— Баста, — представилась девица и по-мужски протянула мне ладонь, на которую я взирала, опешив. Передо мной стояла сестра Мэла и его ближайшая родственница. Ближе не бывает.
— На самом деле Маруська, — пояснил он раздраженно.
— Как хочу, так и зовусь. Погодите, еще и фамилию поменяю, — сказала с вызовом девушка.
— Сначала дорасти.
Из слов Мэла выходило, что его сестра младше, и ей не минуло двадцать лет. Совершеннолетие начиналось после достижения данного возраста.
— И года не пройдет, как назло вам стану Фросей Пупкиной! — огрызнулась девица.
— Пожалуйста, — пожал плечами Мэл. — Отец на радостях организует тебе двойное дворянство. Будешь Пупкиной-Обжоркевич. Каково? Или Пупкиной-Приставучко.
— Что захочу, то и выберу, — не обиделась девушка. — В общем, я пока Баста, а вообще Мари или Маришель, — и снова протянула мне руку. — А ты?
Я вежливо пожала ее, и за меня ответил Мэл:
— Это моя Эва. И не лезь к ней, мы торопимся.
10.2
— Эва? — воскликнула девушка. — Приятно познакомиться.
— И мне, — ответила я вежливо.
— Значит, вместе с Гошиком учитесь?
— Вместе, вместе, — пробурчал Мэл и потянул меня к стойке с квадратным, два на два, Архипом. — Нам машину к подъезду.
Немногословный Архип кивнув, вынул из недр рабочего места небольшую досочку с темным экраном, и Мэл приложил к ней ладонь.
— Обождите две сорок пять, — пробасил здоровяк.
— Потерпим, — согласился Мэл, делая вид, что кроме нас никого в фойе нет. Баста, она же Маришель, так не считала и последовала за братом по пятам. По-моему, она рассмотрела меня раз на двадцать со всех ракурсов, но по лицу девушки невозможно было понять, понравилось ей увиденное или нет.
— Здорово, что вы в институте учитесь, — сказала Баста с завистью. — А меня затолкали в лицей для благовоспитанных девиц. Ненавижу произвол!
— Почему? — я искренне удивилась.
— Потому что там выращивают клушек! — поделилась она эмоционально и размотала шарф, отчего помпоны начали подметать пол. — Готовят безропотных бессловесных домохозяек. А мой рот не может молчать и говорит правду, обнажая лишаи обмана и вскрывая нарывы лицемерия!
— Твоему рту не помешает хорошее воспитание и культурность речи, — ответил раздраженно брат.
— К черту культурность! — вспылила девушка и взъерошила волосы знакомым жестом Мэла. — Хочу сама строить свою жизнь.
— Скажи об этом отцу, почему ко мне прицепилась? — продолжал тот раздражаться. — Архип, когда машина?
— Одна тридцать, — отозвался верзила.
— Тысячу раз говорила, что не бессловесная собачонка, которой можно помыкать! — отозвалась горячо Баста. — И еще скажу. Когда-нибудь он поймет.
Пока брат с сестрой препирались, я исподтишка разглядывала девушку. Очень хорошенькая, с живыми выразительными глазами, подвижной мимикой лица и практически одного роста со мной. Косая челка и необычная стрижка, являвшая очаровательный беспорядок на голове, дополняли картину, делая Басту похожей на проказливое существо из сказки. И, конечно же, с первого взгляда у брата и сестры подмечалось множество схожих черт, но у девушки брови были изящнее, точеный носик смотрелся аккуратнее, и ресницы загибались круто вверх.
— А вы учитесь на одном факультете с Гошиком? — она опять обратила на меня внимание и хитренько улыбнулась. Мне не дали рта открыть.
— На одном, — оборвал Мелёшин. — Ты зачем приехала? За записями? Повторяю, мне некогда их искать.
— Я тебе звонила, звонила, а ты телефон отключил, — пожаловалась Баста и заканючила: — Мне очень нужно! Позарез. Гошик, ну, пожалуйста!
— Назад возвращаться не будем, — отрезал Мэл. — Архип, где машина?
— Двадцать семь.
— И не надо, — согласилась девушка. — Дай ключи, верну тебе вечером.
— Нет у меня твоих записей, — уперся Мэл. — Если и были, домработница давно выбросила на помойку.
— А она не знает, где они лежат, — вывернулась Баста.
— Ну и где?
