и Наумбию вглубь посёлка. По дороге поимщики скинули капюшоны, и Олясин с неудовольствием узнал человека, что приставил ему лезвие к горлу — видел этого крупного лысого средь рудобоев. Второй, рябой мужичок с педантично выстриженной бородкой, пригрозил волшебнице стилетом:
— Только попробуй наколдовать… почую, кровищей твоею умоюсь! — его бегающие глаза поблескивали синим огнём, и Наумбия поняла: этот сразу почует.
Переулком пришли к тыльной стороне основательного здания под черепичной крышей. По другой стороне тянулись бревенчатые нюшни, густо пахло навозом и сеном.
Кудоракша крикнул кому-то за створку ворот:
— Снарик, фургон подгони!
Задержанных подвели к массивному зданию. Приоткрыли безликую дверцу, обитую жестью, поднялись по скрипучей лестнице в узенький коридор с вереницей облезлых дверей. Кудоракша отпер одну из них, и они вошли в помещение, напоминающее дешёвый гостиничный номер. Окно занавешено тряпкой, под ним столик с запятнанной скатертью, пара хлипеньких стульев, вдоль стен три кровати из досок. Но внимание Шноррел захватил старый шкаф в конце комнаты — угловатый, громоздкий, из тёмного дерева. Плотно закрытый, он тревожно напомнил о доме. О снах. О её странных снах.
Поимщики помогли им присесть, пристегнув руки к ножкам стульев чугунными кандалами. Кудоракша пристально смотрел, хрипло дыша искривившимся ртом.
— Значит, долгоживущая стерва вас всё-таки окрутила! — осуждающе пробасил он. — Ладно, хмырь глазастый хоть раз пригодился… мы поймаем и остальных, волшебный уже наверняка знает, где они. Но вы можете облегчить наши поиски… Гаффер, глаз с неё не спускай, — сурово потребовал он.
— Да знаю я, — огрызнулся мужик с бородкой. — Ей вообще не дано будет жить, если только попробует…
— Вот и лад. Все всё поняли. Где остальные, Олясин?
— Знать не знаю, мы разделились, — ответил Кэррот. Кудоракша кивнул.
— Штым, мизинец.
Приобнявший Олясина сзади Штым засопел и схватил его руку, зажатую кандалами. Отчётливо хрустнуло.
— Ах, дрянь! — выругался Кэррот. Морщась и глубоко дыша, он осведомился:
— Мне соврать, чтобы ты отстал?
— Дело твоё. И тело, — хохотнул Кудоракша. — Хочешь варгаться — будем варгаться. Пальцев много ещё… Давай безымянный!
В этот раз хруст был громче. Кэррот сжался от боли, на глазах выступили слёзы. Капитан с интересом вглядывался в него, почёсывая толстую щёку.
— Не, ты не бесстрашный. Ты непуганый… впрочем, можешь молчать. Нам колдунья подскажет, у ней сердце доброе. Посмотри, как она побледнела… дорогая Наумбия, только не дёргайтесь. Нам герои здесь не нужны, наша история прозаическая. Вам под силу спасти пальцы этого дурачка, лишь поведайте, где скрываются ваши чудные соратники?
Больше всего ей хотелось сейчас оказаться в родной тихой лавке с витражными окнами. Чтобы эта история стала лишь сном. Наумбия ничего не могла. Гаффер, высунув язык от нетерпения, буравил её синим взглядом. Стилет тускло блестел у лица.
— А вы жестоки, — хрипло бросил ей Кудоракша. — Штым, следующий!
В шкафу громыхнуло. Казалось, всё здание вздрогнуло. Стол подпрыгнул, с потолка посыпались мелкие крошки побелки.
— Ты?! — взвизгнул Гаффер. Его острый стилет завяз в воздухе, будто в смоле.
Дверцы шкафа с грохотом распахнулись. Комнату залило фиолетовое мерцание. Оно пахло озоном, сырой грязью и гниющими водорослями. Обернувшиеся Штым и Гаффер успели увидеть тонкие светящиеся щупальца, что опутали их и с неожиданной силой потащили в клокочущую неизвестность.
