с добрым соколом…
Андрей Оковалов в те дни только и бормотал себе в нос вместо молитвы: «Ну, раз сам святейший благословил!» И только когда уже венчанные совсем собрались и на рухляди дорожной сидели, строго обратился к новоиспечённому зятьку:
– Нынче большого приданого за сестрою не дам. Хоть сам святейший добрую дорогу обещал, однако ж за сохранность рухляди не ручался. Спокойствия на дорогах ещё долго ждать. Денег в пояс – довольно. А утихнет – пришлю возы племянникам на зубок! И вот что, слухай! Покойный тятя тщился-то Елену за прынца датского отдать. Посему, считай то тятиным тебе велением – стать не ниже полковника, а лучше – самим гетманом!
И вдруг распустился весь, заплакал Андрей…
Когда выезжал Тарас с молодой женою из градских ворот на юг, в Арбатские ворота уже вступали блистательные хоругви польских гусар.
На выезде же из Москвы на краткий миг поравнялся с Тарасом неизвестный всадник. И ёкнуло сердце у Тараса – посреди белого дня напомнил всадник Тарасу того ночного, на кургане, иноземного полковника, что Юрком назвался. Хотя черты, дневные и ночные, трудно было сличить. Во всём синем и с казачьей пикой был всадник.
Тарас искоса, сторожко приглядывался. И вдруг переглянулись оба.
– Далеко ли, козак, с семьёю? – вдруг вопросил всадник.
Голос как будто был другой.
– Їду додому, на хутір[110], – просто ответил Тарас.
– Неблизко! – догадливо рёк всадник. – Ангела-хранителя! А мне на Нижний. Путь покороче твоего будет! Глядишь, обратно затемно поспею.
Изумился Тарас такой быстроте и тоже пожелал путнику ангела-хранителя в дорогу. Тотчас припустил неизвестный всадник рысью – и пропал в мареве дороги. Но ещё добрый час сердце у Тараса стучало. Не могло успокоиться оно по непонятной Тарасу причине.
Тем временем святейший крепкой поступью, не останавливаясь на передых, поднимался на колокольню Ивана Великого. За ним маялся с одышкой и крупным потом на лбу его келейник. Пред тем нелегким восхождением святейший сказал ему, как бы между прочим:
– Пойдём, что ли, взглянем, каким бесам Господь попустил Москву полонить.
«Чай, Моисею на гору Синай короче подниматься было, прости Господи!» – подумал келейник, но вслух не выговорил – упаси Господь!
И вот наконец встали на тёплом верховом ветерке под колоколами Ивана Большого. Открылась взору и вся Москва, и половина Замосковья. Ещё выше висел теперь на воздусях подаренный святейшему сокол.
Внизу же, посреди кремля Московского, разливалось гусарское войско. Его вел самый разумный польский воевода, польный гетман Станислав Жолкевский. Он давно отговаривал короля Сигизмунда воевать Москву и убеждал его взять Русь хитростью и ласковой унией – и уж тогда не Московская Русь, а Речь Посполитая станет истинно Третьим Римом. И видно было при виде того войска, что самозваному да шалопутному царьку Дмитрею уже не видать Москвы.
Гусарские брони сверкали внизу, как широкая река в ясный летний полдень. Гусарские крылья и пики покачивались, как густые рощи на свежем ветру, перья да флюгера в лад трепетали на них.
Патриарший келейник вдруг заметил, что святейший, хоть и стоит лицом к прибывающему в Кремль иноземному войску, однако ж сейчас смотрит совсем в другую сторону – и смотрит высоко, притом блаженно улыбаясь. Что он зрит, святейший патриарх? Кто знает…
Может, видит он своим ли взором или же чудесным взором подаренного ему сокола, как там, в далекой дали, в Нижнем Новгороде или же Ярославле, девчонка Варварка, выбиваясь из сил, уже катит к великой пушке неподъёмное ядро. То ядро, коему надлежит прилететь сюда, прямо на Москву, и разнести в прах всю нагрянувшую без спроса чужеземщину – тогда все блестящие ляшские брони загремят по мостовой, как кухонная утварь с опрокинутого лотка хмельного лудильщика, а гусарские крылья да перья разлетятся, пугая даже бывалых московских ворон.
Хочет спросить келейник патриарха, что же зрит в дальней дали святейший… А спросить-то – страшно!
Конец сказа
Примечания
1
Здесь всякий украинский козак – низовой или реестровый – прописан с буквой «о», как и положено традиционно, а казак из великоросских областей – с буквой «а».
2
Ах, чудесно было бы погулять на Сечи (польск.).
3
Да вон пустельга вдали очень красиво летит (укр.).
4
Употребляемый здесь и ниже украинский язык, конечно, осовременен для простоты восприятия. Со строем, стилем и духом языка той эпохи можно познакомиться ближе, читая тексты Григория Сковороды и Василия Григоровича-Барского. Впрочем, то же самое можно сказать и об употребляемом здесь разговорном русском языке. В ту пору оба языка были куда более близки, чем ныне.
5
Да вон паучок красиво так да исправно паутину на кусте плетёт (укр.).
6
Там, над звонницей, голуби, как ангелы небесные, порхали – так красиво! (укр.)
7
Характерства – особые козачьи навыки и умения.
8
Хлопец с начинкой… то ли порох в нём, то ли ртуть (укр.).
9
Вот, дедушка, твою люльку я сразу подобрал, но виже, невдалеке ещё одна в иле… а там неподалёку и ладанка блеснула (укр.).
10
Пластуны – разведчики.
11
А там жуки-плавунцы так скрытно за мальками охотятся… и так бока у них сверкают, будто доспех гусарский (укр.).
12
Розвиднiк – разведчик (укр.).
13
Поточная оброна (оборона) – польское наёмное войско для защиты юго-восточных границ от татарских набегов.
14
Действуй! (татарск.)
15
Именно так говорили конники, такова была и кавалерийская команда: «На конь!», а не «На коня!» или «По коням!».
16
Христианское имя имею. Называй меня по вашему хоть Юрием… Юрко тоже сгодится (укр.).
17
Был бы я мёртв, так она совсем бы не отошла в сторону (укр.).
18
Великий князь! (татарск.)
19
Сын дьявола (татарск.).
20
И царице стараться не нужно (укр.).
21
Вот диковинная хата! (укр.)
22
…очень бел (польск.).
23
Ужасна (польск.)