Между тем наступили праздники. Погода стояла все время чудная. На самое Рождество мы расхаживали в одних кителях без пальто. Рыбаки по своим приметам предсказывали на этот год очень суровую зиму, и мы все время ее ждали, но, видя, что и на праздниках температура стоит 15–16 градусов, стали уже над ними смеяться, но в скором времени оказалось, что они были правы. На праздниках мы придумывали разные развлечения и один раз устроили даже целый бал с танцами, на котором присутствовало около двадцати дам румынок и сестер милосердия с санитарных барж для перевозки раненых, которых в это время почти не было.
Болгары придумали в это время пускать по течению к нам в Сулин плавающие мины, но одна из первых же мин взорвалась о выступ стенки набережной, не причинив никому вреда. Мы поставили тогда поперек канала минные сети и этим вполне себя обезопасили от этих неприятных сюрпризов.
В один из дней начала января около 4 часов дня мы сидели мирно в столовой и пили чай, когда мне подали телеграмму от генерала Васильева, извещающую меня, что он в сумерки предпринимает атаку на Янковицу и надеется иметь успех. Янковица была маленькая деревушка на острове Чатал против Тульчи и занималась нашей передовой заставой в количестве полуроты.
Для меня это известие оказалось полной неожиданностью, и, как оказалось, первая телеграмма Васильева до меня не дошла вследствие хронической неисправности проводов связи, протянутой по болотистым местам. Я сейчас же запросил соседний участок в деревне Принц Кароль. Оттуда ответили, что утром слышали небольшую перестрелку на Чатале, но не придали этому значения, так как это бывало часто.
Как оказалось впоследствии, произошло следующее: часов около 8 утра был сильный туман, и на реке ничего не было видно. Внезапно застава в Янковице была атакована с левого фланга, и прапорщик, командовавший ей, поспешно отступил на вторую заставу, находившуюся в трех верстах к северу, где были окопы и стояла другая полурота. В двух верстах дальше на север стояли остальные три роты батальона и два полевых орудия. Командир батальона не решился самостоятельно на контратаку и попросил у генерала Васильева подкреплений. Последний тотчас же приехал сам и перевез через Килийский канал еще два батальона стоявшего в Измаиле полка. Обсудив положение, он решил произвести контратаку в сумерки, так как у него было всего две пушки, а неприятель мог поддерживать свои атаки артиллерией из Тульчи.
Неприятель сначала перевез через Георгиевский канал всего одну полуроту на четырех рыбачьих лодках, бывших у него в распоряжении (мы увезли все лодки из Тульчи при нашем отступлении). Постепенно он довел свои силы до батальона и тогда начал движение вперед, но, встреченный огнем со второй заставы, прекратил атаку и отступил снова в Янковицу. Генерал Васильев начал контратаку в 4 часа 30 минут, и через час уже весь болгарский батальон до 500 человек был в наших руках. Положение было восстановлено, и генерал Васильев пожал вполне заслуженные им лавры. Наши потери заключались в 5 убитых и 15 раненых. Если бы я понадеялся на свои силы, т. е. на один батальон, которому я ничем не мог помочь, то положение могло бы принять совершенно другой характер и Чатал был бы нами потерян. Таким образом мое самостоятельное решение принесло благие результаты.
Когда я донес адмиралу Колчаку о происшедшем, то получил жестокий нагоняй за то, что привлек на помощь войска из 6-й армии, а не справился собственными силами. Правильно ли я поступил, пусть судят критики, если у них найдется время для разбора таких пустяшных эпизодов.
6 января, как раз на Крещение, погода резко переменилась: задул жестокий северный ветер со снежной пургой, и температура резко упала с 10˚ тепла до 10˚ мороза, который по ночам доходил и до 15˚. Ветер продолжался три дня, и после того сразу наступила зима, продолжавшаяся целых 6 недель до половины февраля. Таким образом, рыбаки, предсказывавшие суровую зиму, были правы. По Дунаю начал идти лед, сначала тонкий, а потом все толще и толще. Пришлось принимать меры, чтобы наши суда и в особенности миноносцы с тонкой обшивкой, не пострадали от напора тяжелых льдин. По счастью, в Сулинском канале было много закрытых уголков, где их можно было безопасно разместить. Наконец местами Дунай крепко стал, но Сулинский канал мы все время держали свободным для прохода судов при помощи крепких буксирных пароходов, исполнявших роль ледоколов.
Неприятель после полученного им урока держался пассивно и не предпринимал никаких действий. Так продолжалось до конца января, когда, наконец, начала прибывать на транспортах балтийская морская дивизия. Раньше ее около 10 января прибыл из Одессы Гвардейский экипаж в составе одного батальона боевого состава. Я получил извещение о их прибытии из морского штаба в Ставке с указанием, что они должны быть в резерве. Будучи в Ставке, я знал, что это означает. Существовали некоторые излюбленные части, которые нельзя было подвергать большим потерям. Нужно было употреблять их так, чтобы они имели видимость участия в боях, но по возможности не имели потерь. Эти части служили большой обузой для начальников, потому что он не мог на них рассчитывать.
Впрочем, Гвардейский экипаж пробыл на Дунае не более месяца и был вызван в Петербург, куда и прибыл за неделю до начала революции. Согласно полученным указаниям, я поместил Гвардейский экипаж в Измаил под команду генерала Васильева, но предупредил его, что он может его употребить в дело только в крайнем случае, если Измаилу будет угрожать опасность. При поездке в Измаил я сделал экипажу смотр и прямо залюбовался выправкой и дисциплиной этих гигантов, маршировавших как в Петербурге на Дворцовой площади. За обедом в их кают-компании мне некоторые офицеры жаловались, что им самим неловко, что они как бы присутствуют на войне, а не участвуют в ней фактически. За всю войну они потеряли одного офицера убитым и несколько раненых нижних чинов.
Когда в Сулин прибыла морская дивизия, то стрелковый полк получил приказание присоединиться к своей дивизии, стоявшей где-то на реке Серет. Мы им сделали очень теплые проводы. Морская дивизия разместилась так: один полк стоял на Чатале, другой в Измаиле в резерве, третий занимал посты по Георгиевскому каналу и четвертый в Сулине, также в резерве. Полки сменяли друг друга, и вообще войск для обороны было более чем достаточно. С прибытием начальника дивизии свиты Его Императорского Величества контр-адмирала Фабрицкого[260] я получил приказание сдать ему оборонительный участок, а самому вернуться к прежней должности начальника экспедиции особого назначения. Это, конечно, было естественно, так как двум адмиралам там делать было нечего, но тем не менее я был уверен, что причина моей смены крылась в истории с генералом Васильевым. Этот последний после прихода морской дивизии получил другое назначение и уехал из Измаила.