собой записную книжку и попытался применить к делу научный подход. Тип представился всем, значит, был всем известен. К сожалению, гости не происходили из одной определенной среды. Это был скорее неопределенный истэблишмент — какие-то рекламщики, оптовики, журналисты, люди с радио. Объединяли их только бабки. Доход выше четырех тысяч в месяц, немецкие машины, карьера и… Павел сейчас вне Сети.
Он позвонил еще раз. Без изменений. Потом оставил ему сообщение и стал ждать. На экране политиков сменили футболисты, которые лениво бегали по осеннему газону. Горячей воды не было. За окном в раннем сгущающемся тумане угасающий ураган гнал вдоль улицы волны густой мороси. Люди спрятались в полах тяжелых серых пальто и превратились в куколки-личинки.
Януш почувствовал себя уставшим и безразличным. Лег на диван, положив телефон на расстоянии вытянутой руки, накрылся одеялом и еще раз попытался спокойно обдумать, как ему поступить. В результате уснул, ему снились кошмары.
Ужасный треск телефона вырвал его со дна неопределенного густого ада. Януш нащупал трубку, не имея понятия, кто он и где находится.
— Януш? — резко воскликнул Павел. — Сколько лет! Как там похмелье?
— Кто грит? — пробормотал он беспомощно. Не понимал даже, на каком языке происходит разговор.
— Ты что, еще не протрезвел? — Павел был несколько удивлен. — Это Павел, Столярчик, ты оставил мне сообщение в голосовой почте. Ты сказал, что это важно. Рассказывай, а то у меня встреча с клиентом. Куда ты лезешь, баран?! Куда на «фиате» на левую полосу?! Сначала машину себе купи, деревня!
— Что?
— Ничего, это я не тебе, я на автостраде. Ну, в чем дело?
— Сейчас. — Януш положил телефон на стол, помассировал одеревеневшие щеки и залпом выпил полстакана холодной воды. Потом протянул руку в сторону лежащей на столе смятой пачки сигарет. Помогло.
— Слушай, — начал он, немного придя в себя. — У тебя на вечеринке был один гость… Мне нужен его контакт, а я потерял визитку и не помню его имя, — он импровизировал на ходу, но ему казалось, что довольно успешно. Он описал парня с рекламного плаката так, как мог, и с колотящимся сердцем ожидал ответа.
— Блин, парень, ты думаешь, что я упомню всех, кто был в шелковой рубашке? Не припомню. Как его зовут?
— Я не помню, какое-то необычное… Христиан, Блазей, Милош… Может, кто-нибудь делал фотографии? Я бы показал его на фото.
— Ты что, влюбился? — Павел расхохотался, а Януш сжал зубы и закатил глаза, призывая стены в свидетели своей обиды. — Слушай, Януш, у меня через пятнадцать минут пи-пи-эм [7], а я стою в пробке. Я как вспомню, перезвоню тебе, привет!
— Ppm — это единица измерения концентрации, миллионная доля, дурак ты тупой, — с ненавистью рявкнул Януш в глухо гудящую трубку. — Черт тебя побери, мажор ты драный! Мутант!
Потом он вспомнил еще одного знакомого, ну, почти знакомого, который был на той вечеринке, потом еще одного, рыжего со стрижкой ежиком и в очках с металлической оправой, который рефлекторно всучил ему визитку. Позвонил им и выдал ту же версию, что и Павлу, сначала представившись и обрисовав свою скромную личность, а потом обрисовав Золотого парня. Результат — ноль. Было похоже на то, что: а) он сошел с ума и стал жертвой наваждения или б) никто кроме него и Сильвии вообще не заметил этого парня. Будто тот был невидимкой.
Ужин напоминал похороны свинины. Они ели, не глядя друг на друга, Сильвия демонстративно внимательно просматривала женский журнал, выискивая психологические советы и письма от угнетаемых и преследуемых, а Януш грустно пялился в телевизор, в «Крупицы жизни». На прошлой неделе в этих крупицах кто-то умирал от рака и, умирая, постепенно терял зрение и слух. Супруги не разговаривали. Сильвия из упрямства, потому что уж если начинала, то могла молчать неделями — ее рекорд составлял полтора месяца. А Януш был в самообороне. Он успел научиться тому, что не принудит ее к разговору, дискуссии или хотя бы к скандалу. Только к слезам. Она отвечала обрывками фраз и вела себя так, словно продала себя в рабство для спасения семьи. Так и будет сидеть, страдальчески молчать, смотреть перед собой или рисовать на полях газет всякие загогулины, пока ее муж не упадет на колени и не станет умолять о снисхождении.
На этот раз он был готов выдержать даже ценой своего психического здоровья. Он решил, что будет открыт и в любой момент готов сложить оружие, но не станет лебезить. Никаких цветов, на которые бы она бросила мимолетный взгляд, продолжая молчать, никаких нежностей, заканчивающихся извечным: «Я не хочу, не трогай меня», никаких отчаянных поисков причины, никакого нытья.
Обе стороны окопались, туман и пары иприта заполнили щели. Повисла тишина, говорил телевизор, вилки и ножи скрежетали по фарфору тарелок. Похороны свинины, хлеба и корнишонов.
Он убежал в ванную. Лежал в горячей воде, слушая, как из крана течет струя воды и ввинчивается в пену булькающего колодца, и пытался очутиться в какой-нибудь далекой беззаботной стране мечтаний.
Подытожим: она была зла, потому что осталась верна ему и ужасно сожалела об этом. Этот туманный взгляд, которым она смотрела в горизонт, это глухое молчание, эти демонстративно тщательно приготовленные обеды — не только упреки. Это также проявление страшной тоски. Тоски по тому человеку. По его дорогому парфюму, по его белоснежной шелковой рубашке и блестящим, как фарфор, белым зубам. По волшебному, как ароматы Востока, запаху его пота. По игре его мускулов и дикой езде на «порше» с открытой крышей по серпантинам дорог на юге Италии. По эксклюзивному миру, от которого она отказалась и которого ему не простит. По тому, что могло быть, но не случилось.
Януш не знал, что хуже. Если бы она изменила ему, он был бы в выигрыше, с ним бы все было в порядке — обманутый, брошенный, одинокий. А в этой ситуации он оказывается угнетателем.
Бренчанье телефона утонуло в шуме льющейся в ванну воды, но Януш и без того его почувствовал в таинственной вибрации стен или стуке сердца. Потом ее голос, беззаботный и радостный, как серебристый бой курантов.
Он слов не слышал, только ритмическую окраску разговора. Каждый разговор имеет свою окраску. Острый обмен мнениями подобен прерванному стаккато пулемета, по-иному звучит беззаботная болтовня с подружкой, ежеминутно прерываемая взрывами смеха, иным кажется деловой обмен информацией и тем более разговор поссорившихся супругов словно сквозь зубы. Этот же имел радостную окраску, но и таинственную. Сильвия нежно предостерегала, он слышал интонацию нежной кокетливой перебранки.
Януш наклонился и выключил