Принц с усмешкой кивнул:
— Именно поэтому ты и пытался убить меня? Из-за своего чувства долга перед Юрой?
При слове «убить» в зале поднялся невообразимый шум.
Франц же воскликнул:
— Убить?! Гаст, о чем ты говоришь?! Я послал людей в Зоей, чтобы арестовать тебя, не более того.
— Так это не ты подстрекал Гинденберга и Рупника? — осведомился принц.
Франц нахмурился и проговорил:
— Не говори глупости, Гаст. Я не имею ничего общего с тем заговором. Знаю, ты не поверишь мне сейчас, но я твой друг. Я никогда не желал тебе зла.
Принц снова усмехнулся:
— Но ты делал все, что в твоих силах, чтобы унизить и дискредитировать меня. Я лишь удивляюсь, что мне понадобилось столько времени, чтобы понять это.
Франц изобразил удивление:
— Унизил тебя? Гаст, о чем ты говоришь? Ах, может, ты имеешь в виду мой побег с леди Лидией?
— Верно, друзья так не поступают, — кивнул принц. — Если бы не Чарити, я действительно был бы унижен. Тебе бы это очень понравилось, не так ли, Франц? Ты, должно быть, рассвирепел, когда мне удалось избежать участи обманутого и брошенного жениха.
Франц шагнул к принцу и протянул к нему руку:
— Ты не веришь мне, Гаст! Я же объяснил тебе, как мы с Лидией полюбили друг в друга и как боролись с нашим чувством. Мы не хотели причинить тебе боль. А ты сказал мне, что все понимаешь. Помнишь?
Август посмотрел в глаза кузена:
— Франц, я абсолютно уверен: ты любишь только себя.
Франц покосился на судью:
— Милорд, нельзя ли положить конец этому позорному диспуту? Мы пришли сюда не для этого. Пусть парламент проголосует. Пусть люди скажут, кого они хотят видеть принцем Юры. Я сказал все, что должен был сказать по этому поводу. И похоже, принцу Августу нечего больше добавить, кроме личных оскорблений. Предлагаю перейти к голосованию.
Верховный судья повернулся к принцу:
— Вы можете сказать еще что-нибудь, ваше высочество?
— Да, могу, — кивнул принц. — Ведь я еще не выдвинул свое главное обвинение.
— Так говорите же, ваше высочество.
— После того как я вернулся в Юру, — начал принц, — было предпринято три попытки лишить меня власти. Первая попытка — похищение моей невесты. Не буду вдаваться в подробности, вы все сами знаете, что случилось за неделю до назначенного дня свадьбы. Вторая попытка — покушение, то есть заговор моего главного министра и моего маршала.
Тут Франц заявил:
— Но я-то не имею никакого отношения к заговору Рупника и Гинденберга.
Принц, казалось, не слышал своего кузена.
— И вот сейчас — попытка переворота.
В зале снова зашумели.
Август же продолжил:
— Как еще это назвать? Герцог Адамс пытается свергнуть законного и наследного правителя. Пытается вынудить парламент проголосовать за это. И могу вас заверить: если бы меня не предупредили заранее, мы с принцессой были бы схвачены кавалерийским полком, направленным герцогом Адамсом. Сомневаюсь, что он намеревался доставить меня в Юлию, чтобы я мог выступить перед парламентом.
Франц заставил себя рассмеяться:
— Так как же насчет Рупника и Гинденберга, Гаст? Ведь в том заговоре я не участвовал, не так ли?
— Я еще скажу об этом, — невозмутимо ответил принц. — Сейчас же я хочу поговорить об Австрии. — Он повернулся лицом к залу и заложил руки за спину. — Так вот, за несколько месяцев до Рождества герцог Марко сделал мне предложение от австрийского императора — предложение на словах, в письменном виде ничего представлено не было. Предложение состояло в следующем: если я расторгну Лондонский договор и позволю Австрии пользоваться портом Сеиста, император возьмет Юру под свою защиту. Император, по словам герцога Марко, также согласился формально признать мою фамилию правящей династией в Юре.
В зале воцарилась гробовая тишина. Наконец верховный судья заявил:
— Но ведь все это уже было признано на конгрессе в Вене.
Принц кивнул:
— Совершенно верно, граф. Я даже счел это предложение оскорбительным. Уверен, что и члены парламента должны найти его оскорбительным.
Члены палаты общин утвердительно закивали. Один из них прокричал:
— Марко слишком долго жил в Австрии! Он забыл, какой стране должен быть верен!
Принц поднял руку, призывая к тишине.
— И я, естественно, отверг это предложение. Тогда герцог Марко заявил: если я не выброшу Британию из Сеисты, император захватит этот порт.
Парламентарии в недоумении переглянулись.
— Я спросил герцога Марко, слышал ли он это от самого императора, и он сказал, что да.
Принц сунул руку в карман фрака и извлек лист бумаги, который держал так, чтобы его могли видеть все собравшиеся.
— А теперь — самое интересное, — сказал он.
Граф Саудер взглянул на Франца и увидел ярость в его взгляде, устремленном на Августа. Но уже в следующее мгновение Франц взял себя в руки — теперь он снова казался спокойным и невозмутимым.
— После встречи с герцогом Марко, — продолжал принц, — я написал своему тестю, секретарю казначейства Великобритании. Я сообщил ему об австрийской угрозе и предупредил: если император начнет мстить, обложив налогом товары из Юры, я буду ожидать, что Великобритания, верная договору, поддержит нас.
Граф Саудер взглянул на заговорщиков — те молча переглядывались.
— В своем ответе лорд Бофорт заверил меня, что Британия будет чтить договор. В том же письме он выражает удивление по поводу того, что император делал такие опрометчивые угрозы. И тут я подумал: а может, намерения императора представлены мне в искаженном свете?
Среди тишины отчетливо был слышен стон барона Хертлинга. Август же продолжал, и каждое его слово падало в притихший зал, словно пушечное ядро.
— Наконец, я сделал то, что должен был сделать сразу же после ухода герцога Марко. Я написал императору и поручил графу Виктору Розману, послу Юры, лично доставить письмо. Граф Розман сделал это, и вот здесь у меня ответ, подписанный самим императором Францем и подкрепленный императорской печатью. — Принц взглянул на бумагу у себя в руке. — В этом письме император заверяет меня, что никогда не угрожал австрийским вторжением в Юру. Он утверждает, что даже представить не может, кто мог сказать мне подобное. Он пишет, что Австрия намерена чтить Заключительный акт Венского конгресса, который гарантирует независимость Юры.
Тишина в заде взорвалась гулом голосов. На сей раз верховный судья даже не пытался призвать к порядку. Дождавшись, когда парламентарии успокоятся, он повернулся к Францу и сказал:
— Вы что-нибудь знаете об этом, герцог Адамс?
Франц сделал вид, что ужасно изумлен: