юркий, как куница или горностай, но крупнее – и скрылся в зарослях с противоположной стороны.
При торможении нас швырнуло вперед – для такой узкой однополосной дороги я слишком уж разогнался, – но Кэсси не ездит, не пристегнувшись (ремни безопасности могли бы спасти ее родителей), поэтому мы оба были пристегнуты. Машину развернуло поперек дороги, одно колесо зависло над канавой. Мы с Кэсси потрясенно молчали. По радио девчачья группа неестественно весело голосила под какую-то тупую мелодию.
– Роб? – прошептала через бесконечную минуту Кэсси. – Ты как?
Мне все не удавалось разжать вцепившиеся в руль пальцы.
– Что это за хрень была?
– В смысле?
– Животное. Зверь. Кто это был?
Я повернул голову. В глазах у Кэсси было нечто такое, что напугало меня даже сильнее, чем этот зверь.
– Я никого не видела.
– Дорогу перебежал. Ты не заметила, потому что смотрела в другую сторону.
– Наверное, – согласилась она – правда, мне показалось, что думала она целую вечность. – Наверное, так и было. Может, лиса?
* * *
Журналиста Сэм разыскал через несколько часов. Майкл Кили, шестидесятидвухлетний пенсионер, который еще не окончательно распрощался с журналистикой, сделал в свое время умеренно успешную карьеру. Вершины он достиг в конце восьмидесятых, когда вывел на чистую воду одного министра – тот оформил девятерых родственников как “консультантов” и платил им зарплату. После этого дела иных головокружительных высот Кили не достигал. В двухтысячных, когда объявили о строительстве шоссе, он в ехидной статье описал будущее: наступает прекрасное утро, и компании-застройщики просыпаются в счастливом упоении. Ответом стало открытое письмо от министра по охране окружающей среды. В двух колонках читателям растолковывали, что шоссе осчастливит всех. На этом все стихло.
Сэм несколько дней уламывал Кили встретиться с ним. Когда он в первый раз упомянул Нокнари, Кили заорал: “Да ты, парень, меня за идиота, что ли, держишь?” – и бросил трубку. Но, даже согласившись, Кили не пожелал встречаться в центре города, а выбрал на удивление непритязательный паб на задворках Феникс-парка: “Так, парень, надежней будет”.
У Кили был впечатляющий нос и седая грива, искусно зачесанная назад.
– Выглядит как поэт какой-то, – неуверенно сказал Сэм за ужином в тот вечер.
Сэм угостил его “Бейлисом” с бренди (“О господи”, – пробормотал я, мне вообще кусок с трудом в горло лез; “Ничего себе”, – восхитилась Кэсси и окинула взглядом свой бар с выпивкой), но стоило Сэму заговорить о шоссе, как Кили предостерегающе поднял руку, а взгляд его сделался подозрительным.
– Потише, парень, давай-ка потише… Дело там нечистое, это ясно как божий день. Но кто-то – давай только без имен, бичевать никого не стану, – кто-то завернул мою статью. Я еще и работать толком не начал, а меня уже заткнули. По юридическим причинам, так мне сказали, мол, доказательств нет… Бред. Чушь собачья. Просто кто-то хорошо нагрел руки. Там весь поселок с этого начинался, парень. Весь поселок на вранье выстроен.
После второй рюмки Кили слегка подобрел и язык у него развязался.
– Можно сказать, – говорил журналист, наклонившись к Сэму и оживленно размахивая руками, – можно сказать, что поселок этот с самого начала сомнительный. Столько про него болтали, рассказывали, как из него вырастет оживленный город, а потом, когда дома распродали, обо всем просто-напросто забыли. Заявили, что на дальнейшее развитие средств нету. Словно устроили это все лишь для того, чтобы загнать эти дома в глуши за такую цену, какую иначе за них сроду не дали бы. Впрочем, доказательств у меня нет.
Он осушил рюмку и с тоской заглянул внутрь.
– Я просто заметил, что с этим местечком всю дорогу что-то неладное творится. Ты вот в курсе, что количество травм и несчастных случаев во время строительства поселка в три раза превысило средний уровень по стране? Тебе, парень, не кажется, что место обладает собственной волей, что оно способно бунтовать против человеческой халатности?
– Что бы там про Нокнари ни говорили, – сказал я, – не поселок удушил Кэти Девлин полиэтиленовым пакетом.
Я порадовался, что с Кили выпало возиться Сэму, а не мне. Обычно такого рода нелепицы меня забавляют, но на той неделе я так скверно себя чувствовал, что запросто заехал бы Кили по яйцам.
– И что ты ему на это сказал? – спросила Кэсси.
– Сказал, что да-да, конечно, – невозмутимо ответил Сэм, наматывая феттучини на вилку. – Я бы согласился, даже скажи он, что страной управляют маленькие зеленые человечки.
Кили пошел по третьему кругу – Сэм задолбается одобрять эти расходы у начальства, – а после принялся клевать носом. Наконец он надел пальто и на прощанье долго тряс Сэму руку, бормоча: “Посмотришь, когда где-нибудь в безопасном месте будешь”, и вышел из паба, оставив в ладони Сэма клочок бумаги.
– Вот бедняга, – Сэм открыл бумажник, – я думаю, он рад был, что его в кои-то веки выслушали. Таким, как он, даже если с крыши орать будут, все равно никто не поверит.
Он выудил из бумажника тонкую серебристую бумажку и, ухватив ее двумя пальцами, передал Кэсси. Я отложил в сторону вилку и наклонился к Кэсси.
Листок напоминал бумажку, что прикрывает сигареты в пачке, он был тщательно скручен в трубочку. Кэсси аккуратно развернула. На внутренней стороне черным фломастером было выведено: “«Дайнэмо» – Кеннет Мак-Клинток, «Футура» – Теренс Эндрюз, «Глобал» – Джеффри Барнс и Конор Рош”.
– А ему точно стоит доверять? – спросил я.
– Он на голову больной, – сказал Сэм, – но репортер хороший или был хорошим. Думаю, он вряд ли отдал бы мне это, не будь он полностью уверен.
Кэсси осторожно провела пальцем по краешку листка, расправляя.
– Если то, что тут написано, – правда, то пока это наша лучшая зацепка. Отлично сработано, Сэм.
– Он потом еще и за руль сел. – В голосе Сэма зазвучали нотки беспокойства. – Я подумал было остановить его, ведь выпил-то он порядочно, но… Мне, наверное, надо будет снова с ним поговорить. Может, позвонить ему и узнать, все ли с ним в порядке?
* * *
На следующий день, в пятницу, спустя две с половиной недели после начала расследования, ближе к вечеру к нам заглянул О’Келли. День выдался прохладный, но в большие окна падали солнечные лучи, и кабинет прогрелся, так что казалось, будто все еще лето. Сэм сидел в своем углу, то и дело звонил куда-то, а между звонками строчил у себя в блокноте. Кэсси пробивала кого-то по базе данных, а я, прихватив за компанию пару наших помощников, сбегал за кофе, и теперь мы потягивали из чашек. В комнате стоял негромкий гул, какой бывает в школьном классе. О’Келли просунул голову в дверь, вложил в