— Валя, я же люблю вас…
— Ну, ну, герой! С ходу влюбляются и объясняются в любви одни школьники. У нас с вами еще есть время подумать и все взвесить.
— Да, если б нам было отпущено время жить, остаться в живых…
— Мертвые в любви не нуждаются.
— Это звучит как издевка.
— Нет, лейтенант. Вот обещание без любви — и впрямь издевка, злая шутка.
— Не любите, значит?!.
— Другого люблю, Виген… Дру-го-го!..
За разговором они забыли о пленном. Тот вдруг сошел с тропы и метнулся в лес. Саруханян бросился за ним. Валя — следом. «А вдруг рукопашная завяжется?! Помогу».
За кустами она услышала хрип пленного. Виген безжалостно стегал пленного. Инстинкт подсказывал ей, что лейтенант вымещает на нем ее отказ. Сцена была отвратительная, и Валя закричала:
— Что вы делаете? По какому праву?!
Рука Вигена повисла в воздухе. Валя отметила, как быстро взял он себя в руки. В долю секунды. Лицо Саруханяна исказилось.
— А… как же иначе? Заступница немецкого офицера!.. Небось болит сердце по утраченному счастью?
Не проронив ни слова, ослепшими от удивления глазами смотрела она на своего обидчика. «Что ты за низкий человек, Виген, боже мой!»
Саруханян продолжал топтать ее:
— За врага заступаешься? Ты сама враг, ты хуже врага, я это знал…
— Знал и хотел завладеть сердцем врага? — дав волю чувствам, закричала Валя. — Подлый человек.
— Что?! — взревел он. — И ты еще смеешь? Да я тебя расстреляю как шпионку. Ты, фашисткая подстилка!
Закрыв лицо руками, Валя повалилась в траву. Сердце болело, как открытая рана. Прошлое швырнули ей в лицо. «Боже, как может человек быть таким храбрым и в то же время таким низким? Таким озлобленным и бесчеловечным!»
— Прости меня! — задрожал над ней голос Вигена. — Я погорячился.
— Не прощу! — вскричала она. — Никогда не прощу! Не стоишь ты моего прощения.
Лейтенант понизил голос. Внезапно он осознал, что ему придется отвечать за это. Человек крайне мнительный и самолюбивый, в эту минуту он думал не о том, что оскорбил женщину, а прежде всего о последствиях своего грубого выпада.
— Забудем это.
— Никогда!
— Тогда скажи, кого ты любишь?
— Всех, кроме тебя. Понял?
— Прошу тебя, скажи, кого любишь?
— Люблю честного советского офицера.
Больше они не встречались. Каждый унес в душе свою обиду.
7
Командир вызвал Марину и Варужана, долго и обстоятельно разъяснял им задачу. На столе лежала боевая карта района.
— Смотрите: мы находимся в селе Родовел. Севернее от нас Белая Ворста, где расположен штаб бригады. Значит, с севера нам ничто не угрожает. Узкая полоска леса, видите, отделяет село от речки Прозрачной. Южный берег ее болотист. С той стороны к нам с танками и самоходками не подойти. Зато легко могут переправиться роты автоматчиков с минометами и пулеметами. На берегу Прозрачной, вот здесь, — командир указал точку на карте, — вы должны оборудовать удобный наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривался бы противоположный берег и местность вдоль речки. В случае внезапного нападения сигнал — красная ракета.
— Понятно.
— Вот и прекрасно. Смотрите, не выдайте себя, будьте начеку, каждый шаг может стоить жизни.
Шли по тропе через поле. Марина — впереди. Но вот тропа раздвоилась, поползла вдаль и скрылась в лесу. Марина скинула тяжелые солдатские ботинки и босиком легко побежала по траве. Варужан залюбовался белизной ее ног. Она будто оставляла за собой снопы света. И Варужан подхватывал их взглядом.
— Вот мы и одни, — сказала она.
— Да… — Варужан был взволнован, как ребенок. Он сошел с тропы нарвать цветов.
— Не рви! — воскликнула девушка. — Не надо.
— В наших горах их сколько хочешь…
— Не рви! — повторила она.
У самой тропы наклонился колокольчик — капля синего неба на зеленой подпоре. Девушка опустилась перед ним на колени, словно прислушиваясь к перезвону, слышному ей одной.
— Пошли, Мари.
— Взываешь к долгу? Война? Гитлер? Да пропади они пропадом!.. Если девушка пошла в разведчицы, так ей, по-твоему, нельзя любоваться цветком? Плакать бессонными ночами в подушку? Я вот сейчас хочу умереть от счастья, потому что у меня… — Марина осеклась, и где-то в уголках ее губ застыли слова «есть ты…». Но и неслышимые они дошли до сердца Варужана.
