бы различить отсвет тревоги в прозелени его глаз.
Разогревшись несколькими привычными движениями, юноши начали сшибку. Вокруг них, молодых, но уже показавших себя и в отъезжем, и в ратном поле, постепенно стали собираться отроки и детские, а поединщики не замечали ничего вокруг. Меч Ивара мелькал перед лицом, и Бьярки распалялся всё сильнее, а снисходительная невозмутимость названного брата лишь разъяряла. Пот стекал по лицу боярина, и он с досадой ощутил, что казавшиеся раньше лёгкими удары не даются, а мышцы утратили былую силу. Бьярки словно тянулся по привычке за верным ножом, но не находил его на положенном месте.
Проклятье!
Ивар незаметно перебросил меч в шуйцу.
— Не смей! — прорычал Бьярки, закусывая губу и набрасываясь на друга градом новых ударов, выматывающих, но почти бесплодных.
Власть над собственным телом утекала как вода сквозь пальцы вместе с необходимой осторожностью. Зрители притихли, замечая, что потешный бой перерастает в настоящий, и рядом с борцами вырос долговязый Борзун, готовый вмешаться при первой надобности.
Оба имели почти одинаковый рост, но княжич был крепче и гораздо шире в плечах гибкого поджарого Бьярки. Сила одного и ловкость второго обычно уравнивали их в бою, но нынче Судимирович видел свою слабость и оттого дрался особенно отчаянно. Ивар оставался внешне бесстрастным, но из-под налобной повязки вниз по вискам сбегали тонкие струйки пота. От взмокших на спине и груди рубах валил пар.
Бьярки всё-таки удалось достать побратима, и только когда на плече княжича заалело пятно, жадно расползающееся по белому полотну, он остановился, быстро моргая. Его впервые в жизни замутило от вида крови.
Трясущейся рукой отбросив в сторону меч, боярин развернулся и пошёл прочь через строй безмолвно расступившихся отроков.
Ивар нашёл Бьярки в оружейной клети. Он сидел на полу, привалившись к упёртому в стену круглому щиту. Княжич опустился рядом.
— На, — он сунул побратиму в руки крынку с молоком. — Что в трапезную не пошёл? На тебе скоро мяса совсем не останется.
Бьярки посмотрел на Ивара, виновато находя пятно уже засохшей крови, просочившейся даже через надетую позже верхницу.
— Пустое, — махнул рукой заметивший его взгляд княжич. — Зажило уже всё. Что с тобой, Медвежонок? За что ты на меня взъелся? Облегчи душу, не держи на сердце. Словно червь тебя точит, с лица и тела спал, скоро люди узнавать перестанут.
Бьярки отставил нетронутое молоко в сторону и пристально посмотрел на друга.
— Ты зачем девке голову морочишь? — наконец спросил он, понимая, что пути назад не будет.
Ивар некоторое время удивлённо взирал на побратима, слегка наморщив лоб, а потом тихо рассмеялся, покачав головой.
— Ах, вот оно что. А я думал, показалось. Думал, она тебе не люба.
— И не люба, — повысил голос боярин, словно отказываясь замечать взлетевшие брови и стиснутые от сдерживаемой усмешки губы Ивара. — Отец велел присматривать за ней. Ты что затеял? Другой не мог найти, или Добравы тебе мало?
— А когда ты её в деннике зажимал, тоже присматривал? — усмехнулся княжич уже без дружелюбия.
Бьярки скрежетнул зубами.
— Помрачилось у меня в голове от похоти, будто не знаешь, как оно бывает, — зло процедил он. — Другое дело, кабы я это задумал да туда её сам заманил.
— А что ж, я, по-твоему, заманиваю? — Ивар холодно прищурился.
— Зачем приезжаешь? Зачем смотришь? Разбередишь девке сердце, позабавишься, да и бросишь. — Голос Бьярки больше не звучал воинственно. Он весь поник, сдаваясь, признавая своё поражение, и Ивар смягчился.
— Я видел, что ты к ней неровно дышишь, но, чтобы так, не знал. Я бы не стал… — неловко замолчал княжич, упирая взгляд в сомкнутые руки.
— Как, так? — резко взметнув голову в его сторону, враждебно спросил Бьярки.
— А так, что весь высох. Будет тебе, Бьярки, не малое чадо, — с раздражением добавил Ивар, поднимаясь. — Зазнобила тебя девка, признай уж. Сказал бы сразу, я б в её сторону и не взглянул. Было б ещё, на что глядеть, — скривился он.
— А не на что, зачем тогда привабливал? — с горечью спросил боярин, даже не отрицая слов друга.
— Со скуки, — коротко ответил княжич, не глядя на Бьярки. — Больше не стану. Забирай свою красну ягоду, любись.
Бьярки мрачно усмехнулся.
— Нет, Ивар. Наваждение это какое-то. Морок. Не может мне такая прийтись по сердцу.
Княжич только покачал головой.
— Я не желаю, чтобы промеж нами встала девчонка. Это — самое жалкое, что может произойти между двумя мужчинами. Морок, не морок, а нет сил смотреть на тебя, прозрачный стал, что вешняя льдинка. Сухая любовь только крушит. Или забудь, или возьми её.
***
— Возьми её, — упрямо повторила Славута, прикладывая нарядную красную рубашку к Гнеде. — Мне такую уже не надеть, а тебе в самый раз придётся.
— Спасибо, — приняла подарок девушка.
Гнеда была полна отчаянного желания нарядиться в лучшее, чтобы назло всем показаться — со своей грубой и смуглой кожей, слишком маленькими и чёрными глазами, детской грудью и жёсткой косой. Да, она не была ни знатной, ни красивой, но Стойгнев смотрел на неё, а Бьярки…
Гнеда споткнулась на мысли о юноше. Неужели он говорил правду? Про приворот и… Девушка никогда и подумать не могла, что Бьярки испытывал к ней что-либо кроме неприязни. Его нападки были для Гнеды не внове: совсем так же вёл себя когда-то Завид. Но от младшего Судимировича и вправду исходило что-то иное помимо ненависти. Гнеда чувствовала тоску раненого зверя в его взгляде, но не могла и помыслить, что была причастна к этому.
Впрочем, времени на мрачные размышления не оставалось. Нынче на посиделках не было места ничему, кроме забав, игр и плясок. Свои уроки и девушки, и парни оставили дома, а в избу набилось столько народа, что все сидели впритирку друг к дружке, и даже Гнеда оказалась стиснутой с обеих сторон весёлыми соседками. Многие молодцы держали на каждом колене по смеющейся красавице, у дверей и на полу расположились дворовые, которых никто не гнушался в вечер коляды. Гнеда с радостью увидела неподалёку от себя разодетую Стороньку с подружками, которая лукаво подмигнула ей.
Помимо завсегдатаев, примелькавшихся Гнеде и которых она различала по именам, здесь появилось немало и совсем новых лиц. Добрава и Звенислава, сидевшие в середине, сделались первыми участницами и заводилами любой игры, зато многих