ее друзья сбежали. Вы предположили, что она именно сбежала, а не потерялась и не стала жертвой несчастного случая. На то была какая-то определенная причина?
– Ох, да… Видите ли… О господи. – Алисия Роуэн запустила в волосы пальцы, длинные, гибкие, словно бескостные. – Я собиралась отправить Джейми в интернат, а она не хотела. Кажется, сказала, что я ужасная эгоистка… Наверное, я такой и была. Но у меня имелись на то веские причины.
– Мисс Роуэн, – мягко проговорила Кэсси, – мы не осуждать вас пришли.
– Да-да, знаю. Но мы сами себе судьи, разве нет? И вам бы надо… да, надо узнать, как дело обстояло. Так вы лучше поймете, что случилось.
– Мы готовы вас выслушать. Нам любая мелочь пригодится.
Алисия кивнула, но без особого энтузиазма. За прошедшие годы наверняка слышала эти слова неоднократно.
– Да-да, конечно.
Она быстро вдохнула и, закрыв глаза, медленно выпустила воздух, будто про себя считала до десяти.
– Ну что ж, – заговорила она, – когда родилась Джейми, мне было всего семнадцать лет. Ее отец дружил с моими родителями и был женат, однако я по уши в него влюбилась. Все было сложно и рискованно: гостиничные номера, ложь – сами понимаете, – а в брак я все равно не верила. Считала его пережитком, формой угнетения.
Ее отец. В деле он тоже фигурирует – Джордж О’Донован, дублинский юрист, но даже спустя тридцать лет она его покрывает.
– А потом вы обнаружили, что беременны, – сказала Кэсси.
– Да. Он пришел в ужас, мои родители обо всем узнали и тоже пришли в ужас. Все говорили, что ребенка надо отдать на усыновление, но я уперлась. Сказала, что сохраню ребенка и выращу его сама. Для меня это было своего рода борьбой за права женщин, бунт против патриархата. Я же была совсем молоденькая.
Ей повезло. В 1972-м в Ирландии женщинам и за меньшую провинность давали срок или навсегда упекали в приют Магдалины.
– Вы очень храбро поступили, – похвалила Кэсси.
– Спасибо, детектив. Знаете, наверное, в те времена я была и правда довольно храброй, но вот правильное ли это решение, не уверена. Я потом думала, что… отдай я Джейми на усыновление – и тогда… – Она осеклась.
– В конце концов они смирились? – спросила Кэсси. – Ваши родные и отец Джейми?
Алисия вздохнула:
– Нет. Не совсем. Они разрешили мне оставить ребенка, но велели больше не появляться им на глаза. Я опозорила семью. И разумеется, отец Джейми не хотел, чтобы его жена обо всем узнала. – Вместо гнева в ее голосе я услышал легкое недоумение. – Родители купили мне этот дом – милый и подальше от них. Вообще-то я из Дублина, из Хоута[17]. Время от времени подкидывали мне немного денег. Отцу Джейми я писала – рассказывала, как растет его дочь, посылала фотографии. Я не сомневалась, что рано или поздно он перестанет дуться и захочет наладить с ней отношения. Возможно, так и случилось бы. Не знаю.
– А когда вы решили отправить ее в интернат?
Алисия утопила пальцы в волосах.
– Я… Ох, об этом я вспоминать не люблю.
Мы молча ждали.
– Понимаете, мне тогда только-только тридцать исполнилось, – заговорила она наконец, – и я поняла, что жизнь моя меня не устраивает. Пока Джейми находилась в школе, я подрабатывала официанткой в кафе, но, учитывая, сколько стоили билеты даже на автобус, денег едва хватало, а образования у меня не было, поэтому другая работа мне не светила… Я поняла, что не хочу прожить всю оставшуюся жизнь вот так. Мне хотелось лучшей жизни, и для себя самой, и для Джейми. Я… во многих отношениях я так и не повзрослела. У меня просто не было возможности. А мне хотелось.
– И для этого, – сказала Кэсси, – вам пришлось бы немного освободить себе руки?
– Да. Ну да. Вы меня понимаете. – Она благодарно сжала локоть Кэсси. – Мне хотелось чего-то добиться, чтобы больше не зависеть от родителей, но в какой сфере добиваться, я не знала. Чтобы понять, мне нужно было время. И я осознавала, что как только я решу, чем хочу заниматься, нужно будет пойти учиться, а Джейми нельзя оставлять без присмотра… Будь у меня муж или семья, расклад был бы иной. У меня были друзья, но полностью рассчитывать на них я не могла. – Она все туже накручивала прядь волос на палец.
– Разумно, – согласилась Кэсси. – И тогда вы рассказали о своем решении Джейми…
– Сперва я поделилась с ней своими соображениями в мае, когда все обдумала. Но Джейми приняла все в штыки. Я попыталась растолковать ей, свозила в Дублин показать школу-интернат, но стало только хуже. Джейми возненавидела школу с первого взгляда. Сказала, что девочки там все до единой тупые и болтают только про мальчиков и тряпки. Понимаете, Джейми у меня была настоящий сорванец, вечно пропадала в лесу, ей делалось плохо при одной лишь мысли, что ее засунут в городскую школу и заставят плясать под одну дудку со всеми остальными. И еще ей не хотелось разлучаться с друзьями. Она тут очень подружилась с Адамом и Питером – вместе с ними она и пропала.
Я с трудом удержался, чтобы не прикрыть лицо блокнотом.
– Значит, вы поссорились.
– Это слабо сказано. Смахивало на настоящую осаду. Джейми при поддержке Питера и Адама устроила настоящее восстание. Они объявили войну взрослым – отказывались разговаривать с родителями, даже не смотрели на нас, на уроках ничего не делали, а на школьных тетрадках Джейми написала: “Оставьте меня дома”…
Алисия Роуэн сказала правду, мы на самом деле тогда взбунтовались. “Оставьте Джейми дома”, – красными буквами на белом листе. Мать безуспешно уговаривала меня, а я, по-турецки скрестив ноги, молча сидел на диване, ковырял заусенцы, и желудок у меня сводило от восторга и ужаса от собственной наглости. И все же мы победили, – подумал я растерянно, – ну да, победили и, взобравшись на каменную стену, оглашали лес торжествующими воплями, хлопали друг друга по рукам и ликующе чокались банками с колой.
– Но вы остались непреклонны, – подсказала Кэсси.
– Не совсем. Они меня все-таки дожали. Знаете, мне пришлось непросто – об этом вся деревня гудела, а Джейми подавала все так, словно ее в приют отправляют. Я не знала, как поступить… И в конце концов сказала: “Ладно, я еще подумаю”. Попросила их не волноваться, мы что-нибудь придумаем, и они сменили гнев на милость. Я и правда хотела год повременить, но мои родители предложили оплатить Джейми учебу, а я сомневалась, что через год они не передумают. Знаю, получается, вроде как я ужасная мать, но я правда полагала…
– Ничего подобного, –