презирала таких, как ты.
– Каких?
– Трусов, воров, лжецов и клятвопреступников. Но ты много хуже, потому что ко всему еще и умен. Болванов всегда хватает. Все рабы глупы – такова их рабская сущность. Глупый раб не осознает своих деяний. Но ты – другое дело. Ты всегда все планировал: хитро, подло, исподтишка. Трусливо и гадко. Впрочем, как и сейчас…
– А что сейчас?
– Даже сейчас ты остаешься трусом. Я в твоей власти, но ты все равно боишься, хитришь, ищешь себе оправданий, хочешь обезопасить себя… Ты не способен поступить как настоящий мужчина.
– И как должен поступить настоящий мужчина?
Пандора криво улыбнулась:
– Видишь, даже этого ты не знаешь и спрашиваешь у рабыни!
Лешины кулаки снова сжались, он сделал резкий шаг и оказался прямо перед девушкой. Его лицо горело, глаза превратились в узкие щелки. Пандора подняла подбородок, с вызовом глядя ему в глаза. Повисло тяжелое молчание.
Наконец Леша сумел взять себя в руки и принужденно рассмеялся:
– Тебе легко обвинять меня в бесчестии! Я оказался в чужом краю. Без родных и близких. Не зная обычаев, не зная языка. Не имея ничего! Абсолютно один! Что мне было делать? Да, я хитрил и обманывал. Для того чтобы выжить! Представь хоть на мгновение, каково мне было!
– Опять ты лжешь… – устало сказала Пандора и посмотрела куда-то в сторону. – Ничто твоей жизни не угрожало, кроме твоей жадности и подлости. Мой отец всегда заботился о рабах. Ну а что касается предложения представить себя на твоем месте… – девушка усмехнулась. – Мне и представлять ничего не надо…
Опять повисла тишина.
– Прости, господин. Я устала… Что ты хотел? Игра в благородство слишком утомительна?.. – Пандора так посмотрела на Алексея, что у него перехватило дыхание, а в горле застряли невысказанные возражения.
Не глядя на него, девушка подошла к кровати. Ее взгляд упал на злополучную прялку.
Пандора грустно усмехнулась и подняла ее вместе с веретеном:
– Куда это деть?
Не дождавшись Лешиного ответа, подошла к столу:
– Я положу сюда.
Алексей неподвижно стоял, провожая девушку взглядом. Пандора устало улыбнулась и стала одну за другой аккуратно вытаскивать из прически тяжелые бронзовые шпильки. Они глухо позвякивали, ложась на стол. Длинные волосы рассыпались по плечам. Она провела ладонью по щеке, пряча выбившийся локон, и вопросительно посмотрела на Алексея.
Он почувствовал дрожь. В горле пересохло. Все вдруг вылетело из головы. Казалось, что время застыло.
Пандора не сводила с него глаз. Алексиус шагнул к ней, и она невольно сделала шаг навстречу. Хуже всего было то, что она не ощущала страха. Пандора отчаянно хотела испытать отвращение или хотя бы гнев. Но то, что она чувствовала сейчас, совсем не походило на злость или брезгливость. Алексиус протянул руку, и Пандора вздрогнула. У нее закружилась голова, а в глубине что-то сжалось. Лина говорила, что это больно. Не хочу, чтобы больно!
Его глаза горели безумным лихорадочным огнем. И этот взгляд лишал ее воли. Чего же он ждет? Неужели она должна первой… Пандора почувствовала, что ее глаза наливаются влагой, и зажмурилась, закусив губу. Почему он медлит? Зачем так мучает ее? По ее щеке побежала слезинка. И жгучий стыд за свою слабость заставил открыть глаза. Но этих мгновений было достаточно, чтобы все изменилось. Теперь в глазах Алексиуса было столько сострадания, боли и безмерной безысходной тоски, что ей отчаянно захотелось коснуться его щеки. Пандора подняла ладонь, но отдернула руку и прижала к своим губам.
Опять навалилась тишина.
– Зачем ты трогала мои бумаги? – неожиданно спросил Алексиус.
Девушка вымученно улыбнулась:
– Я хотела узнать твою тайну.
– Зачем тебе это?
– Значит, тайна все-таки есть?
– Есть… – нехотя ответил Алексиус. – Но тебе не стоит думать об этом. Помнишь миф о… – он запнулся. – О девушке с твоим именем?
– О Пандоре? Дочери Эрехтея? Которая принесла себя в жертву?
– Нет… Я говорю о другой Пандоре. Которая впустила в мир несчастья.
– Ааа… – девушка поморщилась. – Лисимаха говорила, что Гесиод выдумал эти сказки для детей и глупых крестьян. А дочь Эрехтея жила на самом деле и отдала свою жизнь, спасая Афины и честь своей семьи.
– Ну… может быть… Не помню такую… Я сейчас говорю про Пандору, которая была женой… Как его? – Алексиус прищелкнул пальцами. – Эпи-ми-тея. К чему привело ее любопытство?
Пандора прищурилась:
– То есть твои тайны могут принести горе и несчастье людям?
Алексиус выразительно посмотрел на девушку.
Пандора щелкнула пальцами, подражая его недавнему жесту, не выдержала и расхохоталась.
– Ничего смешного, – обиженно буркнул Алексиус.
Девушка рассмеялась еще сильнее. Алексиус криво улыбнулся.
Отсмеявшись, Пандора легкой походкой прошлась по комнате, с нарочитым любопытством разглядывая безделушки на полках. Ее длинные волосы разлетались при каждом ее шаге. Алексиус с трудом оторвал от нее взгляд, подошел к столу и взял в руки прялку.
– Ладно. Иди отдыхать. Мне нужно обдумать…
– Страшные тайны?
– Более чем.
Алексиус взял мел и, стараясь не обращать внимания на девушку, стал что-то рисовать на черной стене.
Когда Пандора подошла к двери, Алексиус покосился на нее и бросил:
– Шпильки не забудь.
– Спасибо, – прошептала она, закрывая дверь.
Глава 23
1
Бежали дни. Все, что раньше вызывало ужас и боль, стало привычным и обыденным. Пандора уже не дрожала от бессильной ненависти, слыша, как ей казалось, снисходительную речь Алексиуса. Подозрения, страхи и догадки спрятались, затаились в далеком уголке ее сознания. Лишь иногда, пытаясь уснуть под звон цикад, она замечала в лунном свете на балконе беспокойный силуэт, мерно шагающий из стороны в сторону, и цепенела от страха. Хотя знала, что это означает лишь очередную заминку в работе над текстом «Природы вещей» – Алексиус любил работать по ночам и часто выходил на балкон.
Он относился к ней с заботой и предупредительностью. Но это, скорее, пугало девушку. Порой Пандора ловила на себе такие взгляды, что ей становилось не по себе. Алексиус стремился проводить с ней все свободное время, а ей было крайне неуютно в его обществе. Она старалась сохранять дистанцию и не принимать от него никаких даров, тем более драгоценностей.
Почти каждое утро они с Алексиусом катались на лошадях. Пандора все еще подозревала какой-то подвох, но отказаться от прогулок верхом было выше ее сил.
Отношение к Пандоре слуг изменилось. Исчезли снисхождение, забота и покровительство. Уже никто в доме не считал ее «своей». Она ощущала молчаливое отчуждение и настороженность. Только с Линой удавалось поддерживать некоторое подобие дружбы.
Лина утром и вечером приходила к