Ничто больше для меня не имеет значения.
Кроме Натали.
Женщина, которая заплатит своей жизнью, если два наших мира когда-нибудь столкнутся.
Женщина, чья сладкая любовь превратится в жгучую ненависть, если она обнаружит, какой я двуличный.
Женщина, с которой я не могу жить, но и без которой я не могу жить.
На мгновение мы замолкаем, пока она мягко не произносит:
— Оно будет здесь, ждать тебя. Твое сердце, я имею в виду. Я позабочусь о нем, пока тебя не будет. Но ты должен сделать мне одолжение.
— Просто скажи.
— Ты должен позаботиться о моем, потому что ты взял его с собой, когда уходил.
Придя в себя, я бормочу:
— Я буду рядом, как только смогу. Повтори снова, что любишь меня.
Я слышу улыбку в голосе Натали, когда она отвечает.
— Я люблю тебя, властный человек. Теперь ты - моя жизнь. Возвращайся ко мне поскорее.
Я должен отключиться, не отвечая.
Просто не могу.
Потому что впервые с тех пор, как я был еще мальчишкой, я борюсь с тем, чтобы не расплакаться.
32
Нат
После той ночи проходит три дня, и я не получаю от него вестей. Я хочу позвонить, но продолжаю останавливать себя на середине набора его номера.
Кейдж идет на войну, сурово напоминаю я себе. Этот человек занят.
На четвертый день я получаю от него короткое сообщение: «Ты снилась мне прошлой ночью».
Когда я пишу ему ответное сообщение с вопросом, о чем был сон, Кейдж не отвечает.
К шестому дню я не перестаю думать.
Кейдж мертв. В него стреляли. Зарезали. Отравлен. Его схватила полиция или ФБР. Что-то пошло ужасно не так, и я никогда не узнаю, что именно, я просто останусь без ответов и без возможности узнать, что с ним случилось.
Это чувство до жути знакомо.
И все же я ничего не слышу.
И при этом все еще жду.
Занятия в школе снова начинаются. Преподавание - это долгожданное облегчение от мании, которая овладевает мной, когда я остаюсь дома одна. В середине второй недели отсутствия контакта с Кейджем я начинаю исступленно рисовать, производя за три дня больше работ, чем за весь год.
К середине января я сойду с ума.
— Просто позвони ему, детка. Это просто смешно.
Я в постели, разговариваю по телефону со Слоан. Сейчас десять часов вечера. Я знаю, что больше не засну, потому что не спала с тех пор, как он ушел.
— Мне уже слишком поздно звонить. В Нью-Йорке сейчас час ночи.
— Ты идиотка.
— Я не хочу его беспокоить. У него уйма дел.
— Ты круглая идиотка.
Я скулю:
— Почему он сам мне не позвонит? Я сказала ему, что люблю его, а он стал таким странным и больше не звонил мне с тех пор!
— Я знаю, ты на самом деле не веришь, что он не звонил тебе, потому что ты сказала ему, что любишь его.
Мой выдох представляет собой огромный, подавленный порыв воздуха.
— Нет. Я не верю.
— Так в чем же настоящая проблема?
Я сглатываю, уставившись в потолок, боясь произнести это вслух.
— В основном... дежавю.
— А?
Слоан делает паузу.
— О. Класс, тебе бы стоило позвонить ему и сказать об этом прямо сейчас. Я уверена, что он понятия не имеет, потому что мужчины невежественны, но тебе не нужно снова переживать свое прошлое. Это жестоко. Позвони ему прямо сейчас и скажи об этом.
— Серьезно?
— Ага. Я вешаю трубку. Перезвони мне после разговора с ним, особенно, если он будет эпически пресмыкаться.
Слоан отключается, оставляя меня наедине с моей совестью.
Кейдж никогда не говорил, что я не должна звонить ему, когда он в отъезде, но я не хочу быть такой девушкой. Приставучей, неуверенной в себе, испытывающей потребность в нем девушкой.
У меня не так уж много потребностей, но у меня есть гордость.
Правда, по-видимому, у меня ее нет, потому что после того, как я повесила трубку, поговорив со Слоан, требуется всего десять секунд внутренних пререканий с самой собой, прежде чем набираю его номер.
Телефон звонит. Снова звонит. На третьем гудке я резко выпрямляюсь в постели, мое сердце колотится.
