Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После первых зарубежных гастролей у нас дома, можно сказать, не закрывались двери. Гости требовали рассказов о чужой, неизвестной нам жизни. Повторяться Паве быстро надоело, но Галя вошла во вкус и с удовольствием рассказывала о Павиной поездке, видимо переживая таким образом виртуальное участие в гастролях.
Большим успехом пользовался рассказ о поездке в город Злин, где находилась фабрика знаменитого чешского производителя обуви Бати. Батя уже эмигрировал, фабрика перешла в руки государства и пригласила московских кукольников на встречу с работниками предприятия. В программе был концерт фабричной самодеятельности, а затем спектакль гостей. Актеры оживились, социализм еще не отразился на качестве обуви, и все надеялись получить в подарок добротные батевские туфли. Когда московские гости приехали, их встретили русской народной песней:
Понапрасну, Ваня, ходишь,
Понапрасну ножки бьешь…
Актеры поняли все буквально и приуныли, но после спектакля каждому достались туфли на толстой каучуковой подошве в подарок. Артист К., которого в труппе считали стукачом и, естественно, не любили, обновил их и, уезжая из гостиницы, оставил в номере свои московские калоши. В Братиславе ему в гостиницу принесли посылку из Злина.
— Неужели ему еще одну пару прислали? — удивились коллеги. — Видимо, уже и здесь отличился.
Посылку развернули, в коробке оказались оставленные в Злине калоши.
Измученные дефицитом советские люди, командированные за границу, значительную часть свободного времени посвящали магазинам. Даже в странах так называемой народной демократии можно было успешно отовариться. Надо сказать, что Пава хождение по магазинам не переваривал и плохо ориентировался в том, как выгоднее потратить скудные командировочные. Поэтому он с удовольствием покупал за границей дорогие духи, что давало возможность сразу истратить значительную часть полученной валюты и быстро освободиться от неприятной обязанности. Тем не менее поездка за границу позволила всей семье приодеться, наше благосостояние несколько улучшилось. Этому также способствовал концертный номер с куклами, который Пава сделал вместе с Евой Синельниковой и Давидом Липманом и с которым они успешно выступали на концертной эстраде. Это была сатира на создание НАТО, довольно остроумная, хотя и полностью в русле политической идеологии своего времени.
Эстрадные концерты того времени были сборными, то есть номер с куклами мог следовать за балетным дивертисментом, а куклы сменялись фокусником или жонглером, который в свою очередь уступал место на эстраде вокалисту, и так далее. Паузы между номерами заполнял конферансье, который в меру своего таланта и чувства юмора развлекал публику, объявляя номер, комментируя происходящее на сцене и болтая всякий веселый вздор. Пародией на такие концерты и был спектакль театра Образцова “Обыкновенный концерт”, где в образе конферансье был узнаваем известный своими пошловатыми шутками Михаил Гаркави. Спектакль был поставлен в 1946 году, пережил десятилетия и объездил почти весь мир.
Конечно, бдительные цензоры из реперткома, то есть репертуарного комитета, в начале пятидесятых годов усмотрели в слове “обыкновенный” злостную критику советской эстрады, в результате чего спектакль стал называться “Концерт кукол”, а Сергей Владимирович Образцов перед спектаклем выходил на авансцену и, стоя перед ширмой, объяснял публике, что ей показывают пародию на отдельные недостатки, которые еще кое-где существуют на нашей эстраде. По мнению вышестоящей инстанции, если публике это не объяснить, она сама нипочем не догадается и может сделать неправильные выводы. Затем наверху решили, что название “Необыкновенный концерт” не будет дискредитировать советскую эстраду. Таким оно и вошло в историю театра.
Много лет домом театра, знаменитого на весь мир, было старое маленькое двухэтажное здание на углу улицы Горького и Оружейного переулка, напротив нынешнего агентства Интерфакс. Зрительный зал был крохотный, примерно на триста мест, поэтому билеты на спектакли театра не покупали, а доставали, но в стране тотального дефицита это было в порядке вещей. В этом здании я знал каждый уголок, и меня, как, наверное, и других театральных детей, знали все работники театра; мальчиком я приходил туда, как в родной дом, свободно проходя за кулисы и в музей, где можно было пользоваться замечательной театральной библиотекой. В 1970 году театр переехал в большое, выстроенное специально для него новое здание на Садовом кольце, но это уже начинались другие времена.
(Окончание следует.)
Воробьиная жизнь
Черных Наталия Борисовна — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в городе Челябинск-65 (ныне Озёрск) в семье военнослужащих. С 1987 года живет в Москве. Окончила библиотечный техникум, работала по специальности. Автор нескольких поэтических книг.
