Широким жестом он смахнул в сторону посуду, посадил меня на освободившийся стол и, заставив поднять руки, стянул свитер и футболку.
Теперь моя очередь. Расстегнув пряжку ремня и молнию на брюках, я провела по полоске черных волосков, уходящих вниз под резинку. Мэл напрягся и подался вперед. Желание в его взгляде распаляло, разжигая в груди мучительное томление, и толкало на разнузданные поступки. Рука потянулась к расстегнутой молнии, подзуживая и испытывая стойкость Мэла, но и он не остался в долгу. Скользя ладонями по моим ногам, задрал юбку и расстегнул крючочки, спустив бретельки с плеч.
А затем трезвый рассудок канул, погрузившись в калейдоскоп чувств и эмоций, сложенный из мозаичных эпизодов.
Без стыда и смущения мы доводим друг друга до изнеможения, и от переизбытка ощущений я не в силах молчать. Под откровенными прикосновениями пылает кожа, огненный поток растекается по венам, заставляя сердце зашкаливать, а тело просит, требует, умоляет о ласке.
Грудь болезненно ноет, и, чтобы унять пытку, я выгибаюсь навстречу Мэлу. Его губы и руки приносят облегчение, которое не удержать в горле.
Обхватываю Мэла ногами, прижимая к себе. Не сбежишь.
Толчок, и мое движение навстречу. Еще один. Еще. В унисон.
Безумие нарастает в крови, отравляя вожделением, и пульсирует, концентрируясь жгучим предвкушением внизу живота.
Я хочу, хочу. Хочу тебя. С каждым проникновением глубже, быстрее, сильнее, яростнее. Тело к телу, дыхание к дыханию. Мы вдвоем, а мир подождет.
— Эва-а… — со стоном выдыхает Мэл. — Не могу больше… Давай, девочка…
Нарастает. Нарастает, взбираясь на пик, и, балансируя на вершине, замирает на мгновение. Весь мир замирает вместе со мной, а потом обваливается лавиной и стремительно катится вниз, сметая по пути.
Вспышка в глазах выключает свет и звуки. Я слепну и глохну от невыразимой сладости ощущений, разливающихся по телу. Бессильно откидываюсь на стол, не желая отпускать рухнувшего на меня Мэла.
Истома растекается по мышцам, нега превратила мысли в кисель. Время потерялось, запутавшись в удовольствии.
Почувствовав, как Мэл отстранился, я вяло посмотрела на него.
С замедляющимся, но еще шумным дыханием он разглядывал меня, опершись руками о столешницу. Обвел пальцами контур моих губ, спустился вниз по шее, между ключицами и по ложбинке до пупка. Тело отозвалось мелкими спазмами — отзвуками пронесшегося урагана.
Я сипло хихикнула.
— Щекотно.
Мэл поцеловал пупочную ямку, и я снова рассмеялась, отпуская его из замка обхвативших ног. Он двинулся на нетвердых ногах вдоль стола и налил в высокий стакан воды из графина, расплескав половину. Жадно осушил, не замечая, как тоненькая струйка потекла мимо рта на грудь. Еще плеснул воды в стакан и махом влил в себя.
Глядя на него, я сглотнула, почувствовав, как в горле гуляет суховей.
Мэл снова наполнил стакан и более уверенной походкой двинулся ко мне. Протянув руку, помог сесть и ждал, пока я с дрожащими руками пила дырявым ртом и облилась не меньше его самого.
— Спасибо, — поблагодарила, утерев губы. Посмотрела на него и смутилась. Мэл заметил.
— Ты опять покраснела. Жалеешь?
— Нет. Это было… — застопорилась я, не в силах подобрать подходящий эпитет, — великолепно!
— Да, это было круто, — признал он и, притянув меня за шею, затяжно поцеловал, словно поставил точку.
— У меня такого ещё не было, — призналась я, отдышавшись. — Спасибо.
— Тебе спасибо, Эва.
Я провела по щеке Мэла. Жаль, не успела попросить, чтобы не брился. Посмотрела на него, с полуспущенными брюками, на себя, раздетую и с задранной юбкой, и опять засмущалась. До сих пор никто, кроме Мэла, не проникал в мое личное пространство и не забирался клещом в голову, вытравливая глубокий след в сердце. Воображение тут же нарисовало произошедшее между нами в виде расцветшего экзотического цветка, сбившего пряным ароматом мои ориентиры. Как теперь вести себя друг с другом? Оставаться друзьями — приятелями?