Потому что я слышу звон на линии, а также эхо звонка его телефона, доносящееся откуда-то из моего дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я даже не успеваю встать на ноги, как Кейдж врывается в дверь моей спальни и хватает меня.
Мы падаем на кровать, безумно целуясь.
Кейдж так же неистовствует, как и я, пожирая мой рот и сжимая меня повсюду, его руки грубые и жадные. Я дергаю его за волосы и обвиваю ногами его талию. Кейдж наваливается на меня всем своим весом, прижимая к матрасу, и стонет мне в рот.
Я горю огнем. Эйфория. Опьяненная облегчением, похотью и чистым удовольствием от Кейджа, его огромного, твердого тела и теплого, пряного запаха. Его вкуса. Тихих звуков, которые Кейдж издает. Его ненасытная потребность во мне, как явно то, что он не может насытиться мной.
На мне ночная рубашка. Кейдж срывает ее.
Мои кружевные трусики разорваны надвое и отброшены.
Кейдж подтаскивает меня к краю кровати, падает на колени, раздвигает мои ноги и поедает меня, словно изголодавшийся зверь, издает отчаянные низкие горловые звуки.
Вздохнув с облегчением, я погружаю руки в густые волосы Кейджа и прижимаюсь бедрами к его лицу.
Кейдж хлопает меня по бедру. Я издаю стон в знак одобрения. Он щиплет разгоряченную плоть, затем снова шлепает по ней, сильнее. Покачивание моих бедер становится бешеным. Выгнув спину, я выкрикиваю его имя.
Кейдж резко переворачивает меня на живот, кладет руку на середину моей спины и начинает шлепать меня по заднице.
Извергая неразборчивый поток русских слов, он шлепает меня, пока моя задница не начинает гореть, моя киска пульсирует, и я отчаянно прижимаюсь бедрами к кровати.
Когда я нахожусь на грани оргазма, Кейдж переворачивает меня на спину, подтягивает в сидячее положение, расстегивает молнию на джинсах, сжимает в кулаке свою эрекцию и берет меня за горло.
Он не произносит ни слова. Ему и не нужно.
Я обхватываю обеими руками его член и облизываю губы.
Когда его твердый член скользит мне в рот, Кейдж издает облегченный стон.
Это рваный, отчаянный звук, наполненный эмоциями, в которых сквозит боль. Он стоит, расставив ноги, на краю кровати и трахает мой рот, одной рукой вцепившись мне в волосы, а другой сжимая мою шею.
— Ya tebya lyublyu. Ty nuzhnah mne. Ty moy.(Я тебя люблю. Ты нужна мне. Ты моя.)
Его слова - резкий скрежет в тихой комнате. Я не знаю точно, что они значат, но смысл мне их ясен.
Мне не нужен переводчик, чтобы услышать, что говорит его сердце.
Затем Кейдж вырывается из моего рта и снова толкает меня обратно на матрас, срывая с себя рубашку и отбрасывая ее. Он сбрасывает ботинки, срывает джинсы и трусы и падает на меня, тяжело дыша.
— Я не могу сдерживаться.
— Я убью тебя, если ты попытаешься.
Кейдж прижимается своим ртом к моему и глубоко проникает в меня.
Мы стонем вместе. Наши тела содрогаются в унисон. Мы на мгновение останавливаемся, чтобы насладиться этим чувством.
Когда я открываю глаза, Кейдж смотрит на меня с таким желанием и обожанием, что у меня перехватывает дыхание.
Он обхватывает мое лицо своей огромной ладонью и хрипло говорит:
— Каждый день, когда я без тебя, я умираю.
Я произношу его имя, изо всех сил стараясь не утонуть под волной эмоций, захлестывающих меня.
— Ты разрушил меня. Погубил меня. Я не могу думать ни о чем другом, кроме тебя.
Я делаю прерывистый вдох. Кейдж сгибает бедра, слегка отстраняясь, затем снова толкается внутрь меня. Он начинает трахать меня жесткими, неглубокими толчками.
— Скажи мне то, что я хочу услышать.
Я шепчу:
— Я твоя. Я влюблена в тебя. Мое сердце принадлежит тебе полностью.
Кейдж прикрывает веки. Облизывает губы. Я могу сказать, что он хочет большего.
— Я тоже не могу думать ни о чем, кроме тебя. Все серое, когда тебя нет здесь рядом со мной. Ты - единственный цвет в моей жизни.