Некоторые из членов палаты общин снова закивали. Принц же тем временем продолжал:
— Думаю ли я, что австрийский император хотел бы включить Юру в состав империи? Да, я так думаю. Думаю ли я, что он пошлет войска в Юру, чтобы подчинить нас? — Здесь Август повернулся и пристально взглянул на Франца. — Нет, я так не думаю. Более того, я уверен, что император на это не решится.
— Ты ошибаешься, Гаст, — проговорил Франц с невыразимой грустью в голосе.
Принц опять повернулся к парламенту:
— Меня не беспокоила военная мощь Австрии, меня беспокоила ее экономическая власть. Если император попытается надавить на нас, обложив пошлинами наш экспорт в империю, наша экономика потерпит крах. Мы зависим от экспорта наших товаров в Австрию, Венгрию, славянские государства и в северную Италию. Если Австрия обложит пошлинами наши товары, мы не сможем конкурировать на рынке. Но едва ли экономические беды такого маленького государства, как Юра, могут кого-то волновать. И я решил, что нам нужен экономический союзник. Вот почему я заключил договор с Великобританией.
Франц усмехнулся, однако промолчал. Снова взглянув на него, принц продолжал:
— Ты обвиняешь меня в том, что я действовал, не спросив ни у кого совета, что я заключил этот договор с Британией исключительно по собственной воле. Но это неправда. Я не советовался с министрами моего отца, но я советовался со своими советниками. И все они сказали, что союз с Британией будет на пользу Юре.
— Будьте любезны назвать имена этих людей, ваше высочество, — сказал судья.
— Эти люди — мой нынешний главный министр лорд Стивен Уэйер, маршал лорд Эмиль Саудер и посол граф Виктор Розман.
Судья посмотрел на Франца, потом — опять на принца.
— Это все очень молодые люди, ваше высочество. Вы не подумали, что было бы разумнее посоветоваться с теми, у кого больший дипломатический опыт?
— Я советовался с теми, кому доверяю, — ответил принц. — Долгих десять лет я жил и сражался рядом с этими людьми. Я обязан им своей жизнью. Они — патриоты, и их единственный интерес — безопасность и независимость Юры.
Тут Франц наконец не выдержал и резким голосом проговорил:
— Ты хочешь сказать, что министры твоего отца не принимали близко к сердцу интересы Юры?
Принц пристально взглянул на кузена и сказал:
— Если ты помнишь, я советовался еще с одним человеком, которому доверял. Я советовался с тобой, Франц.
Верховный судья вопросительно посмотрел на Франца:
— Это правда, герцог Адамс?
— Да, правда. — Франц тяжко вздохнул. — Видите ли, принц Август может уговорить любого, и, когда он спросил, что я думаю об этом, я пошел у него на поводу. Лишь после того, как я получил письмо от своего отца, я понял сколь опасным может оказаться подобный договор.
— И когда же вы получили это известие от герцога Марко? — спросил судья.
— Еше в Лондоне.
— А вы сказали его высочеству, что изменили свое мнение относительно договора?
— Я сказал ему о письме моего отца, — ответил Франц. — И мои отец приезжал в Юру лично, чтобы предупредить принца Августа о пагубности его действий. К сожалению, принц не прислушался к его мнению. — Франц снова вздохнул. — Я готов признать, что совершил ошибку. Но я предпринял шаги, чтобы исправить ее. К сожалению, ты не таков, Гаст. — Франц покосился на Августа. — Ты всегда оставался верен себе. Если уж ты решил что-то, то никогда не менял своего мнения. Ты ужасно упрям.
Принц молча пожал плечами.
Франц повернулся к парламенту и воскликнул:
— Упрямец на троне — опасный человек!
По залу пробежал шумок.
«Проклятие, — думал граф Саудер. — Он скользкий, как угорь. У него на все готов ответ».
Тут Август, повернувшись к судье, проговорил:
— Если можно, граф, я хотел бы задать вам вопрос.
— Конечно, ваше высочество.
— Как вы думаете, что предпримет Россия, если Австрия нарушит европейский мир и войдет в Юру?
Граф Черни надолго задумался.
— Полагаю, Россия введет свои войска в Польщу, в ту ее часть, которая находится под контролем Австрии.
В зале зашумели.
Верховный судья поднял руку, призывая всех к порядку, и снова воцарилась тишина.
— Совершенно верно, граф, — кивнул Август. — И не могу поверить, что австрийский император будет настолько глуп. Неужели он откроет ворота России только потому, что желает получить доступ к Сеисте? У Австрии уже есть порт на Адриатике — это Венеция. Юра, возможно, словно заноза в руке у императора, но он вряд ли нарушит баланс сил, с таким трудом достигнутый в Вене.
Барон Крек повернулся к графу Саудеру:
— Что правда, то правда. Черт побери, почему Марко поднимает такой шум? Император не посмеет напасть на Юру!
Франц решительно повернулся к судье:
— Если принц Август так уверен в безопасности Юры, почему он считает необходимым заключить союз с Великобританией?
— Полагаю, я уже ответил на этот вопрос, — сказал принц. — Я заключил договор с Великобританией с тем, чтобы обезопасить нашу торговлю. Со стороны Великобритании я получил заверения: если Австрия обложит пошлиной товары из Юры, то Великобритания ответит тем же в отношении Австрии. Император не осмелится бросить вызов Британии.
Верховный судья взглянул на принца и кивнул:
— Полагаю, вы ответили на обвинения герцога Адамса, ваше высочество. Есть ли что-то еще, прежде чем мы приступим к голосованию?
— Да, есть. — Август повернулся к кузену и с усмешкой сказал: — Я ответил на обвинения герцога Адамса. Теперь мне хотелось бы, чтобы он ответил на мои.
Глава 26
Во время дебатов граф Саудер то и дело поглядывал на заговорщиков, подписавших обращение Франца. «Черт побери, как ему удалось вовлечь в это дело Хертлинга? — недоумевал граф. — Ведь барон тихий как мышка».
Тут снова раздался голос Франца:
— Обвинения?! Что за обвинения, Гаст?!
Август с невозмутимым видом проговорил:
— Мне потребовалось много времени, чтобы раскусить тебя, Франц. Как ты уже упомянул, я не люблю менять свое мнение. Я все решил относительно тебя, Франц, когда мы были еще мальчишками. Я решил, что ты — мой друг, и именно так я и рассматривал тебя с тех времен. И именно это — опасная ошибка, в которой я повинен, а не подписание Лондонского договора.
— О, Гаст, я всегда быт твоим другом, и я по-прежнему твой друг. Поверь мне, решение, которое я принял — бросить тебе вызов, — причинило мне огромную боль. Но я верил — и продолжаю верить, — что ты подвергаешь Юру серьезной опасности этим договором. Я чувствовал, что мой первейший долг — это долг перед страной. — Он твердо взглянул на принца, и его голос зазвучал с необычайной искренностью. — Думаю, что ты лучше любого поймешь это.