Я отступила на шаг, но взгляд подняла. Никогда еще мне не приходилось тратить столько самообладания, как в ту секунду.
— Агата… Что. Ты. Творишь?
— Я в письме, кажется, все вам написала. Что вы еще от меня хотите? Прощайтесь, как вы собирались, и я продолжу свой путь домой.
— Да? Все написала? — переспросил Эдвард, в его голосе послышалась нарастающая буря. — Что же ты вся дрожишь? Тебя трясет всю? Холодно так, да?
Я сорвалась.
— Да что тебе от меня надо!? Ты победил, победил! Я признаю, тебе этого мало!? Зачем ты сейчас меня мучаешь? Не наигрался!? Хочешь меня до конца уничтожить!? Да?
Ноги подкосились, и я осела на снег. Закрыла лицо руками и попыталась изо всех сил сдержать рыдания, но они разрывали меня изнутри.
— Агата, — Эдвард упал на колени рядом со мной.
— Не прикасайся ко мне! — Я отшатнулась от него, как от огня.
Видно, я дошла до степени неконтролируемой истерики. Постаралась прийти в себя.
— Что произошло? — спросил Эдвард. — Что за чертовщину ты написала мне в письме?
— Я просто благодарна Оулику и твоей Лоли, — я произнесла её имя с лилейной интонацией, насколько позволил мой дрожащий голос, — что открыли мне на тебя глаза. Ты же играл со мной, притворялся, чтобы усыпить мою бдительность, чтобы захватить эти дурацкие земли.
— Что за бред? — спокойно спросил Эдвард и достал из поясной сумки сверток, протягивая его мне. — Читай. Арран принимает твое предложение.
— Что?
Его слова выливаются на меня ледяной водой. Я вчиталась в документ, в подпись Аррана.
— Но как это? — Я подняла затравленный взгляд на Эдварда. — Но…
— А так это.
— Но Оулик сказал…
— Агата, и ты поверила. Я ума не приложу, почему ты не могла спросить меня, почему ты сразу поверила в то, что сказали против меня. Это доверие? Как вообще можно было говорить о каком-то союзе.
Как же я счастлива, что ошиблась на его счет… Меня снова начало трясти.
— Я себе-то не верю. — Не знаю, как нашла в себе силы говорить. — А ты говорил, что доверяешь Оулику, как себе. И он солгал так умело, что попал в самое мое уязвимое место, в мою неуверенность в собственное счастье, в твою искренность. Я хотела с тобой поговорить, точнее, все высказать в глаза, но… А если бы ты открыто подтвердил это? Открыто посмеялся? Я бы не вынесла этого.
Я судорожно вдохнула воздух, и сказала прежде, чем он что-то попытался сказать:
— Да! Я слаба, труслива, может быть, но боялась я именно остаться проигравшей. Я просто спасала себя этим жалким побегом. Себя, понимаешь? Ведь все могло быть проще, не будь мы правителями. Ведь… Если вдуматься, тебе, как императору, было выгодно так расчетливо все подстроить, влюбить меня в себя, унизить. Между прочим, меня, как королеву, ты не воспринимал! Наверное, мне еще ревность ослепила глаза, Лоли более выгодная партия.
— Но почему ты…
— Это логично! В любом случае прежде всего ты — император. А я — королева. И я лучше навсегда потеряю любовь Агаты Льере, чем позволю упасть чести королевы Агаты де Риаман…
Слова кончились. Эдвард молчал, видимо, переваривая услышанное. Я, изредка всхлипывая, все не могла успокоиться.
— Думаю, мы квиты, — произнес Эдвард, — ведь я тоже поверил твоему письму, подумал, что из-за какой-то ошибки ты открыла свою истинную природу. И, знаешь, никакие слова меня еще никогда так не ранили.
— Если ты поверил, то смысл был за мной скакать?
— Просто после твоего письма я получил маленькую записку. — Эдвард вымученно улыбнулся. — А когда догнал, увидел тебя, то понял, что принял правильное решение, когда позволил себе поверить в эту маленькую надежду.
Эдвард протянул мне клочок бумаги, на котором было мелко выведено: "Моя госпожа вас любит"
— Гретта… — Я повернулась и увилела красную, смущенную и немного испуганную служанку.