— Ты голодная, к тому же дважды не пила сироп. Взамен будешь интенсивно питаться, — заключил Мэл.
Он привел себя в относительный порядок: набросил рубашку и застегнул брюки. Мне же принес знакомую футболку с надписью "Моё! " и помог слезть со стола. Ноги меня не держали, и Мэл отыскал высокий табурет. Из холодильника начали доставаться вкусности, громоздясь горой на столе, и мы начали питаться.
Усадив к себе на колени, Мэл умудрялся одной рукой складывать контейнеры в печь, разогревать их и вытаскивать, а второй рукой обнимал меня, удерживая. Правда, я сама не позволила бы уронить себя и крепко ухватилась за его шею. Мэл отщипывал кусочки, вкладывал мне в рот и тоже успевал есть. В промежутках между поеданием мы целовались, обнимались и дурачились, и снова целовались и обнимались. Я не чувствовала вкуса пищи и не замечала, что ем, потому что полностью увлеклась теснотой "общения".
— А что ты делал вчера у института? — осведомилась, опустошив кружку. Совершенно не волновало, что пью. Важнее было, забравшись рукой в волосы Мэла, взлохмачивать их и пропускать через пальцы. Я видела, что он млел, и мне нравилось, потому что нравилось ему.
— Я? — вспомнил Мэл о вопросе через какое-то время. — Я… решался, — и сунул мне в рот кусочек пирога с курицей.
— На что? — спросила, жуя.
— Ну… поговорить с тобой, — сказал он нехотя и замолчал.
Любопытно. Вытяну из Мэла правду, тем более, кажется, догадалась, как добиться желаемого.
— Зачем хотел поговорить? Собирался ходить кругами до утра? — завалила вопросами. Мэл пожал плечами, показывая, что не расположен к обсуждению, и тогда я прикусила его мочку, а потом поцеловала под ухом разок, другой. Мэл дернулся и издал сдавленный звук.
— Не… до утра, — выдавил, отклоняя голову, чтобы добровольно отдаться во власть пытки. — Эва! — попросил умоляюще. — Уже собрался… идти в общежитие…. Смотрю… ты стоишь, — закончил срывающимся голосом.
— И? — продолжила я измываться с особой жестокостью, сместив поцелуйчики в область шеи.
— Я не… не привык добиваться девушки, — пояснил Мэл сбивчиво. — Обычно они сами…
— Что сами? — не отступала я от изматывающей ласки.
— Сами… вешались… А тут ты…
— А тут я, — напомнила ему, не отрываясь от истязания. — Какая?
— Эвка, издевательница! — он обхватил меня руками и поцеловал, беспощадно измучив губы. Точно синяк на весь рот останется.
— Значит, не понравилось? — надулась я деланно.
— Наоборот, — хмыкнул он. — Посмотрим, как запищишь на моем месте.
Последующие несколько минут были заполнены возней, хихиканьем, взвизгиваниями и чмоканьями, пока я не взмолилась:
— Мэл, дай отдышаться!
— То-то же, — зажал зубами банан за хвостик и ловко очистил свободной рукой от кожуры. — Если серьезно, хотел сказать, что не умею ухаживать. То есть не знаю, как нужно ухаживать за тобой, потому что тебе не нравится то, что нравилось другим. Бросаюсь из крайности в крайность и всё запутываю.
— Мэл… — я замолчала от полноты нахлынувших чувств. — То есть ты хотел за мной…? А как же приятели?
— Ты согласна остаться приятелем? — глянул он на меня. — Я — нет.
— И я.
Просунув ладонь под рубашку, я погладила горячую атласную кожу. Прикорнула на груди Мэла, и он мягко поцеловал в макушку. Подняв голову, я неловко ткнулась под его подбородок, и снова наступила тишина, сопровождаемая шумным дыханием и чмокающими звуками. Совершенно невозможно отказаться от упоительных ощущений, неожиданно открывшихся мне сегодня. Много лет я жила, обделенная нежностью и лаской, которой с избытком одаривал Мэл, поэтому катастрофически не хватало силы воли, чтобы вовремя остановиться.
Вдруг Мэла тяготит моя чрезмерная горячность? Вроде бы нет. Он выглядел довольным жизнью и мной, сидящей у него на коленях.
— Не тяжело? Наверное, отсидела тебе ноги.