муж — великий человек, Гриз. И я считаю — за то, чтобы быть возле него… как угодно… цена невелика.
Глаза у Касильды обращаются в синие звёзды — из-за сияния слёз.
— У вас когда-нибудь… вы когда-нибудь думали, что всё могло быть иначе? Совсем иначе? Знаете, вскоре после смерти моего первого мужа Эв начал ухаживать за мной. И как-то раз сделал мне предложение. Сказал, что откажется от всего — должности, своих связей при дворе. Целей. Если только я выйду за него. Предложил даже уехать в отдалённый замок. Всё, что угодно. Если бы я тогда…
«… если бы только я согласилась…» — рвущий душу припев из прошлого. Гобелен, тканный из липкой паутины памяти: девушка в свадебном платье и темноволосый вельможа, Гриз понимает, что нужно дышать, нужно поднять и укрепить стены, иначе воспоминания, замурованные в подвалах памяти, выползут и задушат, разорвут душу на части.
— Целительница Премилосердная, мне не следовало… простите, я позволила себе лишнее, я ведь знаю о той истории с Этельмаром Сотторном…
Роза отлетает в сторону, и Касильда Виверрент собирается лететь за ней — наверное, чтобы принести Гриз Арделл воды.
— Не извиняйтесь, это всё в прошлом, — нужно спетлять, увести от опасной темы, но это выше сил Гриз: — Вы думаете, что если бы согласились тогда — сейчас были бы счастливы?
— Может быть. Иногда мне кажется: вдруг я смогла бы его рассмотреть… узнать раньше. Понять. И мы просто жили бы… и дети…
Закрывает глаза и давит, давит судорогу боли на лице. Запирает в стенах своей крепости. Гриз не спрашивает ничего. Если даже жена Хромца — его слабость и находится в огромной опасности, то ребёнок…
— А потом я думаю, что сейчас Айлор был бы иным, — говорит Касильда окрепшим голосом. — До сих пор бы правил Даггерн Шутник. И то, как я относилась к Эву тогда… не знаю, смогла ли бы я изменить своё мнение. Я цеплялась за свои заблуждения так упорно — считала любое слово ложью, выискивала двойное дно. Даже несмотря на его благородство во время нашего брака.
Ей нужно об этом поговорить, — понимает Гриз. Хоть с кем-нибудь, потому что когда ты не переносишь ложь, а тебе приходится лгать так долго — рано или поздно чаша переполняется.
— Я прозрела только перед Правой Ночью. У нас была последняя встреча в тюрьме, но мне нужно было играть роль, которую мы определили. Ведь я же, получается, наконец добилась своего, когда подвела его под суд. И я не смогла сказать. Потом была Та Ночь. Арианте… королеве пришлось смотреть. Я, к счастью, могла прикрыться вуалью. Но не закрыть уши.
Какое-то время она молчит. Пытается сбежать из ночной, пропитанной криками памяти.
— Несколько дней после исцеления он лежал — лёгкая лихорадка, бывает, если целителю пришлось проделать большую работу. Я наконец-то могла быть рядом с ним — это был долг жены: навещать, читать, сидеть у его изголовья. Тогда я и поняла. В те дни осознала, что буду с ним, пусть и придётся продолжить обман. Пусть даже обман теперь станет во сто крат тяжелее.
На бледных щеках проступает румянец — словно к ним прилипли два розовых лепестка.
— Знаете, что он сказал мне сразу же после того, как встал на ноги? Что теперь я могу просить у королевы расторжения брака. Выполнил обещание, которое дал ещё до нашей свадьбы… Эв сказал, что я могу быть свободной и выйти замуж за того, кого я люблю. Только вот я уже…
Касильда Виверрент прикрывает глаза и улыбается, баюкая дорогой момент в памяти, словно розу в ладонях.
Сколько у них было таких вот моментов? — думает Гриз и тихонько отходит к двери — не хочет спугнуть счастливую память. Сколько было разговоров без лжи? Взглядов — вне игр и сюжетов? Встреч, пожатий ладоней, поцелуев… Правая Ночь была два года назад. Преступно недостаточно — во всяком случае для Касильды. Что же касается её мужа…
— Вы говорили с ним, Гриз. Я знаю, что он мог вам предложить. И прошу вас согласиться.
Голос у хозяйки Цветочного Дворца совсем тихий.
— Молва много лжёт о моём муже… хотя методы его и впрямь небезгрешны. Но я видела его настоящим. И если… варги ведь во многом полагаются на внутреннее чутьё, так? Если вы не верите ему — поверьте мне.
Касильда Виверрент наклоняется вперёд и словно распахивается, предлагая себя — на ладони: глаза в глаза. Бледно-жемчужная роза с ароматом вечной печали.
— Мой муж не лжёт в том, что Кайетте угрожает опасность. И не лукавит, когда говорит, что ваши цели совпадают.
— Я знаю, — как можно мягче отвечает Гриз.
— Пожалуйста, не отказывайтесь от его покровительства. И пообещайте хотя бы подумать об этом.
Гриз обещает подумать. Тихо покидает комнату, в которой поселилась память — сладко-горькая: об обмане и благородстве, о презрении и прозрении. О прекрасной женщине у постели больного и о его деланно бодрой улыбке: «Королева даёт разрешение на расторжение брака. Так что теперь вы можете наконец быть свободны и выйти замуж за человека, которого любите». О решительном ответном шёпоте: «Не думаю, что это возможно. Видите ли, я уже замужем за этим человеком».
В соседней комнате живёт совсем другая память.
Тяжкая, зловонная, пропитанная криками горевестников.
Выстывший дом, из которого вынули сердце. Иступлённое горе на лице матери. Шёпот когда-то красивого Мечника, который умирает, захлёбываясь гноем и шёпотом: «Сделаю всё, всё, всё…»
Служанок из комнаты пришлось удалить, чтобы не проведали о выздоровлении госпожи. Теперь здесь властвует Аманда: котёл в камине, котёл над нагревающим артефактом, маленький котелок — на столе. И охапки трав, пробирки и перегонные кубы, крысиные хвосты и высушенная земляника, толчёные драгоценные камни и букеты цветов.
Три веретенщика разной ступени исследования — в банке, на доске и один уже по частям. Четвёртого нет — впрочем, Аманда могла его и целиком сварить.
— Укрепляющее, — кивает нойя от края стола. Не отрываясь от котелка, в котором варится разновидность проявляющего зелья. — Ей и тебе. Сколько твои красивые глазки не видели сна?
Гриз отмахивается — заснёшь тут… Делает глоток укрепляющего — шипучие пузырьки весело покалывают в носу.
— По веретенщикам или по этой пыли есть что-нибудь?
— Совсем немного, медовая, да… тут долгая песня, на много ночей. Пока смотрю взаимодействие их яда с разными веществами — хочу понять, почему пробуждает поцелуй и как пробудить иначе. Но они упрямятся, — травница игриво шлёпает ближайшую ящерку по хвосту. — Совсем-совсем не хотят помочь. Очень искусная магия,