«Крест, — подумал он и, холодея от ужаса, мысленно поправился: — Мой крест. Потому что не убил».
Кудияровец остановился, бесцеремонно сбросил седока на пол, задом попятился к выходу и крикнул:
— Пашка, пригляди. А то ишшо уползет.
Только сейчас Алексей сумел разглядеть своего «благодетеля». Это был лобастый здоровый мужичина с плечами настолько широкими, что, выползая из пещеры, он задевал обе стенки прохода. Свирепая рожа была так иссечена шрамами и морщинами, что больше напоминала такыр, нежели человеческое лицо. Удивило Зайцева и то, что у этого громилы имелись обе руки, при виде которых у Алексея от страха засосало под ложечкой. Черные от въевшейся в кожу многолетней грязи, с негнущимися скрюченными пальцами, мощные, как паровозные рычаги, с широченными наростами на локтях.
В одно мгновение кудияровец исчез в тоннеле, и сколько Алексей ни вглядывался в темноту, ни его, ни приставленного к нему Пашки, так и не увидел. Зато он получил наконец возможность осмотреть кисть правой руки. Она немного припухла в суставе и на нее пока нельзя было опираться, но, в общем, боль почти прошла.
Зайцев догадался, куда его привезли. Разглядывать в святилище оказалось нечего, да у него и не было никакого желания. Он понимал, что его судьбу уже решили, правда, не знал, какая участь ему уготована, а думать о худшем не желал. Успокаивало лишь то, что Мишка когда-то тоже был стояком, но остался в живых. Вспомнил Алексей и слова Таньки, которая вполне искренне убеждала его в миролюбии кудияровцев.
— Эй! — крикнул Зайцев в темноту и приблизился к выходу. Он не знал, что представляет собой его тюремщик, а потому не торопился выползать. Но Алексей так же не знал и сколько ему отпущено времени, и в его голосе звучала суетливость. — Пашка, ты где? Пока их нет, давай договоримся. У меня к тебе предложение. Слышишь, Пашка? Я богатый человек. Очень богатый! — Зайцев снова избрал эту тактику, потому что понятия не имел, чем еще можно соблазнить людей, у которых из имущества имелись лишь хламида, подстилка да пара примитивных плошек для картошки и самогонки. О том, чтобы применить свои знания психологии человека, он уже и не помышлял. В голове у него вертелось одно: «Собаке надо предлагать мясо, корове — сено».
— Я могу сделать тебя таким же богатым! — продолжал он. — Слышь! Где ты?
Алексей высунул голову из пещеры и тут же сбоку получил по губам. Удар был не очень сильный, но хлесткий, а главное — неожиданный.
Зайцев отпрыгнул в глубь святилища и обиженно крикнул:
— Свинья! Подонок! Вы у меня попрыгаете, когда я выйду! Ну я вам устрою! Я наведу сюда столько стояков, весь ваш крысятник перекопаем! А тебя, харя поганая, я достану в первую очередь!
Из-за стенки сбоку медленно показалась вначале голова, затем плечи, а вскоре и весь тюремщик. Его появление произвело на Алексея чудовищное впечатление. Данный экземпляр выглядел уродом даже на фоне остальных кудияровцев. Зайцев и сам не мог сейчас понять, чего в его душе больше: ненависти или сострадания. Пашка оказался жалким обрубком без рук до самых локтей и почти без ног. Его маленькая плешивая головка микроцефала была сплошь покрыта сочащейся коростой и имела столь странную форму, что при первом взгляде на голову-то не была похожа. А сочетание этого мятого гнилого «корнеплода» с изуродованным телом ничего, кроме ужаса, не вызывало.
— Бог мой, Пашка! — потрясенно прошептал Зайцев разбитыми губами.
— Не старайся, стояк, это храмовник, он глухонемой. И, кажись, ничего не понимает, — послышался откуда-то сверху знакомый голос. Алексей задрал голову. Он помнил: когда его привезли, на потолке не было никакого отверстия. Сейчас там появился квадратный люк, и вниз свешивалась голова Мишки-дурачка. — Ну чего зенки вытаращил? Не дрейфь, тебе только яйца оттяпают и отпустят, — трескуче рассмеялся Мишка. — Что, не хошь?
— Ах ты сволочь! — наконец пришел в себя Зайцев. Он резко поднялся на колени, хотел было дотянуться до Мишкиной рожи, но тот успел задвинуть крышку люка.
Алексей не просто рассвирепел, он как будто лишился рассудка и с диким воплем бросился вон из святилища. Но несколько точных и очень болезненных ударов по лицу заставили его отступить. Оказалось, что противостоять даже одному увечному кудияровцу на его территории Зайцев не мог. Это вызвало в нем такой взрыв злобы и отчаяния, что Алексей, неуклюже загребая ушибленной рукой, заметался по пещере в поисках какого-нибудь орудия. При этом он неистово выкрикивал нечто совсем не похожее на то, что говорил всю свою сознательную жизнь. Он перебрал все матерные слова с известными ему производными, перешел на доморощенную феню и в конце уже тихо и жалобно произнес:
— Ну и гады же…
Зайцев не закончил фразу. В этот момент он оказался лицом к выходу и увидел, как в святилище вползает его недавний благодетель. Над головой могучего кудияровца и с той, и с другой стороны на Алексея с жадным, людоедским любопытством смотрели еще две пары глаз.
Издав душераздирающий вопль, Зайцев шарахнулся к алтарю. В одно мгновение он взлетел на него, поджал под себя ноги и в ожидании самой страшной развязки замер, не имея сил ни протестовать, ни сопротивляться.
А трое кудияровцев медленно вползали в святилище и, казалось, растягивали удовольствие от созерцания вконец раздавленного страхом стояка. Все трое выглядели, как тронутые тлением зомби, и в ожидании ужасной смерти Алексей снова попытался что-нибудь сделать. Но его слабая попытка как-то защититься больше напоминала бессмысленное копошение пойманного жука в коробке. Он пальцами скреб под собой алтарь, сбрасывал ногами ритуальные пучки трав, затем нащупал осколок и несколько раз с остервенением махнул им перед собой.
— Кыш, подонки, — ослабевшим голосом выкрикнул он. — Кыш!
— Берите его, мужики, вяжите, — снова раздался сверху голос. — Будем бога нашего задабривать, чтобы не очень гневался.
Кудияровцы остановились перед поперечной перекладиной креста, и двое из них занялись петлями для рук. Третий же, его «спаситель», стал проверять на крепость затяжку для ног. Они делали это по-крестьянски основательно, не торопясь, словно запрягали лошадь, и Зайцев на неопределенное время получил отсрочку. Он еще пару раз бестолково взмахнул перед собой стекляшкой, потом опустил руку и наконец взглянул на предмет, который держал в руках. Это оказался осколок зеркала величиной чуть больше ладони. Но более всего Алексея поразило не это косвенное свидетельство, что где-то еще существует или, по крайней мере, когда-то существовал нормальный цивилизованный мир. Зайцев вдруг увидел собственное отражение и необычайно растерялся. Из осколка на него таращил глаза до смерти перепуганный кудияровец. Заросшее щетиной лицо было сплошь испещрено глубокими гноящимися царапинами и оказалось такого же грязно-землистого цвета, как и у жителей подземного города. Воспаленные красные глаза обрамляли опухшие, покрытые коркой веки. А волосы напоминали раздерганный, свалявшийся парик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});