Сухопутные силы состояли из шести рот ополченцев, которые занимали караулы, служили конвоирами грузов и несли гарнизонную службу. Совершенно на отлете от меня в устьях Днепра и Буга находился еще подчиненный мне отряд транспортов, занимавшийся перевозкой хлебных грузов для нужд армии. Он был подчинен Веселкину по настоянию главноуполномоченного хлебозаготовками южного района, члена Государственного совета Бергеля.[251]
Штаб экспедиции состоял из флаг-капитана капитана 1-го ранга Климова, помощника по хозяйственной части капитана 1-го ранга Ермакова,[252] помощника по сухопутной части генерал-майора Невского[253] и по гражданской части генерал-майора Майера. Этот последний занимал должность главноначальствующего Измаильского уезда с правами губернатора и был подчинен мне. Всего в экспедиции состояло около трехсот офицеров, трех тысяч военных нижних чинов и тысячи мобилизованных коммерческих моряков, мастеровых и рабочих. Как видно из этого перечня, функции экспедиции были чрезвычайно разнообразные, и состав очень пестрый. Много офицеров при экспедиции было совершенно лишних и ни к чему не пригодных.
Веселкин по своей доброте брал всех, кто к нему просился, да и начальство к нему подсылало по большей части такую публику, которую некуда было девать. Сам Веселкин любил кутнуть, и потому, по примеру свыше, повсюду шло разливанное море. С этим явлением мне было чрезвычайно трудно бороться, так как оно пустило глубокие корни.
Из числа моих помощников наиболее ценным был Ермаков. Пробыв 8 лет директором Дунайского пароходства, он знал Дунай как свои пять пальцев, отлично знал весь личный состав, хорошо был знаком с румынскими порядками и, будучи сам человеком очень умным, мог дать совет по всякой отрасли службы. Мне он был особенно полезен, так как я никогда не имел соприкосновения с коммерческим пароходством. Флаг-капитан Климов был рядовой работник и был вначале полезен, но, когда началась революция, он бросил все и поспешил к своей семье в Севастополь, где и погиб во время матросских зверств. Об генералах Невском и Майере не могу ничего сказать особенного, так как их роли были очень незначительные.
В начале моего командования боевых действий как на Дунае, так и на море, вблизи его устьев, почти не было. Наш речной отряд совместно с румынским, по мере отступления наших войск, также отходил вниз по реке. Австрийская флотилия держала себя пассивно и не сближалась с нами на расстояние выстрела. Я съездил к начальнику флотилии капитану 1-го ранга Зорину и нашел его в состоянии нервного расстройства, почему и должен был телеграфировать, чтобы его заменили. Морской отряд, защищавший устья Дуная с моря, также не подвергался нападениям, так что с этой стороны все было спокойно, но войска все продолжали отступление, и было совершенно неизвестно, где оно остановится.
Фронт в Добрудже все оттягивал и оттягивал и, наконец, дошел до последних удобных позиций, верстах в 25 перед рекой. Надо было серьезно думать об отводе всего громадного количества русских и румынских барж и других плавучих средств в районе гирл Дуная, т. е. Измаила и Килии. Если этого не сделать своевременно, то в случае выхода болгарских войск в Добрудже на Дунай, путь отступления нашим плавучим средствам был бы отрезан и с выходом неприятеля с запада на Прут, все целиком попало бы в руки неприятеля. Эвакуация вниз по течению была бы очень легка, если бы ей не мешали два моста у Исакчи, которые разводились для прохода судов только на два часа ночью, причем разводной пролет был очень узкий и требовал при его проходе большой осторожности, чтобы не поломать мостов. На основании этих соображений я просил у генерала Сахарова разрешения начать эвакуацию ненужных барж, но получил отказ, чтобы не тревожить население.
Между тем в ожидании эвакуации плавучих средств уже давно шла эвакуация преимущественно зажиточных румын, непрерывно прибывающих в Рени, чтобы садиться здесь в поезда, идущие в Одессу. Каждый день приезжало человек 30–40 беженцев целыми семействами и отправлялись на санитарных поездах, так как боев больших не было и места в поездах всегда были. В начале декабря в Рени прибыл генерал Цуриков,[254] вновь назначенный командиром 6-й армии, формируемой на Румынском фронте совместно с 9-й, примыкающей к 6-й с севера. Вместе с Цуриковым прибыл его начальник штаба генерал Вирановский.[255] С их прибытием я поступал под команду генерала Цурикова и встречал обоих генералов на вокзале. Генерала Цурикова я видал в первый раз, а с Вирановским встречался, когда был еще молодым офицером.
Оба генерала были еще мало осведомлены об обстановке в их армии, и я рассказал им то, что знал сам. Цуриков сказал, что он лучшего и не ожидал, и затем махнул рукой и прибавил:
– Не в первый раз, и не из такой трясины сивая кобыла судьба вывозила, пойдемте-ка чай пить.
И сразу как-то стало на душе весело и спокойно. Уезжая в Галац к Сахарову, который уже перебрался туда, Цуриков мне разрешил начинать эвакуацию ненужного для нужд армии имущества.
В тот же день я начал понемногу сплавлять излишние баржи, но, к сожалению, из-за мостов более 10 барж в ночь проводить не мог, а мосты разводить на более долгий срок, чем на два часа, несмотря на мою просьбу, разрешено не было. При таком темпе работ на всю эвакуацию пришлось бы употребить полтора месяца. В самый разгар эвакуации 7 декабря я получил телеграмму от генерала Вирановского, что наши войска сбиты с последней позиции в Добрудже и отступают к мостам. Мне предписывалось взять в свое заведование оба моста у Исакчи и переправить по ним полторы дивизии пехоты, а бригаду, отступавшую на Тульчу,[256] переправить на плавучих средствах. Еще одна дивизия отступала на Галац, и ее предполагалось переправить на румынском понтонном мосту, что до меня уже не касалось. Конечно, пришлось сейчас же прекратить эвакуацию и делать надлежащие распоряжения.
Я предписал начальнику морского отряда капитану 1-го ранга Медведеву со всеми своими плавучими средствами идти в Тульчу для переправы отступающей туда бригады. По счастью, благодаря уже эвакуированным в Измаил баржам, плавучих средств у него было достаточно. К Исакче были направлены имевшиеся в моем распоряжении пять броневых катеров, вооруженных пулеметами, и два вооруженных тральщика с одним 120-миллиметровым орудием на носу каждый. Я не знал, в каких условиях будут отходить войска, и думал, по примеру румынской катастрофы у Рущука, что и нас может постигнуть та же участь, но оказалось, что наш двухгодовой опыт не прошел даром и наше отступление прошло как на маневрах.