так медленно развиваются вкусы и потребности — и сваливаем все на серость и тупость. Нетерпение свойственно всем вырвавшимся вперед, возвысившимся над общим уровнем, оно проявляется и у больших деятелей, свидетелями чему сами были не раз, оно наблюдается и в политике, и в экономике, и в культуре и называется волюнтаризмом, левачеством, маниловщиной и т. д. Лекарство от сей болезни — трезвость, реальный взгляд на жизнь. Но и нетерпение есть свойство жизни, без нетерпеливых ее не бывает, они — дрожжи общества, которые бродят непрестанно и вечно, а если и занесет, бывает, в сторону, то тоже не без пользы: приобретается опыт, и в ту сторону, где обожглись, уже не потянет. Так что бранить нетерпеливых никакого основания нет, они — противовес, уравновешивающий рационализм мудрых. Мудрые потому и мудрые, что есть на свете увлекающиеся, нетерпеливые, забегающие вперед.
12 октября 1984 года
Вчера в «Советской России» прочел беседу с директором Худфонда СССР Подкладкиным, начинается она так: «На днях Политбюро ЦК КПСС рассмотрело и одобрило разработанные Советом Министров СССР предложения об увеличении силами Союза художников (Художественного фонда СССР) производства и реализации художественных произведений, предназначенных для продажи населению…» Отмечена и роль газеты, проведшей дискуссию «К живой картине». Вот чем, оказывается, заканчиваются наши усилия — решением на самом высоком уровне. Не зря «болеем» нетерпением!
А статью о Телешове приложу к размышлениям. Разговор о возрождении российских деревень тоже должен бы окончиться серьезным документом. Назрело!
Слетаются люди в родные гнезда
У въезда в деревню Телешово поставлен дорожный знак-символ: на высоком резном столбе гроздь скворечников. Иносказательно он читается так: слетаемся в родное гнездо.
— Одна пара нынче поселилась, — говорит Владимир Александрович Новоселов, первый секретарь Дмитровского горкома партии, объясняя нам знак-символ. — Мужики уверяют, что скворцы не любят жить тесными колониями, но я думаю, дело в другом: нынче вообще мало в Подмосковье скворцов.
Эта деталька — мало скворцов — за разговором как-то выскользнула из моего внимания, а сейчас, обдумывая увиденное в Телешове, она показалась мне значительной. Я вспомнил летнюю поездку в Белоруссию. Главный агроном колхоза «Рассвет» имени Орловского Николай Дмитриевич Ленкевич на мое восхищение богатым полевым раздольем ответил с явно ощутимой тревогой в голосе: «Нивы богаты, да, но ни скворца, ни жаворонка над ними нет. У главного агронома тля яблоню сожрала, ничем не мог отбиться. Причина? Ядохимикаты…» Не потому ли и Подмосковье обходят скворцы стороной?
А ядохимикаты применяют там, где много сорняков. А сорняков много там, где плохо землю обрабатывают. А обрабатывают ее плохо там, где людей мало, а земля далеко. Вот вам и цепочка: человек ушел с земли — пришли ядохимикаты — прогнали скворца и жаворонка — расплодилась тля. Как ни крути ни верти, а надо возвращать человека на землю. Как это сделать, и дает ответ деревня Телешово под городом Дмитровом.
Читателю, интересующемуся деревенскими проблемами, представлять ее широко не надо: писано не раз. Но коротко повторить можно. В Московской области взяли курс на возрождение деревень, которые еще недавно называли «неперспективными». Зачинателем стал Дмитровский район. Совхоз «Рассвет» был подвергнут тщательному социально-экономическому анализу. Выяснилось вот что: хозяйство развивается подобно резиновой мембране — при давлении вспучивается центр, края же остаются неподвижными. Капиталовложения и есть то самое давление, направленное в середину мембраны. Деньги вкладывались в развитие центральной усадьбы, в плодородие центральных полей, окраинные же деревни и земли хирели и истощались — получалось своеобразное вспучивание. Это можно бы оправдать очередностью — всему свой черед, — если бы не схема районной планировки, которая вообще отказывала дальним деревням в капиталовложениях, отнеся их к «неперспективным». А исходила данная «схема» из представления, что нынешний уровень развития производительных сил, то есть наличие техники, минеральных туков, химических средств защиты растений, уже позволяет хозяйству справиться с обработкой 6—8 тысяч гектаров угодий, сосредоточив средства труда и людей в одном селе. К тому же, имея один поселок, скорее сможем поднять социально-бытовой уровень жизни. Все казалось верным, пока не встала задача интенсификации сельскохозяйственного производства. Тут вот и обнаружилось, что о б р а б о т а т ь в с ю землю хозяйство может, а и н т е н с и в н о использовать каждый гектар, увы, не в силах. Оказалось, что задаче интенсификации прежний тип расселения соответствует больше, чем тот, который предложила «схема». «Схему» пришлось пересмотреть.
На повестку дня встал вопрос комплексной планировки и застройки в с е й территории хозяйства. Из 31 селения совхоза «Рассвет» подлежали дальнейшему развитию 27, в том числе центральный поселок, четыре отделенческих центра и 22 деревни, прилегающие к ним. Особое внимание уделялось обустройству производственных центров отделений, одним из которых и является деревня Телешово. И вот она обустроена. То, что два года назад разглядывал я в чертежах, сейчас вижу в натуре.
Первое впечатление: деревня красива. Ухожена. Заброшенностью и не пахнет. Что-то даже праздничное чувствуется в ее облике. Не такое, когда прихорашиваются к празднику: подметают, прибирают, подкрашивают, а обновляющее, такое, когда, скажем, изба не починена, а перестроена и хозяева как бы переходят на иной, более высокий уровень жизни, и материально и культурно. Одним словом, Телешово о б н о в и л о с ь.
Новые дома — их всего одиннадцать — поставлены не отдельным посадом, а на старых печинах. Казалось бы, пустячный вопрос: как ставить новые дома в старой деревне? Можно их выделить, вынести за околицу, составить из них улочку или микрорайон и этим самым как бы подчеркнуть контраст нового и старого, создать зримое и притягательное будущее деревни. Так повсеместно и делают. Я не думаю, что планировщики сознательно ставят перед собой такую, с позволения сказать, агитационную цель. Скорее всего, ими руководят хозяйственные соображения: короче коммуникации, меньше надо труб, кабеля и прочего «дефицита». А получается, вольно или невольно, социальный контраст. Притом довольно-таки болезненный, даже, если хотите, конфликтный. Суть его в том, что на старой улице живут коренные, не снявшиеся в трудное время с родного места, не бросившие свое поле земледельцы, а новый — благоустроенный! — микрорайон заселяют, как правило, приезжие из других краев или свои же, так называемые возвращенцы, выжидавшие где-то, в городах или поселках, когда оживет их родная деревня. Конфликт этот, выражаемый обычно вопросом «За что перелетным такие блага?», зреет давно, с тех пор, как начали строить центральные поселки и заселять их приезжими, а свои, коренные, оставались в нетронутых, «неперспективных» деревнях. Возрожденное Телешово в этом плане есть ликвидация социального контраста между центральным поселком и отдаленной деревней. А принцип застройки, который в данном случае избрали проектировщики, — новый дом на старой печине, в общем посаде — есть стирание контраста между соседями. Возможность же эта появилась тогда, когда архитекторы и строители применили локальный тип благоустройства, при котором водопровод, газ, ванну, калориферы с успехом можно устроить хоть