Затем я выхожу за дверь, закрывая ее за собой.
Я стою там с минуту, положив руку на ручку двери, закрыв глаза, делая глубокие вдохи, чтобы попытаться справиться с болью в груди. Когда я чувствую толчок в коленную чашечку, я смотрю вниз.
Моджо, ужасный сторожевой пес, сидит на полу рядом со мной, его язык счастливо высунут изо рта.
— Чертов пес, — бормочу я, наклоняясь, чтобы почесать его за ушами. — Ты слишком большой, чтобы быть таким мягкотелым.
Моджо тихонько повизгивает. Полагаю, на собачьем языке это значит: «Кто бы говорил».
Я беру свое пальто с кухонного стула, на который накинул его, когда вошел через заднюю дверь, и роюсь во внутреннем кармане в поисках картечи 12-го калибра, которую принес с собой.
Затем, прежде чем уйти, я заряжаю дробовик Натали.
35
Нат
Проходит январь.
Наступает февраль, принося с собой сильные метели, которые накрывают город и закрывают школу на несколько дней. Я провожу время со Слоан, сосредотачиваюсь на своей картине и отмечаю черным крестиком в своем календаре каждый день, который приближает меня к тому моменту, когда я снова смогу увидеть Кейджа.
Мой день рождения обведен красным сердцем.
За неделю до моего дня рождения – День святого Валентина, который я отмечаю, съедая целую пинту мороженого на ужин в одиночестве на диване во время просмотра телевизора. Слоан гуляет с Брэдом Питтом-младшим, вероятно, набиваясь по самые гланды этим симпатичным членом.
Кейдж посылает мне сто красных роз и бриллиантовое ожерелье, которое я не смогу носить за пределами дома, потому что оно такое чертовски огромное.
Мне все равно. Я ношу его внутри вместе с халатом и тапочками, чувствуя себя королевой.
Потерянной, одинокой королевой, тоскующей по своему одурманенному льву.
Дважды, когда я выхожу на улицу, чтобы уйти на работу или вынести мусор, я вижу следы на снегу вокруг дома. Я могу сказать по размеру, что они мужские. Я знаю, кому они принадлежат.
Но я не скажу Кейджу, что Крис все еще вынюхивает, потому что я знаю, что произойдет, и я не хочу, чтобы на моих руках была кровь.
Тысячу лет спустя наступает мой день рождения.
Сегодня суббота. Я встаю рано, переполненная волнением. Сообщение Кейджа с прошлой ночи гласило только: «Скоро увидимся», так что я не уверена, во сколько он приедет. Но я хочу быть готовой к его приходу, поэтому принимаю душ, бреюсь, одеваюсь, прибираюсь в доме, застилаю постель свежими простынями и жду.
И жду.
И жду.
К восьми часам вечера я совсем уже сникла.
Я стою перед зеркалом в своей спальне, уныло глядя на свое отражение. На мне красное платье-футляр, которым Кейдж восхищался в тот вечер в ресторане Майкла несколько месяцев назад, а также ожерелье, которое он прислал мне на День святого Валентина. Мои волосы уложены, макияж безупречен, а лицо выглядит так, будто кто-то только что сказал мне, что моя собака сдохла.
Я знаю, что несправедливо разочаровываться в том, что его еще нет. Обычно он приходит очень поздно. Кроме того, нужно подумать о пяти часах полета, а также о войне, с которой он имеет дело, и обо всем, что связано с управлением мафиозной империей. У него много дел в списке.
Просто мне хотелось бы оказаться чуть ближе к вершине.
Сидя в одиночестве за кухонным столом, я ковыряюсь в холодном филе миньон, которое приготовила ранее, изо всех сил стараясь не жалеть себя.
Это проигранная битва.
Когда звонит домашний телефон, это так пугает меня, что я роняю вилку. Она со стуком ударяется о тарелку. Мое сердце бьется быстрее, я вскакиваю, чтобы ответить, надеясь, что это Кейдж.
— Алло?
Предварительно записанный электронный голос говорит: «Здравствуйте, вам звонят из исправительного учреждения Грин-Хейвен. Чтобы принять звонок, нажмите два. Чтобы отклонить звонок, нажмите девять».
Мое сердце замерло в груди.
Кейдж арестован. Он в тюрьме.
Дрожащими руками я нажимаю на цифру два.
