в Египте».
Потом начались споры. Януш не потому остался в университете, что не мог продавать салфетки, а потому, что именно этим хотел заниматься всю жизнь. Вести научную работу. Он любил свое дело и гордился им. Вместо этого он узнал, что он незрелый эгоист.
Сейчас начался третий этап. Супружеский кризис. Холодная война — грязная, коварная, безжалостная. Она проходила где-то невидимо. Висела в воздухе угрозой применения оружия массового уничтожения. Пока еще не прозвучало слово «развод». Пока еще оружие применено не было. Сильвия любила его. Ей некуда было идти. Она не хотела остаться одна. До сегодняшнего дня.
Но завтра могло случиться все.
Они танцевали. Это было спустя два часа и после нескольких выпитых коктейлей, когда ему удалось достичь двух половинчатых побед: сделать так, что жена разговаривала с ним ласково, хоть прежде делала это сухо и официально, а также выпить виски без подозрительных добавок: желудочных капель, чернослива, оливок и бумажных зонтиков. Золотой парень нахальным не был, ему это не позволяло врожденное совершенство. Он вертелся где-то поблизости, как акула вокруг забрызганного кровью плота, пока жертва не высунет что-нибудь за ограду супружества.
В этом было что-то мистическое и нехорошее. Какая-то враждебная парапсихология. Вокруг была куча женщин, с которыми он мог бы прекрасно найти общий язык и наслаждаться результатом. Но нет же, он приставал именно к ним. Приставал к его жене совершенно так же, как зверь на охоте. Так, словно их раненый союз оставлял за собой кровавый след, вводя преследователя в экстаз.
Сильвия подсознательно чувствовала, что происходит, и пользовалась ситуацией на полную катушку. Была чужая, безнаказанная и невыносимая. Для Януша у нее были припасены только упреки и ехидство. Он сжал зубы и молча переносил это. Согласно правилам поведения в супружеском конфликте, если бы он хотел вести себя стереотипно, то должен был бы обидеться, отойти в противоположный угол помещения и демонстративно предаться мужским развлечениям. Весело пить спиртные напитки (если бы здесь присутствовали его приятели) или (поскольку никаких приятелей тут не было) пить тоскливо, сидя в одиночестве в обнимку с бутылкой виски и стаканом из граненого стекла, призывая в свидетели и защитники своего горя всех святых из экранного пантеона Одиноких крутых парней. Должен был напиться в дерьмо и заблевать хозяйке зеркала в малахитовой ванной комнате или учинить какой-нибудь скандал.
Был еще один вариант. Флирт. Уйти в дешевое ухлестывание, найти себе какую-нибудь деваху противоположного Сильвии физического склада (значит, в данном случае лучше всего какая-нибудь худосочная блондинка со светло-серыми глазами и с лицом падшего ангела) и с удовольствием флиртовать с ней весь вечер, игнорируя светящийся взгляд Сильвии, пронзающий Золотого парня с рекламного плаката.
Но это отпадало по двум причинам. Во-первых, Януш был не в настроении. Его сердце разрывалось, а лицо напоминало гипсовую маску. Улыбнись — маска бы треснула и отвалилась кусками. Во-вторых, он наверняка смог бы приударить за студенткой или сотрудницей университета, которая немного работает, немного развлекается, немного готовит и ходит по земле, как нормальный человек. С этими бизнес-леди, которые в течение двадцати четырех часов в сутки делали карьеру, невозможно было даже поговорить. Он бы и понятия не имел, как приступить к беседе; она бы напоминала ухаживания за представительницей другого вида.
Они танцевали, но это не имело ничего общего с развлечением, радостными эмоциями или чем-то подобным. Скорее походило на борьбу.
— Будь внимателен! Слушай ритм! — шипела она в ухо и изгибалась в нервном пируэте в тот момент, когда он хотел нежно прижать ее к себе, падала на него, когда он пытался сделать поворот, тянула, когда он толкал, и толкала, когда он тянул. Он вытерпел две мелодии и, позорно пристыженный, вернулся к своему стакану. Она обожала танцевать, но на сей раз хотела доказать, что они не подходят друг другу и что с ним одно страдание. Ей это удалось.
— Я ведь вижу, что ты мучаешься. Ты не будешь злиться, если я потом потанцую с кем-нибудь другим?
Потом он снова вышел покурить и, стоя с сигаретой, смотрел на моргающие огоньками красных авариек обтекаемые корпуса автомобилей, припаркованных вдоль блестящей от мороси улицы.
Когда он вернулся, она танцевала. С этим. Это тоже не было ни просто развлечением, ни выражением свободных экспрессивных чувств. Это был балет на тему предварительных ласк.
Они были в браке уже пять лет, а знакомы семь. Слишком долго, чтобы сохранить первоначальное очарование страстности и взаимный восторг от телесности. Пришло время теплой, длительной любви, в которой сумасшествие бешеного обладания и ощущение, что открываешь тайну, которое сопровождало его всякий раз, когда он видел ее нагой, сменилось взаимным узнаванием, пониманием и чувством. Теперь он испытывал радость от того, что они подходили друг другу как два пальца одной руки, что знали свои тела и умели прекрасно на них играть известные им двоим мелодии. Он это ценил, но несмотря ни на что, где-то в нем дремал страх потери. Когда он увидел, как она танцует, это чувство вырвалось, как огонь.
Если бы они хотя бы танцевали как обычно, обнявшись друг с другом и качаясь в такт произвольного ритма, было бы полбеды. Психологически он был к этому готов. И к тому, что она уткнет голову в плечо партнера, что его ладонь окажется на ее бедре и прочее. Но они танцевали в такт какому-то очень быстрому темпу, а ангельский мальчик был слишком совершенен для таких дешевых фигур. Они превратили банальные движения в утонченный экзотический балет.
Когда Сильвия проводила ладонью по своему телу, танцуя с Янушем, это казалось обыкновенным движением, лишенным смысла. Сейчас это была нежность, граничащая с мастурбацией, словно ее разгоряченное тело требовало хотя бы суррогатного удовлетворения. Когда двигала бедрами, чувствовалось в этом обещание непревзойденного соития и чего-то потрясающе сказочного. Когда молодой человек приближал ее к себе в какой-нибудь из обычных танцевальных фигур, она оборачивалась вокруг него, как горячая сексуальная лиана. У Сильвии было довольно стройное тело, но она была высокая и в общем довольно крупная. В вечернем платье выглядела привлекательно, но сейчас превратилась в одалиску. Казалось, ее бюст еще больше, а ноги еще длиннее. Золотистая кожа блестела от пота и феромонов. Кожа самки во время течки. Даже волосы ее танцевали — и обещали.
Януш увидел лицо молодца, полное ненасытного самолюбования и удовольствия победителя, и в этот миг, прямо сейчас, почувствовал, что впервые в жизни готов убить. До этого он никогда не был особенно ревнив. Честно говоря, не очень понимал, в чем