тут суть. Сейчас все его существо требовало крови.
Мимолетом он увидел ее лицо с полураскрытым ртом, влажными губами, слегка обнажающими верхние зубы. Увидел бессознательный взгляд ее черных глаз, затуманенных внутренним блеском. Он знал ее такой. Лежащей под ним. Когда-то. Давно. Сумасшествие, транс, магия, танец святого Витта. Он смотрел так, что у него разболелись яички, а разум был на грани сумасшествия.
Виски по вкусу напоминал йод и не приносил облегчения.
В комнате было почти темно, только сильный блеск уличных фонарей высвечивал смуглое тело его жены. Она лежала неподвижно на спине, как на операционном столе, холодная и безразличная, словно мраморная статуя. Ее пышная грудь была обнажена, темные волнистые волосы рассыпались по подушке. Они молчали. Он пытался превратить свою боль в страстность, обнаружить в ней какую-нибудь реакцию. Безрезультатно. Когда он целовал ее, лизал и сосал, у него складывалось впечатление, что он только ее обслюнявливает. Ее губы оставались сухими и неподвижными. Он чувствовал себя неловким, нежеланным, примитивным. Когда он вошел в нее, сначала мягко, потом все более решительно, она осталась далекой и холодной. Смотрела в потолок блестящими черными глазами и терпеливо ждала, пока он кончит. Молчала.
И он тоже молчал. Только кровать скрипела.
Потом она села, молча надела сорочку и повернулась к нему спиной.
— Спокойной ночи, — произнесла безразлично и отстраненно. Но, прежде чем отвернулась, он успел заметить на ее щеке блестящую дорожку. По которой скатилась слеза.
Утро имело цвет стали. Неожиданный порывистый ветер, отголоски какого-то урагана, который со всей силой обрушился на Францию, частично затронул Германию, а здесь был банальной бурей, приводящей людей в бешенство. По серому небу неслись стальные черные тучи, каждую минуту сек ледяной дождь, смешанный с осенними листьями и мусором. Это был день, когда следовало переждать в каком-нибудь уютном месте у камина с книгой в руках. День не пригодный, чтобы активничать.
Это определенно был не тот день, когда можно выносить тяжелые апатичные лица студентов, снующих по кабинету, подобно сомнамбулам, и делающих одну поразительную глупость за другой или пялящихся на преподавателя, как заторможенные бараны. К тому же это был плохой день для собрания, касающегося распределения грантов, созерцания уважаемых, достопочтенных и просвещенных людей, яростно, с остервенением шакалов, борющихся за одного кролика, спорящих о квотах порядка пятидесяти злотых.
Это был хороший день для того, чтобы умереть или нажраться. Януш решил выбрать второй вариант.
Окраса был тем человеком, для которого не нужны никакие уговоры и аргументы, слова «пиво» вполне хватало. Он был в силах принять экзистенциальную скорбь существования лишь при условии, что под влиянием этого напитка мог довольно часто дойти до бессознательного состояния. А Януш отчаянно нуждался в компании. Кроме того, Окраса был сильно научен судьбой, если иметь в виду женщин, в нем крылся бесценный источник советов.
К тому же Януш его любил, основательного, напоминающего Обеликса молчуна, который производил впечатление единственного неизменного и постоянного элемента в мире, погруженном в хаос.
— Это, дорогой мой, обыкновенный супружеский кризис. По-моему, тебе ничего не угрожает. Она временно потеряла к тебе интерес. Это бывает. Но она не уйдет.
— Почему?
— Потому что это ничего не изменит. Будь здоров! — Окраса окунул усы в пену и отставил кружку. — Она сама не знает, чего ей надо; пострадает и успокоится. Она же по какой-то причине вышла за тебя, и та причина как бы по-прежнему остается. Рано или поздно она в ней опять заговорит. Ты — молодой человек и не должен терять хладнокровие из-за какого-то случайного хрена. Это такой тест. Если достаточно одного кретина, чтобы развалить брак, то плюнь на нее и накидайся пивом. Пиву не нужны предварительные ласки. Оно и так доставит тебе удовольствие.
Януш хмуро сделал глоток пива и ничего не ответил. Было невкусно.
* * *
Когда он, замерзший и мокрый, вошел в пустой дом, то почувствовал не облегчение, а страх. Сначала ему показалось, что в квартире прячется кто-то чужой. Он заглянул в комнату, на кухню и в ванную. Потом страх изменил свою причину, и Януш внезапно открыл шкаф — одежда Сильвии там висела, ее косметика было по-прежнему рассыпана на полке в ванной. Он успокоился.
Одним из немногих преимуществ, которые давала научная работа, была возможность время от времени прийти домой в половине четвертого, когда большая часть прилежных работников еще с тоской посматривает на часы. Януш это очень любил, потому что так мог почувствовать прелесть послеобеденного спокойствия. Особенно в такие моменты, как сейчас, когда они не разговаривали. Жена умела молчать исключительно громко, так же как и отстраниться могла исключительно громко. Этим она выводила его из себя, так как он сразу чувствовал себя бессильным. Скандал в таких случаях лучше. Столкновение аргументов. При этом обычно возникают какие-то конкретные упреки, которые можно принять или отвергнуть. Или понять. А дни в тишине ничего не исправляли и не давали никакого решения. Мнимое спокойствие было как незаживающая рана. Язва нарывала, и было ясно, что она вот-вот лопнет.
Он не мог найти себе места. Распечатанные данные со спектрофотометра, которые он взял домой, не вызвали никакого интереса. Кому какое дело до какой-то гипотетической ретротранскриптазы?
По телевизору ругались политики. Говорили, перебивая друг друга, старательно обходя главную тему программы и очевидное решение проблемы, словно спор был их конечной целью. Януш взял какой-то детективный роман, но не понял из него ни слова. По кругу читал один и тот же абзац, все время видя перед глазами Сильвию, оборачивающуюся в танце вокруг того, только в его воображении на ней не было красного вечернего платья. Чай по вкусу был как мокрая тряпка, а сигарета как горящий сарай.
Он позвонил в офис, где она работала, но узнал только то, что она поехала в отдел кадров. Поехала или не поехала? Это уже была идея фикс. Типичное классическое поведение ревнивого идиота. Персонаж из семейной комедии. Жалкий и несчастный. Жалкое зрелище.
Его охватила жажда деятельности. Бывали времена, когда такие дела разрешались с топором в руке. Он же схватился за телефон.
— …голосовая почта сети Эра GSM. Абонент временно недоступен.
Чертов Павел с его дурацкой сотовой игрушкой! Американец в Париже!
Он не знал врага. Ничего не знал о нем. Фамилии не слышал, впрочем, и не запомнил ее, не предполагал тогда, что это может оказаться важно. Единственное звено, за которое можно зацепиться, — бизнесмен Павел, а эта чертова дешевка находилась вне Сети. Приятель из лицея, который и организовал эту треклятую вечеринку.
Януш думал. Положил перед