Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повернул Мирали верблюдов и поехал к своей матери.
Заметался бай на горе, стал кричать, грозить, упрашивать. Да только никто не услышал его.
Львораздиратель Мгер (Наири Зарьян)
По мотивам армянского эпосаВ Сасуне хлеб вздорожал. Народ умирал с голоду. Горожане к Мгеру пришли, остановились у ворот, сказали:
— Мгер! Мы умираем с голоду. Ради бога, окажи нам помощь! На небе нет у нас никого, кроме бога, на земле — никого, кроме тебя.
— Не знаю, как быть, — молвил Мгер. — Пойду поговорю с Кери-Торосом. Посмотрим, что он скажет, почему такая дороговизна.
Позвал Мгер Кери-Тороса.
— Дядя, — сказал он, — в Сасуне нет хлеба.
— Что ж я тут могу поделать, мой мальчик? — отвечал Кери-Торос. — В моих амбарах пусто. Может, ваши амбары еще не совсем опустели?
— У нас тоже нет хлеба. Народ с голоду мрет. Дядя, почему у нас голод? Градом ли побило хлеба, засуха ли их сожгла, ветер ли зерна унес?
— Нет, — отвечал дядя. — Мы, сасунцы, не пашем и не сеем. Мы разводим ослов, мулов и коз и пасем их на пастбищах. Хлеб нам доставляли Шам и Алеп.
— Почему же теперь не доставляют?
— В горах объявился лев-людоед, никому от него ни проходу, ни проезду. Вот уж три года, как никто от нас не едет в Шам и Алеп, а оттуда никто не едет в Сасун. Льва боятся: бросается на людей и раздирает их в клочья. Вот почему такая дороговизна в наших краях.
— А что такое лев-людоед? — спросил Мгер.
— Это зверь такой. Его называют царем зверей.
— Что же он, издалека людей ест или когда подойдешь?
— Когда подойдешь, тогда и съест.
— Клянусь хлебом, вином и господом вездесущим, утром я выйду на льва! — объявил Мгер.
— Не ходи, Мгер, разорвет!
— Нет, я буду биться со львом!
На зорьке все, кто только мог взобраться на коней, вслед за Мгером направились к логову льва. И вот появился лев. Хвостом бьет по земле, пыль и мгу поднимает. Подошел, стал перед Мгером и его войском и так зарычал, что эхо от его рыка по горам и долам прокатилось.
— Хлеб, вино, вездесущий господь! — вскричал Мгер. — Если кто ударит льва мечом или палицей, я льва не трону, а того человека убью. Меня мать родила, льва тоже мать родила. Нет у льва ни оружия, ни доспехов, — стало быть, и мне следует оружие и доспехи наземь сложить и вступить в бой безоружным.
Побросал тогда Мгер оружие и доспехи наземь, рукава засучил, хлеб и вино помянул, бросился на льва. Сцепились Мгер и лев. Мгер льва одной рукой за верхнюю челюсть ухватил, а другой рукой за нижнюю, пополам льва разорвал, одну часть налево швырнул, а другую направо.
Весть о том долетела до Дехцун-цам.
— Радуйся, — сказали ей, — твой Мгер убил льва.
Дали Мгеру грозное прозвище — Львораздиратель Мгер.
Вернулся Мгер вместе со всеми в Сасун.
Собрались сасунцы, пришли к Мгеру, сказали:
— Львораздиратель Мгер! Теперь ты наш царь. Правь Сасуном.
Дехцун-цам поцеловала сына, достала оружие и доспехи сасунского царствующего дома, Мгеру все отдала и сказала:
— Ты — опора Сасунского царства. Для кого же мне это теперь хранить?
Мгер облекся в доспехи отца.
Бархатный надел он кафтан,Серебряным поясом обвил стан,Натянул и обул два стальных сапожка,Вывел во двор Джалали-конька,Седлом перламутровым его оседлал,Уздой золотою его взнуздал.Только взялся он за молнию-меч —Глядь: ратный крест у него оплечь.
Сел Мгер на коня и умчался в горы Сасунские — погулять и царство свое своими глазами увидеть.
Враги признали себя побежденными и покинули горы Сасунские.
Был теперь у Сасуна вождь и заступник.
Мельник и царь (Серо Ханзадян)
По мотивам армянского фольклора— Было это или не было, жил в нашей деревне мельник. Целыми днями он трудился не разгибая спины: молол зерно, чинил жернов, ладил запруду, выпекал хлеб в тонире[25]. И только иногда на минуту отрывался, чтобы поиграть на свирели. От такой работы мельник рано постарел, а на спине у него вырос большой горб.
Добрый мельник каждое утро делился с рыбами своими скудными запасами: бросал в пруд горсть пшеницы.
