Пустошей в упор. Его откинуло на кресло, и он из него свесился, завалился на бок. Тут на полу след. Гость выправил тело — поза не устраивала, нужно было красиво — одна рука на книжку… Хотя при таком оружии — если бы он решил себе стрельнуть в лоб, ему пришлось бы держать «ворона» двумя руками. Старик всё же, как ни крути. Да, и оружие ему вложили потом в правую руку.
— В правую руку, — повторил Даллейн. Я кивнул, пошевелил пальцами правой руки. Маги Дара стараются не использовать правую руку для оружия — помимо магии. Случаются, конечно, и оболтусы, и исключения — но Флористан продолжал упорно стрелять с левой, несмотря на искалеченную Печать.
И не знать об этом мог, к примеру, тот, у кого вовсе нет Печати. И кто отлично умеет стрелять из оружия Пустошей. Кто никак не смог бы убить Старого Лиса другим способом — яд не считается, старикан кучу противоядий держал.
— Гегемония Равных, — подытожил Даллейн. — Но как же защита над оградой? И где слуги?
— Думаю, слуги обнаружили труп хозяина, посчитали это самоубийством и свалили, чтобы не попасть на глаза законникам Ирмелея — рано или поздно те сюда заявятся. Они и поставили защиту, уходя.
Или же слуги были в курсе, удостоверились в смерти хозяина, отчитались Гильдии и ушли — но тогда убийство было с согласия крупных шишек Гильдии. План неплох, если вдуматься. Ограда под защитой, трагическое самоубийство хозяина. Едва ли станут расследовать — а если и станут, сколько в Ирмелее законников знакомо с оружием Пустошей?
— …но тогда вопрос — почему. Может, догадался о чём-то или отказался доигрывать до конца. В общем, начал представлять опасность. В таком случае — он мог бы оставить знак. Да и вообще, тут могут остаться какие-нибудь бумаги. Так что я бы на вашем месте пошерстил дом на предмет тайников, да ещё поковырялся бы в камине внизу — вдруг слуги чего жгли. Нэйш — а ты глянул бы двор и пристройки, вдруг что найдётся.
Наверное, их сбил с толку мой самоуверенный вид — будто я что-то знаю. Расторопный Помощник и Длинноногая Секретарша тут же отправились рыть.
Они были недалеки от истины — кое-что я знал. Например, что тип, который вышиб мозги Старому Лису, был в этом доме не впервые. Что он ходил по этим комнатам, сидел в креслах у каминов. Что старикан звал его «сынок» — как всех, кого думал утащить в свои сети. Как когда-то меня.
«На тебя вся надежда, сынок».
Пришлось оглянуться через плечо и убедиться, что Старый Лис упокоился с дыркой во лбу. Голос слышался прямо как наяву — только принадлежал не покойнику, а памяти.
«Сам ведь понимаешь, тут он прибрался. Я к себе дураков не приближал, и тот, кто меня положил, дураком не был. Ну как, отыщешь что-нибудь в Лисьем Логове?»
Я ступал по пушистым даматским коврам, заходил в памятные комнаты — где были резные бары, статуэтки обнажённых девиц, шкуры медведей и альфинов. А рядом со мной ступал Старый Лис — бодрый и подтянутый призрак памяти.
«А что, собственно, ты хотел у меня спросить, сынок? Что меня заставило ввязаться в эту историю посредником? Ах да, я вроде как ушёл на покой… только я же всегда был тщеславен и не скрывал, а? И если уж началась Большая Игра… а она же началась, ты понимаешь? Так что не только деньги, но и возможность поучаствовать в кое-чём забавном. К примеру, обставить Шеннета-Хромца, как тебе такое?»
Больше всего было лисиц. Чучела и шкуры, на картинах, в статуэтках, только хвосты… Обычные рыжие и черно-бурые, исчезнувшие белые и огнистые. Лисье Логово, ты же был в восторге от него, Гроски. Теперь-то тебе что не нравится?
«Сынок, да ты, никак, насчёт Гильдии… Ну, раз уж так — неужто ты не знал, с кем тогда связался, а?»
Ну, конечно, знал. С кем-то вроде Эрли. С кем-то вроде меня самого. Или кого угодно из тех, с кем мне приходилось иметь дело — и до Рифов, и после них.
«И какого ж вира ты решил, что отличной идеей будет послушать сводника Гильдии и в Гильдию вступить?»
Потому что это казалось таким простым. Мне всегда было просто идти за теми, кто сильнее. Кто прокладывает путь. Крысы бегут за вожаками, а? Да и к тому же я был без денег, устал бегать по разовым шабашкам, а ещё я размяк от тепла — даже крысам иногда нужно согреться…
Голос памяти смущённо прокашлялся, подбирая вопрос, потом задал глобальный: «Какого черта, Гроски?»
Тут полагалось отвечать долго. Возможно, даже зайтись в отчаянном визге: «Да не знаю я, какого чёрта, да просто я трус и ничтожество, просто Эрли был прав, и я всегда был крысой, и не умею я выгребать против течения, а ты помер — ну и не встревай, понимаю я, что не ты в этом виноват, а если уж искать виноватых…»
Я встретил свой красноречивый взгляд в зеркале, в коридоре. Отвернулся, толкнул дубовую дверь.
В этой каминной Флористан хранил игрушки с Пустошей. Нелепые «грифоны» и тяжеленные «филины». «Вороны», «коршуны» и вир знает, что ещё — он эту коллекцию лет двадцать собирал, все стены увешаны образчиками пустошного искусства. Полированные деревянные рукоятки, затворы и дула, тряпицы с маслом, и к ним — задумчивая усмешка: «Соседи идут вперёд быстро, очень быстро… Меньше сотни лет — а как развернулись, смотри-ка ты. Ну, и кто будет говорить, что будущее за магией?»
На столике — полупустой стакан и несколько книг: свод ирмелейских законов, атлас, том стихов и что-то по истории Пустошей. Призрак Старого Лиса похмыкивал, когда я скользил пальцами по обложкам. «Помнишь, сынок?»
Как не помнить, ты же мне и рассказывал, что лет девяносто назад один ирмелейский магнат (и по совместительству — «пустой элемент») возомнил, что отсутствие магии — благо, а не недостаток. Откупил порядочный кусок земли в Ничейных Землях и основал колонию, в которую принялся приглашать только «пустых элементов». Со временем колония отгородилась от внешнего мира, провозгласила себя государством — Братство Равных, потом Гегемония Равных… а потом пустошники и вовсе перестали к себе пускать тех, у кого есть Печать. Вир теперь знает, что у них там творится.
Только вот я к тебе не за историями про Пустоши, Старый Лис. Понимаешь ли, при обыске я не обнаружил на тебе кое-какой маленькой детали. О которой житель Пустоши мог