Арбат начинается
Еще во время учебы в библиотечном техникуме прогуливалась по Арбату. Меня увлекла его разнообразная жизнь. Вот фонарный столб, под ним сидит человек. Подходишь и видишь, что их там по меньшей мере десяток. На Арбате же, годом позже, познакомилась с Гришей Симаковым. Он осваивал семинар критики в Литинституте. Иногда Григорий читал на Арбате несоветские стихи и делал посильные поборы с граждан за чтение. Голос у него как иерихонская труба. Григорий читал Наума Коржавина, Вадима Делоне и щеголял книгами издательства “Ардис”. Он сам окликнул меня, тепло поздоровался. Так началось наше приятельство. То была зима 1988/1989. Я носила черное осеннее пальто на красной подкладке и называла его “генеральское”. Сверху надевала павловскую шаль, тоже черную, с маками. Обувь была осенняя.
В августе 1988-го мы шли по Арбату с Тарасом Липольцем, студентом Литинститута. Он искал место для концерта. Когда нашел, разукрасившись под панка, запел песни Егора Летова. Тогда я услышала “Оборону” впервые. И возможно, это было одно из первых исполнений “Обороны” на Арбате. Толпы, естественно, не собралось. И этот панк-грим был ни к чему, но в то время я этого понять не могла. Однако песни запомнились. Тогда же заметила несколько лиц, которые весной 1989 года увижу снова.
Мои первые арбатские знакомства — Хоббит, Марк Черный Ангел, Андрей Собака. И рыжий саксофонист, который через полгода умер. Он очень сильно напился светлым майским днем. Я подложила ему под голову вышитый джинсовый пиджак, остаток сестриного девичества. Пиджаком этим я хвасталась Собаке:
— Гляди что!
Собака качал головой:
— Цвяты!
Предупредил:
— Не оставляй пиджак, он тебе пригодится.
Пиджак все же остался под головой саксофониста. Саксофонист спал сладко. Осенью умер.
А пока играл на Арбате. Свои песни, на гитаре. Некая Психея Зинобия, с претензией на изящество, с цветочком, в панамочке, изображала мечту. Саксофонист морщился, но петь не прекращал. Песни были очень романтичные.
На Арбате концертировали Хоббит со стихами, которые все молодые тусовщики знали наизусть, Собака с песнями-притчами и яростный Дрон со стихами и сатирами. Изредка к этим концертам примыкал Вадик Степанцов. Дрон, или Андрей Полярный, раздавал сборники своих стихов. Этот человек знал немецкий и любил песни Егора Летова. Зрители-слушатели собирались довольно скоро. Затем толпа вырастала до пышного человеческого калача, всегда праздничного и нарядного. И тогда появлялась Алена — Дворцовый Переворот со шляпой. Она обходила всех и собирала посильное подаяние. Иногда очень неплохое. У меня, как и положено поэту, рука была тяжелая, и если шляпу брала я, сбор был небольшой.
Кроме Хоббита, Дрона и Собаки еще был добрый и большой пьяница Костя Седунов, поэт. Он повесился накануне Рождества, кажется, в 1990 году. Тогда же весной я познакомилась с Багирой, и вот как: сшила из черного бархата жилетку и расшила цветами. В первый же день, как надела, Багира у меня жилетку выпросила и не вернула. Я пожаловалась Собаке. Он посмеялся и велел больше так не поступать.
Собака вызывал тревожную симпатию, и я даже посвятила ему стихотворение. Он рассуждал о стихах: это как борщ. Вкусно или невкусно. Я ощущала себя молодым гением. Кроме меня, об этом не знал никто. Очень слышала будущие стихи, но была как немая.
Хоббит невысок ростом, черноволос и всегда будто улыбается. Забавно обращается: девка, любимская морда. Причем эта девка — выглядит как диука . Когда поправляет очки, волосы будто топорщатся. Собака невероятно высок, похож на индейца и рок-музыканта. Голос низкий, но изящный. Волосы длинные, блестят. Разговаривает очень мягко, будто легкомысленно. На самом деле весьма практичный человек. Именно Собака подсказал, где в Москве проходят подпольные концерты. Дрон был моложе, худ и светловолос. Недавно вернулся из армии и погружен в антивоенные настроения. Волосы летали вокруг его куполообразной головы, когда читал стихи. Очень похож на актера Анатолия Солоницына.
- Рука на плече - Лижия Теллес - Современная проза
- Другая материя - Горбунова Алла - Современная проза
- Дом горит, часы идут - Александр Ласкин - Современная проза