жировика тени.
Он разрешал себе постыдные несколько мгновений, в которые, оставаясь незамеченным, с другого конца усадьбы смотрел, как Гнеда играла с детьми в лапту, и её мягкий смех посылал волну мурашек по спине.
Когда она, обмотавшись платком так, что открытыми оставались лишь глаза, чесала лён с дворовыми девками, Бьярки заставлял себя думать, какие у Гнеды, должно быть, мозолистые и грубые руки, но вместо этого нечаянно вспоминал бархат её щеки и чувствовал, как не брезгливость, а нечто совсем иное накатывало на него, встревая в горле, не позволяя вдохнуть полной грудью.
Юноша избегал встречаться с ней, особенно в конюшне, но всё-таки иногда в денник Гуляя до него доносился звук скребницы, шуршащей по гладкому лошадиному боку, и ласковый шёпот, которым она разговаривала со своим вороным, заставлял сердце сжиматься в необъяснимой тоске.
Бьярки ловил себя на мысли, что, когда он был занят однообразным делом, его думы неизменно возвращались к Гнеде. Он вслед за Иваром против воли с восхищением размышлял о том, сколько же мужества должно было быть запрятано в этой невеличке, чтобы позволить пуститься в одиночку в такую дальнюю, опасную дорогу. Чтобы осмелиться сунуться на двор его отца. В конце концов, чтобы принять бой с мужчиной. Одновременно подозрения Бьярки лишь усиливались. Слишком много здесь было необычного и странного, чтобы поверить, будто девчонка пришла в Стародуб случайно.
Но нечто иное терзало Бьярки ещё сильнее. Между вахлачкой и Иваром что-то происходило.
Она смотрела на побратима, и её взгляды заставляли кровь в жилах Бьярки стыть от необъяснимой ярости. А ещё хуже было то, что Ивар отвечал ей. Это были короткие, тайные взоры, но Бьярки видел, как нежный румянец заливал щёки девушки, как блестели её очи, когда она поспешно отводила их, как еле приметная улыбка блуждала на её губах ещё долго после встречи с княжичем.
Неужели у неё хватило наглости даже подумать об Иваре? Как она, эта мужичка, эта лапотница, смела? Но, к ужасу Судимировича, Ивар не только не поставил девчонку на место, а вместо этого стал чаще наведываться в усадьбу. Бьярки чувствовал себя преданным. Появление друга больше не вызывало у него радости, лишь подозрение и злость. Юноша был противен сам себе, но не мог ничего поделать со жрущим изнутри чувством, не дававшим дышать, названия которому он не ведал.
Бьярки пробовал одёргивать себя, напоминая, что она — просто девчонка, далеко не первая у его друга, но это не помогало. Ивар снова отнял её, как тогда, в той затерянной деревеньке, где они отстали от охоты в канун Солнцеворота. Где же теперь были его отповеди? Разве она перестала быть бедной сиротой под опекой Судимира? Или вся разница состояла лишь в том, что к Ивару, в отличие от Бьярки, она шла добровольно?
Душу молодого боярина раздирали постыдные, недостойные мужчины муки, о существовании которых он и не догадывался раньше. Бьярки умолял отца взять его с собой в полюдье, только бы оказаться как можно дальше от этих двоих, но Судимир отказал, велев защищать дом и оставаться подле княжича. А словно чтобы сделать его жизнь ещё более невыносимой, боярин завещал сыну присматривать за Гнедой.
***
Снег больше не таял и лёгким покрывалом лежал на заснувшей до весны земле. Ночи становились темнее и непрогляднее, и последние краски исчезли из мира, сделавшегося чёрно-белым, словно пепелище отгоревшего поминального костра осени.
С отъездом князя Гнеда могла вздохнуть спокойнее, и чувство вины немного ослабило свой гнёт. Когда весь город собрался, чтобы проводить своего правителя в долгий путь, девушка впервые увидела Войгнева. Даже издалека сходство между отцом и сыном бросалось в глаза, что только лишний раз напомнило Гнеде о том, насколько нездоровыми являлись её чувства к княжичу. Он был плотью от плоти её врага, и ничто не могло изменить этого.
Войгнев казался ровесником Судимира, но в нём не было крепости боярина. Гнеда заметила, что, несмотря на все попытки скрыть это, князь слегка прихрамывал, и девушка сомневалась, что без сторонней помощи он бы сам взобрался на коня. Ему, должно быть, тяжело давалась и езда, и только сотни глаз, обращённых на Войгнева, заставляли его прилюдно покидать город верхом, как подобало сильному воину.
Стойгнев был тут же, рядом с отцом. Во всем его теле чувствовалось напряжение. Он не отрывал глаз от Войгнева и, оттеснив стремянного, сам подсадил князя в седло. Войгнев был сдержан и лишь сухо кивнул сыну на прощание, и Гнеда невольно задумалась, была ли эта скупость чувств вынужденной или наедине с сыном князь держался столь же холодно.
Но вот слова прощания были сказаны, поклоны отданы, и поезд выехал за ворота. Стародубцы во главе с оставшимся блюсти княжескую волю посадником Лютом Рознежичем провожали своего правителя в строгой тишине, а лица княжеского отряда вторили им сумрачной суровостью.
Без Судимира в усадьбе стало тише и печальнее. Вышеслава была молчалива, Судислав, оставшись за хозяина, разрывался между домом и княжеским двором, и даже дети присмирели, чувствуя настроение взрослых. Но жизнь шла своим чередом, и постепенно все вернулись к обычным делам. Гнеда, повинуясь данному слову, по вечерам ходила на беседы, преодолевая неохоту и робость. И хотя она всё ещё не доверяла Звениславе, приветливость знатной боярышни существенно облегчала жизнь, и остальные девушки стали терпимее относиться к чужачке. Гнеде даже нравилось работать в своём уголке, слушая грустные и нежные песни и вполголоса подпевая им. Только в те дни, когда ближе к ночи являлись парни, девушка тихо выскальзывала из избы, не желая встречаться ни с Бьярки, ни тем более со Стойгневом, страшась ещё сильнее почувствовать свою неприкаянность и чуждость.
Так было и в этот вечер, когда в самый разгар очередной протяжной песни дверь растворилась и внутрь ввалилась весёлая ватага разрумяненных морозом юношей. Воспользовавшись всеобщим смятением и радостной суматохой, Гнеда, прихватив тёплый платок, вышмыгнула за дверь. Быстро слетев с крыльца, она попала на уже ставшую привычной тропинку, ведшую к выходу из усадьбы через небольшой яблоневый сад. Сюда едва доставали огни из окон, и изгибы тёмно-серых стволов причудливо преломлялись в скудном свете. Девушка услышала за спиной шорох, но, не отвлекаясь, поспешила дальше, решив, что кто-то просто опаздывал на посиделки.
Гнеда почти миновала рощицу, как вдруг остановилась, различив в стороне от дорожки две тесно стоящие тени. Девушка оказалась чересчур близко к ним, чтобы пройти дальше незамеченной, но, кажется, те были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на то, что творилось вокруг. Гнеда