студенты толкаются у стойки. В паб, куда ходят полицейские, нас особо не тянуло, там пришлось бы объяснять каждому встречному-поперечному, как продвигается расследование “Весталка”. После третьей кружки, возвращаясь из туалета, я задел какую-то девушку, да так сильно, что содержимое ее бокала выплеснулось на нас обоих. Случилось это по ее вине – она рассмеялась над шуткой своих друзей, попятилась и врезалась в меня, – однако девушка оказалась невероятно милой, тоненькой и изящной, как раз в моем вкусе, а пока мы оба рассыпались в извинениях и оценивали масштабы разрушений, она наградила меня таким проникновенным взглядом, что я купил ей выпить, и мы разговорились.
Ее звали Анна, и она изучала историю искусств в магистратуре. Грива светлых волос наводила на мысли о солнечном пляже, воздушная белая юбочка, а талию я, казалось, мог обхватить ладонями. Я представился профессором литературы из Англии и сказал, что исследую здесь творчество Брэма Стокера. Посасывая края бокала, Анна смеялась моим шуткам, обнажая белые зубки с неправильным прикусом.
Сэм за ее спиной ухмылялся и таращил глаза, а Кэсси передразнивала меня – изображала томление и страсть, но мне было плевать. Я так давно не трахался, и меня дико тянуло завалиться с этой девчонкой к ней домой, с глупым хихиканьем войти в студенческую квартирку с постерами на стенах, запустить пальцы в эти густые волосы и забыть обо всем на свете, провести целую ночь и почти весь завтрашний день в ее постели и ни разу не вспомнить про гребаное расследование. Я положил руку Анне на плечо и потянул ее в сторону, подальше от типа, который, ухватив сразу четыре кружки пива, рискованно лавировал в толпе, и за ее спиной показал Кэсси и Сэму средний палец.
Людским течением нас прибивало все ближе друг к другу. С беседы о научных работах – я пожалел, что так мало знаю о Брэме Стокере, – мы перескочили на обсуждение островов Аран[18]. Анна побывала там прошлым летом, ездила с друзьями проникнуться красотой природы и отдохнуть от городской жизни со всеми ее излишествами, – рассказывая, она несколько раз коснулась моей руки. И тут вдруг от ее компании отделился какой-то тип и встал за спиной Анны.
– Анна, ты как тут? – Он многозначительно приобнял ее за талию и грозно посмотрел на меня.
Анна закатила глаза и заговорщицки мне улыбнулась.
– Все отлично, Киллиан, – ответила она.
Вряд ли это был ее парень – судя по ее поведению, парня у нее не имелось, – однако он явно метил на это место. Крепко сложенный и по-своему привлекательный, малый явно порядочно нагрузился и подыскивал повод отвести меня в сторону “побазарить”.
На какой-то миг я и впрямь решил вписаться в это. “Ты ж слышал, чувак, у девушки все путем, давай дуй обратно к друзьям…” Я взглянул на Сэма с Кэсси – забыв обо мне, они что-то горячо обсуждали, сблизив головы. Сэм рисовал что-то пальцем на столешнице. Мне вдруг сделалось тошно от себя самого и моей фальшивой профессорской личины, а заодно и от Анны с ее играми, в которые ей вздумалось поиграть со мной и этим Киллианом.
– Девушка моя заждалась, – сказал я, – прости, что выпивку твою пролил.
И я оставил Анну, изумленно приоткрывшую рот, и еще не утратившего воинственность Киллиана.
Сев рядом с Кэсси, я на миг обнял ее, и она подозрительно уставилась на меня.
– Что, кинули тебя? – спросил Сэм.
– Не-а, – догадалась Кэсси. – Сам, похоже, передумал и наврал, что у него девушка есть, поэтому и обниматься полез. Еще раз такое выкинешь, Райан, и я на Сэма с поцелуями наброшусь. Пускай тогда парень твоей красотки морду тебе начистит.
– Круто! – восхитился Сэм. – Я в игре.
После паба Сэм отправился к себе, а мы с Кэсси двинулись к ней домой. Завтра суббота, можно выспаться, а потом весь день валяться на диване, прихлебывая чего покрепче, слушать музыку и наблюдать, как прогорают до угольков дрова в камине.
– Знаешь, – Кэсси вытащила из бокала кубик льда и сунула его в рот, – мы забываем, что дети мыслят иначе.
– Ты это к чему?
Перед этим мы обсуждали Шекспира, фей из “Сна в летнюю ночь”, и я потерял нить. Я ожидал, что она сравнит детское мышление с образом мысли у людей шестнадцатого века, и уже готовился возразить.
– Мы все думали, как он выманил ее из дома, – нет, не перебивай и дослушай!
Я попытался пнуть ее и завопил:
– Заткнись, я не на работе, я тебя не слышу, ля-ля-ля…
Водка и поздний час затуманили мне мозги, и я решил, что пошло оно куда подальше, это расследование, запутанное и непонятное. Мне хотелось продолжить болтать о Шекспире или, может, сыграть в карты.
– Когда мне было одиннадцать, ко мне один тип приставал, – сказала Кэсси.
Я замер.
– Правда? – осторожно спросил я.
Вот тайная комнатка Кэсси, и она сейчас распахнет передо мною двери.
Кэсси удивленно посмотрела на меня:
– Да он ничего мне не сделал. Ничего не случилось.
– А-а, – глупо и слегка разочарованно протянул я. – Так что было?
– У нас в школе все в стеклянные шарики играли, прямо помешались на них, всю перемену с шариками сидели, да и после школы тоже. Притаскивали их в пакетах и хвастались, и чем больше у тебя шариков, тем ты круче. И вот однажды меня оставили после уроков…
– Тебя? Да ладно? – не поверил я.
Не оборачиваясь, я нашарил на столе стакан. Куда повернет эта история, я представлял себе с трудом.
– Ой, да пошел ты, отличник сраный. Короче, я уже собралась домой, как один мужик, который у нас в школе работал, – не учитель, а дворник или уборщик – вдруг возник рядом и говорит: “Нужны тебе шарики? Могу поделиться”. Он старый был, лет шестьдесят, седой и щетинистый. Я потопталась-потопталась, а потом все-таки зашла к нему в каморку.
– О господи, Кэсс, это было тупо, очень тупо, – сказал я.
Сделав глоток, я отставил на пол стакан, положил ее ноги к себе на колени и стал массировать.
– Ой, прекрати, говорю же, ничего не случилось. Он вошел следом и сунул руки мне под мышки, как будто собирался меня приподнять, но вместо этого стал пуговицы на рубашке расстегивать. Я так удивилась и спрашиваю: “Вы чего?” А он в ответ: “У меня шарики вон на той полке. Я тебя приподниму, и ты их возьмешь”. Тут до меня дошло, что тут дело нечисто, хотя что именно нечисто, я, конечно, не понимала. Поэтому просто вырвалась, выкрикнула: “Не нужны мне твои шарики!” – и помчалась домой.