Неприятель так и не показывался, но через два часа после ухода Медведева в Тульчу прибыл кавалерийский полк и, узнав, что войска уже отплыли, не знал, что ему делать. Лейтенант, бывший на катере, предложил командиру полка пойти за Медведевым в Измаил и привести баржи для перевозки, но на это потребовалось бы время, и, в лучшем случае, перевозка могла состояться только глубокой ночью. Командир полка подумал и спросил лейтенанта, нет ли брода на остров Чатал. Остров Чатал отделялся от правого берега Дуная сравнительно узким протоком, шириной не более 50 сажен, и только в середине на пространстве не более 15 сажен лошадям пришлось бы плыть. Через весь остров на расстоянии около 15 верст была проложена вполне приличная дорога, выходящая напротив Измаила, а там через широкий Килийский проток можно было переправиться и на баржах. Командир полка недолго размышлял и решился на самостоятельную переправу. Несмотря на холодную зимнюю воду, полк бодро влез в реку и быстро переправился через проток. Ни один человек и ни одна лошадь не погибли.
Между тем в Рени мне пришлось разрешать другой весьма важный вопрос. С выходом болгар к Исакчи отрезался путь не только плавучим средствам, но и нашей и румынской воинским организациям. Я поехал в Галац к командарму б выяснить этот вопрос. Генерал Цуриков мне заявил, что он решил оставить нашу флотилию между Галацем и Браиловым для содействия нашим войскам. Если же придется отступать далее Рени, то суда можно взорвать, а экипажи отступят вместе с армией. Мне он предложил поднять свой флаг на одном из наших судов с тем, чтобы активно командовать русско-румынской соединенной флотилией, так как неудобно, что румынский адмирал является старшим.
С такой постановкой вопроса я не мог согласиться. Во-первых, суда флотилии со своими несколькими 6-дюймовыми пушками не могли сыграть существенной роли в обороне наших позиций, но самое главное, что мы могли совершенно напрасно потерять могущие еще пригодиться суда и, наконец, оставляли в руки неприятеля в случае взрыва трофеи, которые он мог бы в реке легко поднять и исправить. А мы в эту войну не дали неприятелю еще ни одного трофея. Взвесив все это, я доложил генералу Цурикову, что не могу на себя принять решение столь важного дела и телеграфирую начальнику Морского штаба при Верховном главнокомандующем. Цуриков ответил, что он с своей стороны также телеграфирует генералу Сахарову.
На мою телеграмму я на другой же день получил ответ от адмирала Русина: «Государь император приказал немедленно вывести флотилию в Измаил. Румынскому адмиралу предоставить свободу действий». Я, конечно, дал немедленно предписание начальнику флотилии отойти ночью в Измаил, не отвечая на огонь с батарей, уже установившихся в Исакче, чтобы себя не обнаружить. Командарму я послал копию полученной телеграммы, а румынскому адмиралу Негреско послал письмо с указанием, что русская флотилия отводится в Измаил и ему предоставляется действовать по усмотрению.
Наша флотилия прошла совершенно благополучно, не замеченная неприятелем, а румынская, которая следовала двумя днями позже, попала в луч прожектора, уже установленного в Исакче, и была осыпана снарядами. На ней было четверо раненых. В ту же ночь подверглись обстрелу наши два парохода, «Бессарабец» и «Мстислав Удалой», которые все время водили баржи из Рени в Измаил. Они шли без буксиров из Измаила и внезапно были освещены прожекторами и осыпаны снарядами. Один снаряд угодил прямо в машину «Мстислава», и пароход остановился, но командир «Бессарабца» не растерялся. Под жестоким огнем он повернул, подошел к «Мстиславу», ошвартовал его к своему борту и таким образом отвел в Рени. Убитых и раненых не было, но корпус «Мстислава Удалого» пострадал и потом ему пришлось чиниться.
Подвиг капитана «Бессарабца» усиливается еще тем, что он был коммерческим моряком, в первый раз бывшим под огнем. Генерал Цуриков по моему представлению наградил капитанов и команду крестами и медалями. Я хотел выхлопотать капитану «Бессарабца» офицерский Георгиевский крест, следуемый ему по статуту, и сделал соответствующее представление в Думу, но началась революция, и все дело об этом куда-то затерялось.
6 декабря меня произвели в вице-адмиралы, и вслед за тем я получил назначение начальником обороны гирл Дуная. Это, собственно, не было новым назначением, а скорее переименованием ввиду непосредственного соприкосновения с неприятелем, но я выходил из подчинения 6-й армии и подчинялся непосредственно командующему флотом Черного моря. Для обороны мне был назначен один стрелковый полк, а впоследствии обещали прислать целую морскую дивизию, которая формировалась в окрестностях Николаева.
Получив это известие, я сейчас же отправился в штаб 6-й армии, чтобы откланяться и установить новые взаимоотношения. Там уже имелись соответствующие распоряжения из Ставки. Генерал Цуриков сказал, что он очень доволен, что его избавили от обязанностей защищать это болото, то есть гирла Дуная, и обещал мне свое содействие. На моем участке было собственно только одно уязвимое место – это Измаил, и так как одного батальона для его обороны было, конечно, недостаточно, то генерал Цуриков обещал в Измаиле держать пехотный полк и назначил начальником гарнизона генерал-майора Васильева, опытного вояку, с которым рекомендовал мне войти в соглашение. Я, со своей стороны, рекомендовал генералу Цурикову капитана 1-го ранга Ермакова, который оставлялся мною в Рени для обслуживания нужд армии. Таким образом, все было устроено к общему благополучию, и я мог ехать.
Я выехал на автомобиле с флаг-офицером через Болград в Измаил в отвратительную погоду по страшной грязи и тут только познакомился настоящим образом, что значит бессарабская черноземная грязь. Автомобиль еле мог двигаться и раз пять застревал настолько основательно, что нам пришлось вылазить и, по колено в грязи, помогать шоферам его вытаскивать. За пять часов нам пришлось добраться только до Болграда и там ночевать. Обыкновенно это расстояние, не превышавшее 50 верст, проходилось в час с четвертью. Я от души жалел, что не дождался до ночи и не пошел на быстроходном катере по Дунаю. В такую погоду можно было смело пройти необнаруженным неприятелем. Впрочем, от Болграда до Измаила дорога была уже лучше, и мы 40 верст прошли в два часа.
В Измаиле я нашел генерала Васильева, который на меня произвел прекрасное впечатление. Мы с ним обсудили стратегическое положение моего участка. Задача, возложенная на меня, не была особенно трудной. Следовало закрепить гирла Дуная, т. е. пространство, заключавшееся между Георгиевским и Килийским рукавами. Это пространство заключало в себе очень мало твердой земли, но массу непроходимых болот, лагун и озер, пересеченных множеством каналов.