В дверь постучался ксендз. Первое, что увидел на его лице Ваан, так это выражение ужаса. Пламя свечей выхватило крест на груди, который сверкнул холодной сталью клинка.
— Пан генерал, — начал он, — ради бога, будьте осторожны! Там, через зал от вас, кутят немецкие офицеры. Не могу сказать, как давно они там гуляют…
Ваан вскочил с места.
— Сколько их там?
— Восемь. Все увешаны оружием.
— Давно, говорите, они здесь?
— Наверное, вскоре после вас пришли.
— Почему не предупредили раньше?
— Они меня не отпускали, я подавал им.
— Они знают, что мы здесь?
— Нет. Я не доносчик.
— Ладно. Идите. Спасибо. Надо разведать ходы, вызнать, нет ли тайников. Тем временем они подвыпьют и мы попытаемся их взять.
Ксендз ушел.
— Не выдаст?
— Не думаю, — сказал генерал, — ксендз видел нашу бригаду. Сильного он не выдаст. А может, и он их ненавидит. Мы же не знаем…
— Поручите их мне, — сказал Чобанян, — попробую взять без единого выстрела. Языком я владею, а их разгоряченные головы облегчат мою задачу.
— Действуйте. Только прошу, будьте предельно осторожны.
— Слушаюсь.
* * *
Войдя в зал, Ваан в первую минуту ничего толком че мог разглядеть: сизая пелена над столом казалась свинцовой.
— Хайль Гитлер! — рявкнул он.
— Хайль!!!
Все повскакали с мест, несколько стаканов звякнуло о каменный пол.
— Откуда, герр лейтенант? — спросил старший за столом, грузно покачиваясь.
— Так ли это важно? — проговорил Ваан, глотая слова. — Дайте мне стакан рома или русской водки.
— Вы правы, — поддакнул немец, — Франц, налейте стакан рому.
Ваан выпил и опустился на стул. Рядом, косо поглядывая на прибывшего, сидел молоденький офицерик. Его взгляд источал желчь.
— Вы не немец, — сказал он, — я это точно знаю…
— Да, не немец, но офицер германской армии, — с достоинством ответил Ваан, тронув железные кресты на груди.
— Кто вы? — не унимался пьяный юнец.
— Один из командиров армянского легиона.
— Армянского? — заржал тот.
— А что в этом смешного?
— Армянского?! — немец давился смехом. — Значит, и вы участвуете в корриде сильных?
— Карл, оставь его в покое! — сказал старший за столом. — Нельзя оскорблять кавалера железного креста, он герой.
Карл вдруг напыжился. Ваан подавил в себе желание съездить этому хилому ублюдку по морде. А тот, осушив очередной стакан, снова приблизил к нему свое лисье лицо:
— Значит, хотите помочь нашему фюреру? Вы, армяне, хотите помочь нам? Грандиозно!!! Только сам факт скорее трагичен, чем юмористичен. Хотите помочь Гитлеру, которому сам господь бог не в силах помочь, если не сделает этого «великая Германия»!
Юнец хотел во что бы то ни стало вывести из себя вновь прибывшего.
— Молчите, лейтенант? — не отставал он. — А почему?
— Уважаемый юноша, моя совесть чиста. Могу вас заверить, что врагов немецкого народа я уничтожил немало.
Их не слушали. Затянули песню хором. Пожилой немец подыгрывал на губной гармонике.
— Ваш ответ мне не нравится, герр лейтенант! Вы говорите как коммунист: «Народ! Враги народа!..» Плевал я на народ, на его врагов и на друзей тоже. Понятно? Вот вы мне скажите, чем наши должны вам отплатить за ваши заслуги? Что они вам обещали как взятку?
— Прошу! — Ваан провел рукой по груди, и кресты звякнули: — Не все покупается, герр юноша, и не все продается, тем более кровь…
— Прекрати, Карл! — старший стукнул по столу кулаком. — Хватит! Слышишь?! — Он потянулся к непочатой бутылке. — Лейтенант сражается под нашим знаменем, уничтожает наших врагов, а ты… Одна спесь в голове!..
— Нам помощники не нужны. Таким даже руку подать обидно.
Положив отяжелевшую от вина голову на кулаки, Карл застыл в этой позе. Сидевший напротив Ваана рыжий офицер лобызал приятеля и подбивал его пойти в соседнее село поразвлечься.
— Какое веселье без женщин? — Его мутный взгляд блуждал в стакане. — Пошли на «охоту», Генрих!
— Тебя пристрелят, как собаку, пойми!.. Убьют, и все. Надо быть начеку. В этой стране у нас друзей нет.
— Ты ничего не понимаешь, Генрих: украинки — прелесть. Они белы, как немки, чернооки, как турчанки. Они божественны!..
— Но царапаются, как кошки, и сражаются до конца, — предостерег осмотрительный собутыльник.
