не обменивались с Сепулом официальными визитами, и зрелище пробудившегося дракона может их обеспокоить. Прежде всего отправляйся в Мозом Альф, извести королеву Аркоро о своих намерениях. Предостереги от затаившейся в ее землях угрозы».
– Постарайся заручиться ее дружбой, – говорила Осипа. – Приобретя союзников и сторонников вне этих берегов, ты ослабишь влияние Купоза и усилишь семью.
– Я постараюсь.
С крыльца в прихожую вошла госпожа Имво. Эта тихая и кроткая музыкантша принадлежала к клану Эрапози.
– Ваше высочество, – сказала она, – простите, что помешала, но дочь речного хозяина просит ее принять.
Думаи и Осипа обменялись долгими взглядами.
– Не надо, – предостерегла Осипа.
– Мне нужно знать, чего она хочет.
– Я ни при каких обстоятельствах не оставлю тебя наедине с этой женщиной после тех стихов.
– Прошу тебя, Осипа.
Осипа поджала губы.
– Скажу охране, чтобы держались поближе, – наконец решила она.
Она вышла, а Думаи вернулась к письму. На сей раз она не потеряет головы.
Когда ширма отодвинулась, на нее пахнуло мореным деревом и абрикосом. Странная смесь ароматов – драгоценное с обыденным, море с садом…
– Что такое, госпожа Никея? – Думаи продолжала писать. – Если пришли с угрозами, говорите короче. У меня сегодня мало времени.
– Принцесса, я никогда вам не угрожала. Поэзия всего лишь поэзия, – возразила Никея. – Позволите мне сесть?
– Нет.
– Тогда перейду прямо к делу. Ваш друг с горы… вы в самом деле думали, что я не узнаю его лица за новым нарядом?
Думаи наконец подняла глаза.
Никея стояла ближе, чем она думала, – стояла, сложив руки на груди. На ней была охотничья куртка – алый, расшитый серебром шелк; в разрезы ниже плеч выглядывала темная ткань сорочки. Смелый наряд для двора, где почти не носили красного. Ветер растрепал ее волосы и зарумянил щеки.
При прежних их встречах Никея выглядела воплощением чистоты. Теперь в ней проглядывало что-то дикое.
– Его приметил и речной хозяин. Как прекрасного лучника, – легко продолжала женщина. – Собственно, отец подумывает дать ему повышение. Возможно, переведет на северное