Закусив водку чем-то совершенно непотребным из запасов Тохиониуса, майор натолкнулся взглядом на Библию и впал в задумчивость. Выражение лица при этом у него не изменилось и по-прежнему выражало крайнюю степень брезгливости.
«Чем я хуже этой сальмонеллы? Ишь, спас нас из вавилонского плена и воображает себя Моисеем. Да если бы тот был хотя бы капельку похож на тебя, то Бог сам бы стал антисемитом!..»
Он резко встал из-за стола и пошатнулся.
– Что с тобой, Михалыч? – встрепенулся сердобольный Джек-Потрошитель.
– Где тут у вас руль?
– Какой руль?
– Штурвал, «баранка», пульт управления! Что-нибудь, что можно нажимать или вертеть, черт побери! – мысль заставляла майора нервничать и жирела на новых аргументах, которые подсовывало воображение, как тесто на дрожжах. Михалыч понимал, что вряд ли ему удастся спокойно уснуть, если не докажет себе, что он «не хуже». Прецедент уже имел место в жизни, и тогда его долго мучила бессонница. – Веди, друг!
– Зачем оно тебе надо? Наливай да пей!
– Не твое дело! Веди! – приказал Вуйко тоном, каким в старые добрые времена лаял на тупоголовых сержантов. – И аукай, а то тебя плохо видно!
– Тогда – ау! – послушно сказал Джек. – Ау!
Навострив уши, Михалыч пошел на голос. Выйдя на финишную прямую, он обратился к духу с сокровенным, но не очень связным:
– Вот ты, Джек, сам подумай! Моисей сорок лет таскал племя по пустыне, потому что дома его ждала теща, а меня жена дома уже никогда не дождется. Я не хочу видеть поваленный временем крест на ее могиле! Или еще хуже – стоянку для машин там, где было кладбище, на котором ее двести лет назад похоронили, понимаешь меня?
– Как никто другой!
– То-то! – майор внезапно осознал себя стоящим у панелей, усыпанных сотнями кнопочек, рычажков и тумблеров. – Куда тут нажимать?
– Чего ты хочешь, Михалыч?
– Не знаю, но зато я знаю, чего не хочу! Что тут вертеть, вращать и ворочать?
Вождь, которого всю последнюю жизнь техника интересовала меньше всего, честно в этом признался.
– Ты должен был учиться, учиться и еще раз учиться, – укоризненно покачал головой Вуйко и потянулся к красной кнопке, которая привлекла его своим цветом.
Если за мгновение до того, как майор коснулся панели управления Машины Времени, нашедшей убежище на корабле Тохиониуса, всем, даже преследователям, казалось, что хэппи энд неминуем, то он легким мановением руки доказал, что это не совсем так.
***
Суббота, 29 февраля 1992 года
– Тоже мне друг! – рвала и метала Мария упреки на повинную голову Димки Самохина, прилагая все усилия, чтобы сегодняшний день был черным не только для ее семьи. – Да я тебе после этого даже фонарный столб стеречь не доверю!
Димка прятал глаза и занимался мазохизмом, то есть, самоедством.
– Ну, скажи мне теперь, что я должна делать?! Выйти на улицу голой?!
– Не знаю, – с лицемерным покорством соврал Самохин, подумывая о самоубийстве, дабы несчастная женщина не брала грех смертоубийства на себя. В том, что она на это пойдет, он не сомневался, справедливо полагая, что похороны пусть и не мужа, но все же здорово ее успокоят. Иначе зачем было еще придумывать такой сложный ритуал? Ясное дело, что это – пережиток матриархата...
– Так я сама знаю! – осенило Марию. – Собирайся, пойдешь со мной!
– Куда? – Димка поднял голову, наткнулся на взгляд красных глаз и понял, что несмелые мысли покончить счеты с жизнью вовсе не говорили о том, что он хочет умереть. В памяти всплыло бессмысленно-тоскливое: «Почему я не бабочка?»
– Там ты все узнаешь! – немножко злорадно пообещала Саньковская и начала переодеваться, плюнув на его присутствие.
От соседей снизу доносились звуки расстроенного пианино. Играли «Прощание славянки».
– Я не хочу на кладбище! – выдавил из груди Самохин, сидя на диване с оторопелым видом сексуального маньяка, который понял, что его собираются изнасиловать.
Он не хотел верить ни глазам, ни ушам. Неужели ему суждено унести с собой в могилу воспоминание о розовом кружевном бюстгальтере невероятных размеров в качестве самой сокровенной тайны?!
– На кладбище? Ха, размечтался! Кладбище – твоя несбыточная мечта! Сначала ты пойдешь со мной туда, где тебе вправят мозги раз и навсегда!
– Может, не надо, а? – робко пробормотал Димка, шокированный как стриптизом, так и собственной фантазией.
– Надо! Там я без тебя никак не обойдусь! – отрезала Мария, натягивая джинсы.
«А бабочка крылышками бяг-бяг, бяг-бяг, а за ней Мариюшка с ножичком – вжик-вжик, вжик-вжик...»
– Идем! – подала команду Саньковская.
В ее голосе не было и намека на христианскую любовь к ближнему своему, несмотря на то, что в серванте на почетном месте стояла Библия, ставшая в этом сезоне модной книгой. Самохин поднялся и пошел едва ли быстрее, чем двигались миллионы приговоренных к своим лобным местам. Местам, на которые не продаются билеты...
Если бы кто-нибудь сейчас поинтересовался его мнением о народных приметах, то он вряд ли бы не согласился, что тринадцать кошек цвета сегодняшнего дня – страшная сила.
***
Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н.э.
«Вимеру» завертело и швырнуло во временной колодец. Она находилась слишком близко к звездолету Тохиониуса, энергии генераторов которого хватило на то, чтобы потащить ее за собой. Однако, по достижении точки-миллисекунды назначения, набранной игравшимся с Машиной Времени Фасилиясом, хроногравитационный водоворот расшвырял их в разные стороны. Автопилот Тохиониуса едва не съехал с верньеров, пытаясь избежать столкновения с Понго-Панчем, а Грык и Кар выжили только благодаря невероятной эластичности тел, расплывшихся сейчас безобразными лепешками.
– Какое счастье, что я не успел позавтракать, – первым оценил Кар светлую сторону происшедшего, пытаясь придать телу нормальный вид.
– Что бы это могло быть? – простонал Грык, обращаясь в большей степени к самому себе.
– Завтрак. Он мог бы быть, но что-то мне помешало, – пояснил напарник и потащил к экрану свое тело, принявшее вид гофрированного мешка, испившего фиолетовых чернил «Радуга».
– Что там? – Грык тоже пополз.
– Я их не вижу...
– Я тоже, – процедил сквозь клапан коллега, растерянно рассматривая звезды. – А больше ты ничего не видишь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});