был учтен ОСЖИ. Или схожее свидетельство с красной стороны: 3 июня 1919 г., согласно воспоминаниям будущего советского маршала В.И. Чуйкова, мимо него по реке Каме проплыло два плота с виселицами. На первом было четверо повешенных, на втором пять[870]. Оба случая остались анонимными в отношении фиксации жертв белого террора.
Часто в документах комиссий ОСЖИ фиксировалось отсутствие данных о судьбе именно красноармейцев, констатировалось, что ряд лиц пропали без вести. При разборе материалов Лодейнопольской уездной комиссии ОСЖИ Ленинградской области это явление четко фиксируется[871]. Значимая часть указанных свидетельств была результатом карательной практики белых войск, однако в конечные итоговые цифры эти данные не вошли, как не полностью установленные.
Одной из таких практик, данные о которых практически не вошли в итоговые данные ОСЖИ, было попадание в плен, содержание пленных в концентрационных лагерях и отношение к ним противников. Несмотря на то что попадание в плен к белогвардейцам считалось комиссией Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции серьезным ущербом и высоко оценивалось в денежном эквиваленте при подсчете убытков, фиксировались подобные случаи редко. Свидетельства о пленении в районе активных действий Белой армии, к примеру, на Юге России, в претензиях граждан встречаются достаточно редко, хотя на этой территории находилось несколько крупных белых концентрационных лагерей, где содержалось до нескольких тысяч военнопленных.
Между тем, несмотря на то что свидетельства об ущербе от пребывания в подобных лагерях или же о гибели в них кого-то из близких в претензиях комиссией ОСЖИ по Югу России встречаются довольно редко, такая практика являлась одним из аспектов массового белого террора, развернувшегося на этой территории. По этой причине следует подробнее осветить этот аспект деятельности белых правительств, не отразившейся в должной мере в своде претензий, собранных ОСЖИ.
Помимо этого, тема белых концентрационных лагерей является показательной иллюстрацией отношения мирных жителей и к Белой армии, и к военнопленным, ведь лагеря преимущественно находились в черте населенных пунктов, и местные жители активно взаимодействовали с пленными и администрацией. Это может стать дополнительным отражением общей темы отношения простых граждан к белогвардейцам, которая масштабно раскрывается в собранных ОСЖИ документах.
Практика организации лагерей для военнопленных во время Гражданской войны была общепринятой и для Белой, и для Красной армий. Лагеря были составной частью террора двух воюющих сторон. Они создавались для концентрации пленных противников и врагов господствующего строя с целью использования их труда для нужд своего режима.
Основные принципы организации концентрационных лагерей и у Красной, и у Белой армий были схожими. В большинстве своем в лагерях оказывались идеологически неугодные действующему режиму граждане. Однако далеко не все попавшие в плен солдаты считались пригодными для заключения в концентрационные лагеря. Об этом может свидетельствовать инструкция по рассортировке и препровождению военнопленных, изданная на территории Всевеликого войска Донского в 1919 г. Согласно этому документу, в концентрационные лагеря попадали только шахтеры, рабочие и «забывшие присягу» воинские чины. Остальные же, к которым относились комиссары, агитаторы, командиры частей и все добровольно вступившие в ряды Красной армии лица, предавались военно-полевому суду на месте[872]. Тем не менее такой практики придерживались не все правительства, контролировавшие те или иные территории. И у белых, и у советских правительств считалось возможным отправить на фронт бывшего военнопленного, который пересмотрел свои взгляды и добровольно перешел на сторону бывшего врага.
Одной из ключевых функций концлагерей было запугивание населения, распространение страха и ужаса среди мирных граждан. Те, кто не попали в лагеря и наблюдали за ними со стороны, начинали вести себя гораздо лояльнее по отношению к действующей власти. Простых жителей одолевал страх за себя и своих близких. Таким образом, исключалась возможность даже малейшей оппозиции. Общество превращалось в безвольную, легко управляемую массу, которую без сопротивления можно было использовать в интересах установленной власти.
Началом формирования системы концентрационных лагерей для военнопленных на Юге России стал момент появления у Белого движения в этом регионе собственной территории летом 1918 г. До этого практика белых репрессий преимущественно сводилась к расстрелу захваченных в плен членов красноармейских отрядов и большевиков, а местные тюрьмы находились под контролем казачьих властей и не могли использоваться для нужд Белой армии[873].
С усилением военного противостояния между Красной и Добровольческой армиями число военнопленных красноармейцев постоянно росло. Их численность на территории Всевеликого войска Донского к 1 июля 1918 г. составляла 5000 человек[874], менее чем через полгода, в декабре 1918 г., – 6100 человек[875].
Необходимо отдельно отметить организацию специального концлагеря на Дону в конце осени 1918 г. Это был самый крупный белый концлагерь этого периода в указанном регионе. Он был создан первоначально согласно приказу № 1524 от 14 ноября 1918 г. как лагерь для красных военнопленных и сочувствующих советскому режиму в Чертково. Впоследствии приказом от 10 декабря 1918 г. лагерь был перенесен южнее, в Тарасовку (нынешний поселок Тарасовский), а еще спустя какое-то время – в создаваемый Азовский концлагерь.
Согласно распоряжению № 1749 от 10 декабря 1918 г. (старый стиль), все пленные Тарасовского лагеря делились на три категории. Первую категорию составляли комиссары, главари, матросы и самые неблагонадежные. Предполагалось предание их военно-полевому суду с передачей «оставшихся» в концлагерь. Во вторую категорию входили инородцы, шахтеры и вообще рабочие, в третью – благонадежные. Они также препровождались в концлагерь. «Разбивка пленных на категории должна производиться каждый раз назначенными соответствующим командующим фронтом офицерами с представлением от генерал-лейтенанта Теплова[876], которому для этой цели иметь во всех штабах фронтов по одному офицеру»[877].
По инструкции по рассортировке и препровождению военнопленных, разработанной на основании приказа по Всевеликому войску Донскому от 28 января 1919 г. за № 228, все военнопленные разделялись на три категории:
1) лица «интеллигентных профессий» и казаки, добровольно вступившие в ряды красных; комиссары, агитаторы, матросы, командиры частей; лица, совершившие уголовные преступления, и иногородцы (евреи, латыши и проч.);
2) шахтеры, рабочие, бывшие воинские чины, «забывшие присягу»;
3) насильственно мобилизованные и не проявившие активной деятельности.
Принадлежавших к первой категории военнопленных предавали военно-полевому суду на месте, второй – ссылали в концентрационные лагеря. Третья группа делилась на две части: изъявившие желание бороться с большевиками с оружием в руках и оставленные для тыловой службы в станицах прифронтовой полосы или для принудительных работ под охраной[878].
В дальнейшем, после того как Область войска Донского, ранее находившаяся под контролем режима донского атамана П.Н. Краснова, была взята под контроль войсками Добровольческой армии, произошло переподчинение и указанного концлагеря, который стал учреждением в системе концлагерей Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). В секретном перечне управлений и учреждений Добровольческой армии № 4 от 25 мая 1919 г. за подписью генерала Н.М. Киселевского[879] значилось пять концентрационных лагерей: в Азове, Новороссийске, Ставрополе, в Медвеженском и Святокрестовском уездах Ставропольской губернии.