— Гретта? — Эдвард тоже посмотрел на неё. — Ну, значит, Гретта спасла нас.
— Нас? — мой голос такой хриплый, сухой и уставший. — Разве еще есть мы?
— При всех твоих стараниях все разрушить, — подтвердил Эдвард, а потом взял мою ладонь. — Ты вся замерзла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Веское наблюдение, если учитывая, что мы сидим на снегу. — промямлила я, чувствуя, как что-то возвращает меня к жизни.
Эдвард поднял меня на руки и отнес к карете, потом посадил на сиденья, но выпускать не собирался.
— Агата, — он ладонью вытер оставшиеся холодные слезы с моих щек, — я клянусь тебе, что никогда не причиню тебе боль, слышишь? Сделаю все возможное, чтобы ты никогда не плакала. Я люблю тебя, — ему эти слова дались просто, как нечто само собой разумеющееся. — Верь мне, пожалуйста.
— Верю… — прошептала я и совсем уже робко, едва слышно проговорила, — и я тоже тебя люблю…
А потом всхлипнула, никак не смогла сдержать порыв и заплакала. Вот тебе и хваленое самообладание.
— Ну что ты? — растерялся Эдвард, — Я только пообещал тебе, что ты плакать не будешь, так ты тут же плачешь…
Я зарылась лицом в его рубашку, продолжая всхлипывать. Ничего с собой поделать не могла.
То были слезы счастья, облегчения и обновления. Они смывали все плохое и возвращали к жизни.
Королевой можно быть и не лишаясь любви, верно?
Эпилог
Когда мы с Эдвардом приехали в мое королевство, то первыми словами Лилит было следующее:
— Я так и знала, что она вернется еще и императрицей. Всегда была уверена, что девочка далеко пойдет!
Свадьба проходила в моем дворце. И надо же, я с неё даже не сбежала. Хотя мой предусмотрительный жених предупредил, что все равно догонит.
Пышное белое платье, букет белоснежных пионов… Я была самой счастливой невестой, не знала, что могу быть настолько счастливой.
Приехали отец с матерью, они тоже были счастливы, мама искренне радовалась тому, что я выхожу замуж по любви. Думаю, она скучала по своим дочкам.
Мию я пригласила, но она отказалась. Не ожидала от сестры отказа, но обрадовалась ему.
А еще я получила пышный букет красных роз от Селиции, в букете я нашла записку от неё же: "Поздравляю великую королеву Агату Льере со свадьбой. И до новых встреч."
Приехал Адам, он сразу, едва познакомившись с Эдвардом, одобрил его и сказал, что наконец-то я научилась выбирать нормальных принцев. Я была очень рада увидеть старого друга, но не была готова к тому, что он начнет отращивать бороду… Такое потрясение мне было сложно перенести…
Арран и Нирия тоже были очень рады нашему союзу, особенно Нирия.
Что ж, у меня появилась двойная фамилия, и мы с мужем приняли решение о постепенном объединении двух государств. Я буду главным правителем своего королевства, то есть принимать решения, править, Эдвард же будет вести дела в своей империи. Но рано или поздно границы между королевством и империей сотрутся полностью, став одним единым государством, которое унаследует наш первенец.
Я была уверена, что, как и у всех женщин нашего рода, у меня родится дочь. Но через год на свет появился мальчик Райан. Эдвард подшучивал, что якобы его род оказался сильнее, но я заверила его, что дочка у нас обязательно еще родится.
А так… Я исполнила желание Мириам — родила наследника.
У Мии, кстати, тоже родился мальчик. Родители ездили из дворца в деревню и обратно, нянчась с внуками. С сестрой я пока не пересеклась, но, думаю, это бы ни к чему хорошему не привело бы.
Смотря на своего маленького Райана, я гадала, каким будет его путь, каким правителем он станет и как найдет свою любовь. Через отбор ли, какой изменил мою жизнь, или просто встретит свою единственную. Эдвард мне на это сказал, что это уже будет совсем другая история.
А наша только начинается.
Настали счастливые времена, как и в моем королевстве, так и в моем сердце.
Вскоре рядом с портретом королевы Мириам будет висеть портрет её наследницы, так на неё похожей и такой отличающейся, но точно заслуживающей гордости великой королевы.