Читать интересную книгу "Личный интерес - Ольга Вечная"

сон, страшный кошмар. Чудится даже, что на моей голове волосы шевелятся от ужаса. Мы всегда работали четко и безукоризненно. Унижение невообразимое.

Мне до такой степени страшно, что колени слабеют, и требуется сделать усилие, чтобы сохранить невозмутимость.

— Саша! Саша, ты что-то понимаешь? Что происходит? — восклицает Кристина, кидаясь ко мне.

Я сжимаю её руки, и мы впервые в жизни обнимаемся.

— Всё будет хорошо, — отвечаю я. — Сейчас следователь мне расскажет. С тобой уже говорили?

Она кивает.

Я спрашиваю тише:

— Ты позвонила папе?

Кристина отрицательно качает головой. Я показываю глазами, дескать, надо.

Мы со следователем проходим дальше, до самого конца коридора, и поднимаемся по лестнице на этаж выше. Видимо, меня провели по моему этажу, чтобы я правильно оценила ситуацию. А может, это был круг позора?

Зал № 500 я не люблю, он тесный и старый. Но, судя по всему, именно его выделили Гришину для бесед.

Еще ничего не началось, а уже душно.

Я здороваюсь с двумя сотрудниками СК и присаживаюсь на предложенный стул.

Он тоже старый, сломанный. Спинка прогнута, и мне приходится держать спину ровно самой.

Гришин тяжело плюхается напротив.

— Ну и стулья, — бормочет себе под нос.

— Извините.

Я ловлю себя на том, что сжимаю подлокотники. Руки немного дрожат.

— Начнем. Удостоверение личности при вас?

Молча достаю из сумки паспорт.

Если Савенко арестовали, то она могла уже дать показания. И назвать меня соучастницей.

— Можно, пожалуйста, немного воды? На третьем и первом этажах есть кулер, я могу принести сама.

— Игорь, организуешь? И мне кофе.

Высокий худой мужчина в черной форме тут же выходит.

— Что же вы так разнервничались?

— Кто бы на моем месте не разнервничался?

Гришин листает паспорт.

— Так.… Александра Дмитриевна Яхонтова. Помощник судьи Савенко Гаянэ Юрьевны последние шесть лет, вплоть до настоящего времени, верно?

— Да.

— Проживаете по адресу…. — Гришин называет его.

— Верно.

— Как давно вы работаете с Савенко?

Он ведь только что сам сказал. Ладно. Повторяю.

— Как вы оцениваете ее деловую репутацию?

Начинается.

Лжесвидетельство, отказ от дачи показаний — статьи 307 и 308 УК РФ. Теорию я хорошо вызубрила еще в универе, номера автоматически всплывают в памяти, хотя мой род деятельности не подразумевает повторение Уголовного кодекса.

— Как блестящую.

Это правда.

— Известно ли вам, что у нее проблемы со здоровьем?

Твою мать! Глаза снова наполняются слезами, но я быстро возвращаю контроль над телом.

Савелий, если это ты донес, я буду морально убита.

— Да, известно.

— Часто ли у вас бывают личные беседы вне работы?

— Нечасто.

— Расскажите о последней.

— Недавно мы посещали вместе мероприятие. Тогда Гаянэ Юрьевна и поделилась информацией о своем здоровье. Атмосфера располагала к приватной беседе, хотя обычно мы говорим только о делах.

— В дальнейшем вы не говорили на личные темы?

— Нет.

Гришин включает на телефоне диктофонную запись, качество как назло великолепное, и я отчетливо слышу свой голос:

«Мы бы создали интересный прецедент, поддержав частный бизнес. Даже если апелляция откатит назад. Да и сумму офшорники могут предложить куда большую...»

Мой взгляд упирается в диктофон.

Следователь нажимает на стоп.

В горле невыносимо сухо. Моя рука дрожит так, что приходится спрятать под стол. Мне конец.

Все.

Статья 51 Конституции Российской Федерации гарантирует право не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников.

— Это ваш голос?

— Я не знаю.

У меня болит голова.

— Ну это же вы говорили?

— Я хочу пить.

— Александра Дмитриевна, мы должны помочь друг другу. — Следователь кладет на стол разбитый мобильник. — Возможно, у вас есть доказательства того, что представители «ОливСтрой» были готовы предложить Гаянэ Юрьевне сумму более значительную. Переписка, может, голосовое сообщение? Как неудачно вы уронили телефон.

Я дрожу, в глазах мутится. Стыд перед Гришиным и всем Следственным комитетом такой, какого я не испытывала никогда в жизни. Умницу Сашу называют принципиальной. На записи она умоляет взять денег побольше. Я хочу умереть прямо сейчас.

Воды так и нет.

Я прокашливаюсь и говорю:

— Насколько я знаю, прослушку можно использовать, только если есть санкция суда. Такая была?.

Гришин поджимает губы.

— Мы не на допросе, Александра Дмитриевна. Сейчас многое зависит от того, как вы себя поведете. Если пойдете навстречу следствию — это будет учтено при вынесении процессуального решения. Я понимаю, что вы попали в сложную ситуацию: с одной стороны офшорники, с другой — коррупционеры. Вас с Гаянэ Юрьевной прижали к стенке, и ваш выбор пал на коррупционеров. Это логично. Но что я хочу сказать: был донос. Вас не пожалели, на записи четко звучит ваше имя. И подробно обговаривается сумма.

— Я не знаю, о чем вы.

— Расскажите, пожалуйста, в какой ситуации представители «ОливСтрой» предлагали вам вознаграждение? Имя, сумма, обстоятельства. — Он толкает ко мне лист и ручку.

Я поднимаю глаза, и он добавляет:

— Напишите, пожалуйста, объяснение.

— Форма?

— Произвольная.

Савелий, мать твою, Исхаков. Ты ведь понимал, что я могу и тебя сдать? Потянуть за собой. Ты и здесь придумаешь, как выкрутиться? Или нет?

Облизываю сухие губы и произношу спокойно:

— Если это допрос, я бы хотела увидеть повестку и вызвать адвоката. Если просто беседа, я хочу закончить ее, потому что не понимаю, зачем вы мне все это говорите. Ни одно обвинение не предъявлено.

Пока что.

— Игорь!

Дверь, как по волшебству, открывается, и заходит Игорь со стаканом воды и чашкой кофе. Ставит все на стол.

— Спасибо. — Я пью стоя, осушаю стакан в три глотка.

— Александра Дмитриевна, сегодня ровно в семь утра Гаянэ Юрьевна зашла в фитнес-центр «Огоньки», в бассейне которого провела тридцать минут. В семь пятьдесят она покинула раздевалку с сумкой и направилась к выходу. В восемь ноль-ноль на крыльце «Огоньков» Савенко задержали оперативники, в сумке обнаружены меченые купюры. Пока она на допросе, у нас есть шанс поговорить с вами без нервов.

Назвала ли она меня сообщницей? Если нет, приехали бы они за мной так быстро? Что было в доносе?

— Не понимаю, о чем вы, — говорю я. От страха в животе скручивается узел. Одежда становится слишком тесной, мешает дышать.

Секунд десять мы с Гришиным смотрим друг другу в глаза.

— Хорошо, я вас понял. — Он достает из папки лист с