земли, ведет человека на небеса и соединяет с Богом. Мне остается молить, чтобы Всевышний благословил этот союз для счастия и благоденствия Русской вашей державы.
Дмитрий был так растроган прочувственной речью воеводы, что, по выражению одного очевидца, «плакал, как бобр» и поминутно брал у стоявшего за его спиной слуги платок, чтобы утереть глаза.
В конце речи Мнишек припал к его руке со словами:
– Целую с благоговением руку, которую я жал некогда с нежным участием хозяина к злополучному гостю!
Вслед за ним к царской руке были допущены родственники и друзья воеводы. Дмитрий по обычаю ничего не говорил; вместо него Мнишка учтиво поблагодарил Власьев. После этого двое бояр взяли царя под руки и повели к выходу; еще двое окольничих несли впереди скипетр и державу. Патриарх и духовенство благословляли выходивших из комнаты, давая им целовать крест. Поляки приложились к распятию вместе со всеми, что многим русским не понравилось.
Сменив корону, которая была у него на голове, на другую, полегче, Дмитрий направился в Благовещенский собор, где прослушал обедню. Мнишек и остальные поляки стояли в проходе церкви, наблюдая за богослужением. После службы царь вышел из храма и сел на паперть, посадив рядом с собой сандомирского воеводу – этим он хотел показать, что ведет с тестем дружескую беседу. Через несколько минут они поднялись, и Дмитрий повел Мнишка показывать ему свой дворец. Воевода и его свита дивились роскоши дворцового убранства и хвалили вкус царя. Затем от имени царя всех пригласили обедать.
В сенях перед столовой стояло множество золотой и серебряной посуды: чарок, кубков, братин, стопок, вложенных одна в другую, тарелок, мисок, сосудов и т. д. Особенно бросались в глаза 7 небольших серебряных бочек с вызолоченными обручами.
Столовая была убрана еще более богато. Вся она была обита голубой персидской материей, на окнах и дверях висели парчовые занавески, полки шкафов по стенам были заставлены золотой посудой. В одном из шкафов, поднимавшемся до потолка и сделанном из чистого золота, стояли тарелки и кубки в виде львов, драконов, единорогов, оленей, грифонов, ящериц, лошадей и других животных. Напротив него в большом серебряном чане стояли фигуры, изображавшие античных богов и героев: золотую Диану с нимфами, золотого Актеона, преследуемого десятью серебряными собаками, золотого Юпитера, сидящего на серебряном орле, серебряных Сатурна, Марса, Меркурия, золотого Нептуна на серебряных китах, золотого Вулкана с циклопами из серебра, золотого Аполлона с серебряными музами и т. д. Все эти фигуры держали в руках мехи с вином, чаши, бокалы, кружки, кубки, разные раковины для питья, поднимая некоторые из них на вышину локтя. Для умывания рук стоял большой серебряный дельфин, из ноздрей которого струилась вода в три раковины: перламутровую, золотую и серебряную (правда, русские, в отличие от поляков, все-таки не вымыли руки перед едой).
В столовой стояло четыре стола: два под углом к третьему, а четвертый – напротив них. За царский стол, средний из трех, застеленный шелковой, шитой золотом скатертью и поддерживаемый вместо ножек четырьмя серебряными орлами, сел один Дмитрий (для него был приготовлен трон, обитый черным бархатом с золотыми узорами). По правую руку от него стоял стол, за которым разместились думные люди, по левую – сели Мнишек, Вишневецкие и прочие знатные паны, напротив – польские и московские дворяне вперемешку. Поляков поразило то, что при обилии золотых кубков и чарок, на столах совсем не было тарелок – их заменяли огромные куски белого хлеба, которые клали на скатерть. Жидкие кушанья ели ложками, прочие – руками. День был постный, поэтому подавали в основном рыбные блюда. На десерт принесли множество пирожных, вина, меды, пиво; сначала пили кубок, посланный царем, потом – напитки по своему выбору. Полякам особенно понравились ягодные меды, но русская кухня пришлась им не по вкусу. Мнишку сделалось дурно еще до конца обеда и его пришлось вывести из столовой.
Для потехи гостям Дмитрий велел позвать лопарей, которые как раз в это время привезли годовую дань. Их было человек 20, в оленьих шкурах, с луками и колчанами со стрелами. Царь объяснял полякам, что это за народ, где они живут, каким богам молятся и проч. Приношения лопарей показались полякам не слишком ценными.
К концу обеда, который закончился поздно вечером, царю поднесли блюдо слив, и он лично одарил сливой каждого стольника – это была благодарность за их службу во время трапезы.
На следующий день поляки обедали у себя яствами с царского стола, а на ужин пошли в царский дворец. Басманов был распорядителем пира: распоряжался угощениями и зазывал гостей веселиться. Вечеринка прошла в непринужденной обстановке: играл оркестр Стадницкого, стольники разносили кушанья и напитки, паны танцевали… Царь несколько раз за вечер менял свой наряд. Встретив гостей в торжественной царском платье, он сразу ушел и вскоре появился перед ними в гусарской куртке, красных шароварах и сафьяновых сапогах; на плечах у него был надет золототканный жупан, а сверху – накинут малиновый бархатный плащ, унизанный по краям жемчугом. Повеселившись, Дмитрий вновь покинул комнату и вернулся в русской одежде – расшитом золотом кафтане, усеянном множеством драгоценных камней и подбитом соболями; на голове у него красовалась большая соболья шапка.
Русские неодинаково отнеслись к царским забавам: одни с удовольствием слушали музыку и смотрели на заморские танцы; другие скорбели о нечестивом нарушении благостной тишины царского дворца. Шуйский веселился вместе с царем до самого утра.
На другой день, 27 апреля, вновь была устроена пирушка, а 28 апреля поляки были приглашены участвовать в царской охоте. В селе Мамонове охотников дожидался огромный медведь, пойманный для царя в ярославских лесах. Дмитрий подошел к клетке и весело спросил:
– Не хочет ли кто сразиться с этим медведем?
Желающих не нашлось. Тогда царь приказал выпустить зверя в поле и пошел на него один с рогатиной. Он нанес медведю такой сильный удар, что рогатина переломилась; медведь повалился на землю, и царь тут же отсек ему мечем голову. Его удаль была оценена по достоинству; похвалам царской силе и ловкости не было конца. День завершился пиром в раскинутых здесь заранее шатрах.
Шатры эти предназначались для Марины и ее свиты.
Царица в тот день находилась в Вяземах, верстах в шести от Москвы. Она остановилась во дворце, принадлежавшем некогда Борису Годунову. Дворец, довольно обширный, был обнесен палисадником, за которым был выкопан ров, утыканный рогатками. Рядом с дворцом находилась каменная церковь с богатым иконостасом.
Марина пробыла в Вяземах три дня, отдыхая от дорожной тряски. 30 апреля она перебралась в Мамоново, в приготовленные для нее шатры, обнесенные полотняной стеной с нарисованными на ней башнями. Самый большой шатер, стоявший в середине лагеря, имел вид замка и