Табачный дым смешался с винным перегаром. Пили без передышки. Говорили, перебивая друг друга. Пели каждый свое. Старший офицер пытался прекратить ералаш, призывая присутствующих к порядку, но безуспешно. Рыжий настойчиво требовал «дичи». Пошатываясь, он поднялся и предложил устроить облаву в ближайшем селе. Старший офицер прервал его:
— Ты рехнулся, дорогой! Пьяная твоя рожа для партизан просто лакомый кусочек.
Рыжий залпом опорожнил стакан.
— Значит, я не в своем уме, Генрих, не в своем?..
— Мы все рехнулись! Все! — успокоил его товарищ. — Сейчас самое милое дело — это сойти с ума, напиться и накинуть себе петлю на шею.
— Но эти украинки бесподобны… — твердил свое рыжий.
Ваан краем глаза изучал обстановку. Автоматы сложены в углу. Пистолеты всегда при них. «Пока эти петухи не устроили свалку, надо кончать». Зычным голосом один из офицеров предложил тост. К нему повернулись.
— Господа! Мы, эсэсовцы, надежда и опора рейха, но даже мы не в силах изменить хода войны. Мы пропали, господа! Жаль, что мы утратили наши идеалы. Но еще больше предстоит потерять, да, да. Пусть здравствует наш фюрер, но и ему капут.
— Тебе надо вырвать язык, повесить тебя надо, скотина! — стукнул по столу старший.
— За что, герр штурмбанфюрер? Если я не прав, дайте мне ключи от Москвы. Оживите трехсоттысячную армию Паулюса! Попросите черноморских акул, чтобы возвратили нам останки немцев, утонувших в водах Днепра. А ты, герр штурмбанфюрер, прибереги свое высокомерие для партизан и для Красной Армии. Я не пророк и не фюрер, но уверяю…
— Я расстреляю тебя! — в руке старшего блеснул пистолет.
Все смешалось.
Как было условлено, Ваан подошел к окну, стал между автоматами и столом, щелкнул зажигалкой и закурил. И в ту же минуту со звоном вылетели стекла, в окна просунулись дула автоматов, распахнулась дверь.
В комнату ворвались партизаны.
— Руки вверх! — загремел голос Ваана.
Минас, Аро и другие, не теряя времени, разоружили офицеров.
— Ну что, господа! Мы, кажется, вовремя подоспели и избавили вас от лишних хлопот. Вы и без нас собирались тут перестрелять друг друга.
— Проклятая свинья! — взвизгнул взъерошенный Карл.
Тяжелый удар свалил наглого офицеришку.
— Лейтенант, это варварство! — вспылил штурмбанфюрер.
— Да, похоже, похоже. А разве разрядить пистолет в товарища — не типичный пример цивилизованности? Ведь опоздай мы еще немного, и вы расстреляли бы своего друга и товарища по оружию.
— Но он поносил Гитлера!
— А этот юный гитлеровец поносил меня, унижая достоинство офицера и моей нации.
Эсэсовцу отвечать было нечем. Карл медленно поднялся и ненавидящим взором обвел собравшихся.
— Уведите их! — скомандовал Ваан.
С башен замка ухнула сова. Чьи-то легкие крылья задели колокол костела и едва не разбудили его медь. В окнах погас свет. Каменной оградой замка застыла тьма и средневековой мглой окутала его окрестности.
Занимался серый рассвет. Дождя не было, но с деревьев закапала похожая на дождь влага. Белесый туман, смешав воедино землю и небо, застыл в неподвижности.
Наутро стало известно, что эта бурная ночь закончилась чрезвычайным происшествием: стороживший эсэсовцев Минас прикончил молодого офицерика.
Не успел Ваан спуститься в отведенный для пленных подвал, как волна криков окатила его. Старший офицер поднялся ему навстречу.
— Господин лейтенант, международные законы гарантируют неприкосновенность пленного. Ваш солдат у нас на глазах варварски задушил офицера. А на протест ответил новой угрозой — сказал, что так поступит с каждым из нас, если мы будем говорить то же. Мы требуем сурового наказания!
Ваан поднял руку.
— Мы выясним обстоятельства убийства. Если наш солдат будет признан виновным, он понесет наказание.
— Убийство совершено, герр лейтенант, убийца жив, а пострадавший мертв. Полагаем, что все и так ясно.
— Нет, не все. Мы выясним, при каких обстоятельствах это произошло. Это важно.
Отойдя в угол, не вмешиваясь в разговор, будто речь шла не о нем, Минас слушал, Ваан знал Минаса. Знал его крутой нрав: без серьезного повода он не посмел бы, не решился на такое.
— Задушил, и все. Без видимой причины, — подытожил штурмбанфюрер.
— Да! Да! — поддержали его остальные.