Зато немцы чрезмерно превозносят постановку у нас дела минных заграждений. Правда, что мы единственные оценили значение мин заграждения в будущей войне и единственные, которые имели в начале войны достаточный их запас, но мы делали мины с недостаточным количеством взрывчатого вещества, а потому наши мины только тяжело ранили неприятельские корабли, а не губили их окончательно. В чем мы действительно спасовали – это в деле подводного плавания, о чем говорилось и ранее, и нам, благодаря нашей слабой технике, очень трудно было наверстать упущенное время.
В главную заслугу нашему флоту следует поставить систематичность плана подготовки театра военных действий. Ко времени начала военных действий, наша позиция Поркалауд – Нарген была далеко не готова и представляла только остов намечавшейся артиллерийской обороны, тем не менее немцы, правда, имеющие против себя англичан как главного противника, не смели и думать покуситься против этой ловушки, как они ее называли.
План немцев, поддерживаемый, как известно, главным образом канцлером Бетман-Гольвегом, в противность мнению адмирала Тирпица, был следующий. Быстрыми ударами на сухопутном фронте принудить сначала Францию, а потом и Россию к миру, причем флоты обоих союзников, согласно мирному договору, должны были поступить в распоряжение немцев для борьбы с Англией. Согласно этому плану, германский флот должен был беречь себя до решительного момента будущей борьбы на море.
С началом военных действий создалось довольно странное общее положение: англичане, не имея оборудованных баз в Северном море, все время дрожали за безопасность своих главных сил, ежеминутно ожидая минных атак на эскадры, отдыхающие в гаванях после утомительных крейсерств. Немцы все время опасались нападения на Гельголанд и на Киль через Большой и Малый Бельты, и, наконец, Россия ожидала нападения на Нарген – Поркалауд для диверсии на Петербург. Все противники ждали нападения, и ни один не нападал.
Первой уяснила свое положение Россия. После того как выяснилось окончательно, что главный удар Германии направлен на Францию, стало ясно, что Финский залив временно находится в безопасности. В нашем флоте, после выяснения этого обстоятельства, сейчас же появились наступательные тенденции, но категорическим приказом Ставки всякие помышления об этом были прекращены. Верховный главнокомандующий объявил, что он ничего не требует от флота, кроме обороны подступов к столице, и категорически воспрещает выход главным сил флота за оборонительную позицию.
Немцы в первый период войны держали в Балтийском море 4-ю и 5-ю эскадры броненосцев старого типа, укомплектованных по преимуществу резервистами, но эти эскадры не подчинялись командующему Балтийским флотом принцу Генриху,[241] а находились в подчинении адмиралу Ингенолю, командующему флотом Немецкого моря, составляя его резерв и имея задачей оборону обоих Бельтов[242] на случай появления англичан из Каттегата.[243]
В распоряжении принца Генриха, кроме совсем устаревших судов, имелся лишь маленький отряд новых, состоящий вначале из двух легких крейсеров и трех миноносцев, который постепенно увеличивался другими судами. План принца Генриха состоял в том, чтобы все время держать русских в убеждении, что немцы подготавливаются к широким наступательным операциям, и для этого маленькому отряду давались постоянно активные задачи. По временам принц Генрих, испрашивая разрешения главной квартиры, появлялся у наших берегов с обеими резервными эскадрами и старался сделать как можно больше шуму.
Этот способ действия обманывал нас очень недолго. Во-первых, летучий немецкий отряд, бывший сначала под начальством контр-адмирала Мишке, а потом контр-адмирала Беринга, во время своих операций, правду сказать, очень отважных и хорошо задуманных, понес тяжелые потери, а, во-вторых, наша разведка, очень хорошо поставленная адмиралом Непениным, давала нам очень точные сведения о местонахождении немецких судов и их состоянии. Несмотря на слабость наших сил, состоящих из устаревших миноносцев и крейсеров, мы очень скоро отняли у немцев инициативу действий и совершенно засорили море у их берегов своими минами заграждения, чем причинили им тяжелые потери и затруднили свободу передвижений.
Владение Балтийским морем до самой революции было спорным, но мы шаг за шагом выдвигали наши позиции вперед, и участки моря, находившиеся под нашим непосредственным контролем, все увеличивались и увеличивались. К началу 1917 года весь Финский, Рижский и Ботнический заливы были в нашем владении, а самое море было доступно только для подводных лодок обеих наций, так как большие надводные суда не рисковали в нем ходить, вследствие засоренности всех фарватеров минами заграждения. Последняя попытка немцев сделать набег в Финский залив в октябре 1916 года дала фатальные результаты. Из 11 миноносцев новейшего типа, участвовавших в набеге, уцелело только три, а восемь погибли на наших минах. Это была настоящая трагедия.
Резюмируя работу Балтийского флота за время войны до наступления революции, можно сказать, что он дал больше того, чего от него требовали возложенные на него задачи. Конечно, и там были ошибки, были и примеры малодушия, но в общем флот сдал экзамен больше чем на «удовлетворительно».
Что касается до Черноморского флота, то он по вышеприведенным причинам действовал значительно слабее. В последние два года флотом командовал бывший начальник Морского генерального штаба адмирал Эбергард, который, конечно, понимал недостатки флота, но по свойству своего характера не был достаточно настойчив для их устранения. В результате, при внезапном открытии военных действий со стороны немцев, они нас застали врасплох, и только благодаря счастливой случайности мы отделались легкими жертвами, выразившимися в потоплении «Прута» и «Донца».
Когда я приехал в Севастополь, сейчас же после открытия военных действий, то я нашел там порядочное смущение, очень живо напомнившее мне состояние умов после первой японской атаки в Порт-Артуре. Все как-то потеряли уверенность в своих силах, на лицах была видна растерянность, а морские дамы бегали по городу и наводили на всех панику. Я имел серьезный разговор с адмиралом Эбергардом, в результате которого состоялось решение не уклоняться от боя с «Гёбеном», но действовать осторожно, не разделяя сил и по возможности принять бой вблизи Севастополя.
Как уже было в свое время сказано в записках, решить вопрос, кто сильнее, «Гёбен» или наши четыре старые калоши, было теоретически очень трудно. У нас было 16 старых 12-дюймовых орудий против его 10 новых 11-дюймовых, но его пушки были все на одной платформе, что давало громадные преимущества управления. Ход его почти вдвое превышал наш, и он мог начать и кончить бой, когда хотел; но, с другой стороны, один наш удачно попавший снаряд сразу выводил из строя всю неприятельскую силу, а у нас в случае гибели корабля потеря была только в одной четверти.