— На… на полочке рядом со столиком! — выпалила девушка и, заметив скепсис на лице брата, выдвинула новую версию: — Вспомнила! Бросила их в тумбочку, а потом забыла. На всякий случай и в шкафу посмотрю.
— Машина у подъезда, — сообщил коротко Архип.
— Ну, Гошик! — заклянчила девушка. — Правда-правда, мне очень надо.
— Лови, — Мэл с недовольным видом бросил связку ключей. — Вернешь, как обещала, и не забудь закрыть дверь.
— Конечно, — отсалютовала Баста, ловко поймав. — До свидания, Эва.
— До свидания, — ответила я, и Мэл подтолкнул меня к выходу. Случайно повернув голову, я увидела в боковом зеркале фойе, что девушка строила рожицы брату, высунувшись из лифта, а он погрозил кулаком за моей спиной.
Стеклянные двери предупредительно разъехались, выпуская на широкое крыльцо, и глаза ослепли от яркого солнечного света, бликующего на мощеных каменных плитках. Вдохнув морозный ядреный воздух, я вспомнила, что на улице никто не отменял зиму, зато у меня получилось за какие-то полсуток потеряться во временах года.
Мэл потянул вперед по многочисленным ступеням, перед которыми стояла машина Севолода, и перед тем, как открыть дверцу, снова поцеловал, а я ответила, не в силах удержаться. На этот раз романтическую обстановку спугнул клаксон. Сзади подъехало такси, и водитель возмущенно засигналил, требуя освободить проезд.
Мэл неспешно усадил меня на сиденье, бросил сумку в багажник, игнорируя пронзительные призывы поторопиться. Без суеты уселся за руль, снова притянул к себе, и мы с чувством поцеловались, после чего медленно тронул машину по подъездной дороге.
— Пусть живет, — заметил благодушно, посмотрев в зеркало заднего вида, — сегодня я добрый.
Воображение мгновенно нарисовало, как Мэл в плохом настроении выскакивает и крушит битой по стеклу и капоту бедного такси за то, что водитель посмел спугнуть покой визгливой пищалкой.
Машина вывернула в переулок между небоскребами, похожими на тот, в котором жил Мэл. Здания напоминали вытянутые арбузы с полосами зеркальных окон.
— Как тебе Маська? — спросил он, имея в виду сестру.
— Боевая девушка, — ответила я осторожно, поскольку не успела понять, но первое впечатление показалось положительным. — Видно, что компанейская.
Мэл облегченно выдохнул:
— Я боялся, что после общения с дядей и Вадимом у тебя наотрез пропадет желание знакомиться с кем-либо из моей родни. Маська бывает резка и прямолинейна, но долго обижаться на нее невозможно.
— Почему ей не нравится в лицее? — спросила я, разглядывая улицу, на которую мы выехали. Район поменялся, и здания стали ниже и своеобразнее в облике.
— Потому что оттуда одна дорога — прямиком замуж за какого-нибудь политика или чиновника.
— Понятно. — Мне казалось, в нашем институте собрались элитные макушки, а оказывается, настоящая элита жила и училась в поднебесье. — Чем плоха перспектива замужества? Не нужно ломать голову, как устроиться в жизни, если содержит муж, — взглянула на Мэла искоса.
— Каждому своё, — пожал он плечами. — Кто-то приемлет распланированное будущее, а кто-то — нет. Маська ершится и упирается обоими пятками. Совсем ребенок.
Хорошо, что ребенок не прилип банным листом, выясняя особенности моей просвещенной натуры, а то я показала бы себя профаном, в частности, в мире музыки.
— Какая у нее любимая группа?
— Имеешь в виду записи, из-за которых она примчалась, сломя голову? — спросил Мэл и после кивка продолжил с ухмылкой: — Боюсь, она прискакала не за ними. Маська чует за сто километров перемены в моей жизни и прилетела посмотреть на тебя, а сейчас, уверен, обыскивает все уголки в квартире и прислушивается, где мы и как мы с тобой… ну, сама понимаешь.
От стыда я готова была провалиться сквозь землю, вернее, сквозь сиденье.
— Но зачем?
— Потому что любопытная как сорока и не успокоится, пока не выяснит серьезность наших отношений. Но Маська плохо ориентируется в ясновидении, поэтому из затеи с якобы забытыми записями вряд ли выйдет что-нибудь путное. Ты уж не сердись на нее.