Увитый шевелящимися жгутами Кудоракша вцепился в рубаху Олясина. Кёрт вскочил вместе с треснувшим стулом, откинул башку и со всей накопившейся злостью шмякнул лбом в нос капитана. Тот охнул, схватился за лицо. И канул в лиловую темноту, из которой неслись ужасающие далёкие крики. В проёме мелькнули барахтающиеся ноги в казённых сапогах. Дверцы шкафа захлопнулись.
Наумбия, скорчившаяся на своём стуле, только через минуту открыла глаза.
— Это… кончилось?
— Что-то кончилось, — дипломатично ответил Кэррот. Он снял кандалы с ножек стула и стоял в цепях, как привидение. — Остаётся надеяться, что бедняги попали в какую-нибудь волшебную страну… Как ты здорово это со шкафом придумала!
— Это не я, — словно в детстве, пробормотала волшебница. Казалось, она разрыдается. — Если б я попыталась… придумать, этот гад бы мне горло проткнул, он активность ловил… Подсознание, снова… простите меня! Ну простите! Прости!
Кёрт Олясин склонился над ней в полумраке разгромленной комнаты, и из накатившей истерики волшебницу вывело изумление — до чего он был нагло доволен.
— Дорогая Наумбия, — сказал он, изображая басок Кудоракши. — Не извиняйся за то, что ты сильная!
Кёрт обшарил карманы плащей, оставленных поимщиками на вешалке. Там нашлась горсть монет, позолоченный компас, но ключей от оков не было. Стиснув зубы, Наумбия открыла замки телекинезом и осталась сидеть, обессилев, на стуле.
— Этот Гаффер хлестал маниак как водичку… готова поспорить, он утащил свою фляжку с собой, — простонала она.
— Зато у нас есть морковка! — отметил Кэррот, баюкая повреждённую руку. Мешки с продовольствием так невинно стояли в углу, будто и не случилось никакой жути! Но опасность ещё не миновала. Нужно вернуться к товарищам.
Они вышли из пахшей озоном и сыростью комнаты, аккуратно прикрыв скрипучую дверь. В переулке стояла повозка варгольской милиции. Возничий уставился на них с недоумением.
— Снарик, обратно отгоняй! — безапелляционно гаркнул ему Олясин. Они быстро свернули за угол и вышли на широкую улицу. Здесь было людно — здание оказалось постоялым двором с лаконичным названием «Мотыль».
— Заскочим в корчму, — предложил Олясин. — Вряд ли там подают маниак, но выпить не помешает. Особенно за счёт местной милиции!
Наумбия вдруг поняла, что не собирается спорить. Если там повстречаются стражники, она что-нибудь да придумает.
Постоялый двор принадлежал всё той же Груне: помпезный портрет хозяйки украшал и это заведение. В корчме собралось много народу, но никому не было дела до парочки путников: посетители громко судачили, что теперь будет с родимым Варголом.
— Эй, а чего стряслось, уважаемые? — спросил Кэррот, ожидая, когда им нальют.
— Ты не слышал? Вестовой давеча сообщил… — повернулся к нему седовласый старик с мутным взором. — Не стало кормильца-то нашего! Губернатор Флорк умер.
Они возвратились к лагерю на лесном холме в самое подходящее время: Костик дожаривал на вертеле подстреленного Фириэлью жирного зайца.
— Видали, как я придумал? — Батлер похвастал продвинутой системой костровых рогулек. — Вы чего такие растрёпанные?
— Они знали, что мы рядом, и встретили, — отвечал Олясин, осторожно стаскивая помятую льняную рубаху. — Просто не подготовились.
— Нас отслеживают? — встревожился Костик.
— Упоминали глазастого… — устало вздохнула волшебница, потирая синяки на запястьях. — Значит, и Вармазей где-то рядом. Мог за нами следить через реку или зрением птиц… волшебник он многоопытный.
— В любом случае надо смываться, — подытожил Кэррот. Потрясая перемотанной платком ладонью, он поведал товарищам, что произошло в селении.
— То есть вы там без нас в кабаке выпивали за