втором месте.
Дело было даже не в том, что Сильвия моментально одарила его горячей ненавистью. В последнее время такое случалось, хоть они и не были самой плохой супружеской парой из ему известных. Бог бы с тем, что все гости вырядились в траурные костюмы, на закуску подали без сомнения полезные, но совершенно не пригодные в пищу салаты, выпить можно было только приготовленные хозяином дома какие-то ужасные отвары с сомнительным запахом, с непереносимым вкусом и остаточным количеством алкоголя. Можно было перетерпеть категорический запрет курения, когда ни думать, ни вспоминать о курении нельзя не только в здании, но и на расстоянии двухсот метров вокруг. Но игнорировать общество, в котором он вынужден провести эту жалкую пародию пятничного вечера, было невозможно. Он конечно же понимал, что должны существовать какие-то способные молодые люди, которые зарабатывают солидные деньги в процветающих фирмах, но никогда и подумать не мог, что дело зашло так далеко.
А в это время группа, собравшаяся в дорого обставленном салоне, состояла именно из таких экземпляров, которые в дополнение ко всему выглядели настолько карикатурно по-калифорнийски, что часть из них даже не говорила по-английски, а лишь вставляла отдельные английские слова. Все здесь были богатые, дорого одетые, уставшие и абсолютно пустые внутри. От них так и веяло скукой и снобизмом, от чего сводило желудок. Разговоры вели о работе, деньгах, заказах, компьютерах, машинах, опять о деньгах, служебных командировках и о рекламе. Приправляли все это такими историями, что просто не передать.
Спустя полчаса бессмысленного хождения по вилле и ответов на идиотские вопросы, задаваемые людьми, которые не собирались слушать ответы, у него сложилось впечатление, что если он встретит кого-нибудь нормального, то просто бросится к нему на грудь, рыдая от счастья.
Острое желание закурить, усиливающееся горьковато-ментоловым вкусом напитка ядовито-зеленого цвета, которым здесь потчевали, наконец-то прогнало его на террасу, но и там со стаканами в руках сновали сомнамбулические типы, которые задавали вопросы из анкеты. А к тому же там оказалось адски холодно, ледяной туман окутывал роняющие листья осенние деревья и лампы, которые освещали террасы. В воздухе висел дождь.
Чтобы согреться, он сделал крохотный глоток из высокого бокала, стараясь заслонить мягким небом канал обоняния, и, глотая, задержал дыхание. Этот прием позволял принимать лекарства, даже чистый спирт, но на сей раз не помог; отвратительный привкус трав и ангостуры остался на языке. Вдруг он затосковал по дому и пожелал, чтобы дом стал пустым, свободным от тяжелого, как свинец, обиженного молчания Сильвии, чтобы можно было в тишине или на фоне тихо звучащей электронной музыки читать себе в теплом свете настольной лампы книжку, или принимать ванну, или часами смотреть канал «Дискавери», попивая чай и куря сигареты. Или трубку и сигару. Или жевать и нюхать табак. Потом он подумал, как спокойно и хорошо в это время в лаборатории, и взгрустнул о работе.
В здании все же было значительно теплее, поэтому он решил вернуться. Внутри суперстерео гремело музыкой и нужно было сохранять приличие, улыбаться чужим людям, которые раздражали, и отвечать на идиотские вопросы.
Входя, он представил, что держит автомат Калашникова и может сделать бесконечно длинную очередь по всему помещению, разбивая при этом зеркала и бутылки, продырявливая стены, разрывая белоснежные рубашки гостей, разнося вдребезги извергающую рэп хромированную пасть стоящего у стены магнитофона.
Эти типы с пейджерами и сотовыми телефонами, повернутые на бабках, словно скопище сумасшедших нумизматов, эти бабы, может быть ухоженные и интересные, но важные и высокомерные, такие холодные, что не им нужен лед к коктейлям.
Сильвия в этот момент входила в салон, но, завидев его, раздула ноздри и повернула в другую сторону.
Собственно говоря, трудно сказать, из-за чего все началось, ведь же не из-за брюк к пиджаку. Брюки и пиджак были только поводом. Януш был женат довольно давно и понимал, что иногда причина не нужна. Сильвия готова, и все тут. Ничего не попишешь. Можно, конечно, задаваться вопросами: «Что я, собственно, сделал?», но приходится ожидать женского ответа сквозь зубы: «Именно что ничего не сделал!» Если бы даже и были у него эти брюки и если бы он их надел, нашлись бы другие причины, такие же обоснованные, и другие упреки, такие же непростительные. К сожалению, супружество — это состояние единица-ноль. Между согласием с его неудобствами и высочайшим, как абсолютная пустота, одиночеством, промежуточных состояний нет. А если и есть, то для не особо богатого доктора-генетика существуют они только теоретически. Кроме того, нужно еще принять в расчет любовь, и вы об этом не забывайте. Это все меняет. Ее невозможно просто так взять и зачеркнуть.
Он не мог даже как следует напиться.
А потом начался кошмар. Этот тип опоздал, и потому, услышав звонок, все на минуту замолчали, а когда он вошел, рефлекторно посмотрели в сторону входной двери. Януш тоже посмотрел и в одну секунду понял, что ему грозят неприятности. Не только потому, что тип был очень красив. Он был несомненно очень привлекателен. Определенно не той решительной мужской красотой с рекламы сигарет «Кэмел», с которой Януш сравнил бы его, если бы имел такую возможность. Этот тип был как-то по-змеиному красив, с лицом нежным, но взрослым; загорелый, блестел белыми как сахар зубами, светловолосый, голубоглазый, явно богатый, что проявлялось в самых мелких деталях гардероба, от идеально завязанного шелкового галстука до итальянских туфель. Просто принц на белом коне из сказки. Молодые люди, собравшиеся в салоне, рядом с ним казались неопрятными, недомытыми и потными, а их костюмы вдруг стали напоминать заношенные джинсовые спецовки.
Прибывший вручил хозяйке вычурный букет экзотических цветов, жестом и ослепительной улыбкой поприветствовал гостей. А потом вошел в салон и начал представляться. Януш еще раз длинным глотком потянул коктейль и оперся о мраморную столешницу возле окна, за которой хозяин дома без пиджака, в подтяжках изгалялся, размахивая блестящим шейкером и рождая очередную порцию отравы.
Януша охватило иррациональное предчувствие. Кончится все плохо.
Это впечатление проистекало от сияющего красотой конферансье чудесного юноши, который галантно приветствовал женщин и безошибочно отличал деловых женщин-феминисток с их потребностью мужского рукопожатия от обыкновенных девушек, ничего не имеющих против целования ручки. Януш чувствовал это как запах, слышал как звук, видел как цветной ореол. Быть беде. Ее электричество витало в воздухе. Словно воздух перед грозой, переполненный озоном, весь состоящий из разноименных зарядов.
Сильвия вошла в салон, держа в руке треугольный стакан с золотым напитком, украшенный дурацкими зонтиками, палочками и птичками, и Янушу вдруг показалось, что он не смог