Лес обволок их струящейся тишиной, жарким шепотом листьев. Неожиданно перед ними открылась река. Они выбрали место для наблюдения. Чуткое ухо ловило малейшие звуки.
Варужан, лежа на спине, засмотрелся в небо. Так дома лежал он на цветущем склоне горы и следил за поющим жаворонком. Небо там не очень высокое. Пристроившись на вершинах гор, оно расправило синий подол по их склонам, и голубоватые горы вспыхнули лазуритом.
— Варужан! — окликнула Марина.
— Что? — очнулся он.
— У армянских девушек такие же черные глаза, как у тебя?
— Мои — что?! — сказал он.
— А у вас в селе есть красавицы?
— В каждом селе есть, — расфилософствовался парень, — а наше, так оно целиком из красавиц, так и знай.
— И у тебя там осталась любимая? — не унималась она.
— Нет у меня там любимой, война позвала…
— И ты так и не успел на жизнь глаза открыть?
— Почему же, успел. Они потом открылись, да еще как! — сказал он, растягивая слова. — Хочу увеличить число красавиц в нашем селе: невесту себе из других краев привезу.
— Это ты неплохо придумал, — сказала она, делая вид, что не поняла намека.
— Хочу, да не знаю, что война на это скажет. Останусь в живых — сделаю как сказал.
Девушка закрыла ему ладонью рот. От прикосновения ее руки он смутился, умолк.
Солнце достигло зенита и обезглавило тени деревьев. Какая-то неживая тишина повисла над лесом.
— В сумке консервы, достань, Варужан.
Он пополз в кусты и стал нарезать ломтями хлеб и мясо. Вернулся — Марины не было. Обернулся на плеск. «Она что, совсем голову потеряла? Как можно на посту? Впрочем, ее можно понять, война не для девушек…»
— Марина! — позвал он. — Марш на берег!
— Отвернись.
— А ну вылезай! — в его голосе звенели приказные нотки, и ей это понравилось.
— Отвернись, — повторила она, — я оденусь.
Варужан закрыл глаза, но они не закрывались, как заколдованные. Марина повернулась к нему спиной. Столб света ослепил его.
— Отведи глаза, Варужан, — не оборачиваясь, сказала она. — Всю спину спалил!
Потом натянула на тело рубашку, заправила в брюки, подобрала рассыпавшиеся волосы и, обдав парня брызгами, села как ни в чем не бывало.
— За такой проступок можно и под трибунал угодить!
— А я готова судить весь мир за то, что ноги парятся в пудовых ботинках и мозоли у меня не только на ногах, но и на сердце, — стояла на своем Марина.
— Ты права, — принял ее сторону Варужан и вдруг осекся: — Смотри!..
На том краю болота стояло трое немцев. Вдалеке затарахтели моторы. Показались мотоциклы, выгрузили солдат и снова укатили. И так один за другим. Всколыхнулось болото тишины.
— Мари! К командиру! Быстро!
— А ты?
— Я остаюсь здесь.
— Будь осторожен, Варужан! Пожалуйста!..
Немцы гуськом потянулись по берегу реки. Шли осторожно, ища проходы. Варужан встревожился. Дуло его автомата высунулось из ветвей. Бегущая лесом Марина услышала длинную автоматную очередь. Значит, на берегу завязался неравный бой.
Марина доложила командиру обо всем, что видела, и присоединилась к солдатам своего взвода. Рота уже преодолела половину пути до реки.
Бой длился до самого вечера. Наконец противник был сломлен: в реке и на болоте он оставил десятка два убитыми. Рота потеряла четверых, семь человек были ранены. Варужана не нашли — ни среди живых, ни среди мертвых.
Он пропал без вести.
* * *
Минас опустил ношу перед командиром, расправил спину и доложил по уставу:
— Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнено. Гляньте, кого я вам раздобыл!..
Ваан, оправившийся после ранения, восхищенным взглядом окинул разведчика, потом поглядел на немца, съежившегося на полу, и от удивления ахнул. Перед ним был сам фон Браун.
— Герр Браун? Вот так встреча!
Пленный поднялся, уронил голову на грудь. Он был ранен.
— Минас, как это могло случиться?
— Товарищ лейтенант, я тут ни при чем. Везу его на мотоцикле, и вдруг… — Минас стал заикаться. — Пппрости ммменя, товварищ лллейтенант, кому, как не тебе, пппризнаться: на повороте живвот — ккак подведет: я, ккконечно, остановил мотоцикл. И пока я… Чтоб его ччерт побрал! Оббернулся, а он ббежит. Ты кудда, кккричу, сссукин сссын?! Вертай назад. Так нет же, бежит, и все. Ввыхода не было, ввыстрелил…