Электронный голос говорит: «Спасибо. Пожалуйста, подождите».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я слышу серию щелчков, как будто сообщение передается по линии.
Затем:
— Привет, Натали.
Голос мужской, скрипучий, с сильным акцентом. Он говорит, как курильщик, выкуривающий две пачки в день. Это определенно не Кейдж.
— Кто это?
— Максим Могдонович.
Я буквально перестаю дышать. В состоянии шока я стою, застыв, уставившись на кухонные шкафы.
— Судя по твоему молчанию, ты знаешь, кто я?
Мои руки дрожат, а желудок скручивается в узел, я шепчу:
— Я знаю, кто вы.
Кейдж. О боже, Кейдж. Что с тобой случилось?
Потому что, должно быть, что-то случилось. Что-то ужасное. Глава русской мафии не стал бы звонить из тюрьмы, чтобы поздравить меня с днем рождения.
— Отлично. Ты, наверное, удивлена, почему я звоню.
Могдонович делает паузу, ожидая, что я что-то скажу, но мои легкие замерзли. Все во мне застыло в чистом, холодном ужасе. Кроме моего сердца, которое теперь бешено бьется, как крылья колибри.
Он продолжает спокойным, разговорным тоном.
— По правде говоря, dorogaya(дорогая), когда я впервые узнал о том, что происходит, я не мог поверить, что это реально. Мой собственный Казимир, который последние двадцать лет был мне как сын, никогда бы меня не ослушался. Он никогда бы мне не солгал. И он определенно не предаст меня. Особенно ради женщины. — Ослушаться? Предать? О чем, черт возьми, он говорит? — Но все эти необъяснимые поездки на Западное побережье вызвали у меня любопытство, поэтому я послал маленькую птичку, чтобы она все для меня разузнала. Когда я увидел твою фотографию, то в этих отлучках стало немного больше смысла. Такая красивая. Эти черные волосы.
Следы на снегу. В ту ночь, когда мне показалось, что кто-то стоит за окном моей кухни. Все это время мне казалось, что кто-то наблюдает за мной - это был он.
— Ты так похожа на свою мать. Кстати, как Наоми? Наслаждается жизнью на поле для гольфа? Лично я никогда не смог бы жить в Аризоне. Там так сухо. И все эти уродливые кактусы. Но я полагаю, что Скоттсдейл полезен для здоровья твоего отца.
Он знает все о моих родителях. Он им угрожает? О боже, о боже, о боже!
Я начинаю задыхаться. Меня сейчас стошнит. Стейк, который я съела, может всплыть в любую секунду, и я выблюю его на кухонный пол.
Крепко сжимая трубку, я говорю дрожащим голосом:
— Я не знаю, о чем вы говорите, но мои родители ни при чем. Пожалуйста…
— Конечно, знаешь. Они дали тебе жизнь. Ты, женщина, которая настроила Казимира против меня. Они соучастники. Они заплатят, как и ты.
— Я не настраивала его против вас! Я не понимаю, что вы имеете в виду! Пожалуйста, выслушайте меня…
— Это станет слабым утешением, dorogusha(дорогуша), но, возможно, тебе будет интересно узнать, что у Казимира никогда раньше не было серьезных отношений с женщиной. Они всегда были для него одноразовыми. Теми, кого он с легкостью забывал. До тебя. Надеюсь, ты того стоила.
Он хихикает. Это ужасный звук, как будто наждачная бумага скребет по дереву.
Надеюсь, этот нездоровый хрип в его легких – это признак развития рака.
Своим высоким и полным отчаяния голосом я требую:
— Где Кейдж? Что вы с ним сделали?
— Пока ничего. Но если я правильно рассчитал время, он скоро приедет и найдет тебя мертвой. В твой день рождения, не меньше. Как трагично. Жаль, что я не могу быть там, чтобы увидеть его реакцию, но Виктор расскажет мне.
На грани истерики я кричу:
— Кто такой Виктор?
— Это я.
Я оборачиваюсь и вижу мужчину, стоящего посреди моей кухни и улыбающегося мне.
Он высокий и широкоплечий, в черном костюме, черном шерстяном пальто и черных кожаных перчатках. Его волосы цвета оружейного металла коротко подстрижены. У него самые ясные голубые глаза, которые я когда-либо видела.