Однажды ночью услыхал вдруг мельник голоса за окном. Вышел он во двор и видит: кружатся в хороводе десять пар — десять прекрасных девушек и десять статных юношей.
Увидали они старика и стали просить его:
— Мельник, мельник, подыграй нам на свирели!
Старик исполнил их просьбу. Достал свирель и заиграл.
Юноши и девушки теперь уже кружились вокруг мельника, кружились и пели:
Горб на плече —Один горб,Горб на горб —Горбатый черт.
Мельник не обижался на молодежь, все играл, а потом даже и сам стал подпевать им.
И не знал он, что веселятся вокруг него те самые рыбы, которых каждый день подкармливает, что рыбы эти не простые, а волшебные.
А рыбы между тем решили, что пора им помочь доброму мельнику. Сняли они горб с его плеч и спрятали в дупле большой старой ивы.
Мельник выпрямился, помолодел и похорошел.
А молва об этом дошла до царя. Он тоже был горбатым и царские портные с трудом скрывали этот его недостаток.
Пришел горбатый царь к мельнику и говорит:
— Это как же ты посмел, отделавшись от горба, не сказать ни слова, кто помог тебе в том?
Насмерть перепуганный мельник пал пред царем на колени и молвил:
— Пощади, государь, и помилуй! Стоит всякому горбатому стать мельником на моей мельнице, как горб его исчезнет.
Выслушал царь мельника, прогнал его из деревни, а сам остался на мельнице в надежде, что тем избавится от своей беды.
Только рыбок царь пшеницей не подкармливал, хлебом никого не угощал, работой себя не утруждал.
— Я царь, — говорил он, — не к лицу мне служить кому бы то ни было.
А однажды ночью вышел или не вышел во двор царь-мельник, увидал он, что кружатся в хороводе десять молодых пар — десять прекрасных девушек и десять статных юношей.
Стали они просить его:
— Мельник, мельник, подыграй нам на свирели!
Царь не на шутку рассердился:
— Ах вы бездельники, вон отсюда! Не хватало, чтобы я еще с вами играл и веселился.
Взял он палку и кинулся разгонять юношей и девушек. А те очень удивились, посмотрели друг на друга и говорят:
— Какой же он злой человек. Никогда рыб не кормит, никому не помогает, а теперь еще нас бить собрался.
Пошептались они между собой, пошли к дуплу, где прятали горб старика мельника, вытащили его, принесли и приложили к горбу царя. И поднялся он у него на спине так высоко, что теперь уже царь никакими средствами не мог скрыть своего уродства.
На весь белый свет разнеслась весть о том, как царь хотел от горба отделаться.
И с тех пор молодежь часто пела:
У царя горб,Еще — горб,Горб на горб —Горбатый черт.
А царь всюду слышал эти слова и ничего не мог поделать, только злился пуще прежнего, так злился, что однажды надулся и лопнул от злости.
Сурамская крепость (О. Романченко)
Грузинская легендаМного лет назад возле небольшого грузинского города Сурами росла высокая чинара. Ствол ее был обуглен, ветки поломаны. Немало горя повидало на своем веку старое дерево. Трудно приходилось в те времена жителям города: то с одной, то с другой стороны подбирались к ним враги. Грузинские женщины, наспех укутав маленьких детей, бежали с ними в горы, а мужчины, если даже их было очень мало, брали оружие и шли навстречу жестоким чужеземцам.
Враги вытаптывали поля, жгли дома, угоняли скот. Не однажды они дотла сжигали Сурами, и не однажды город снова поднимался из пепла. А женщины и дети все так же оплакивали павших в неравном бою воинов.
И не было у жителей Сурами иной защиты, кроме старой чинары: с ее высокой вершины можно было заранее заметить приближение врага.
С некоторых пор у подножия дерева выросла бедная хижина. В ней поселился согбенный годами седобородый человек. Ни одна душа не знала, кто он и откуда пришел. Следы цепей были на его руках, следы кнута — на спине, глубокие шрамы прятались в морщинах лица. И лишь взгляд оставался огненным и зорким.
Возможно, кто-нибудь из стариков и вспомнил бы его, но в те трудные времена немногие достигали старости, и на сурамской земле жили уже внуки и правнуки прежних воинов.
Пришелец был мудр, великодушен, осмотрителен, и слава мудреца прочно утвердилась за ним.
Однажды старый мудрец сказал жителям Сурами:
- Китайские народные сказки - Пер. Рифтина - Мифы. Легенды. Эпос
- Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима - Александра Александровна Нейхардт - Культурология / Мифы. Легенды. Эпос
- Легенды и рыцарские предания Бретани - Льюис Спенс - Мифы. Легенды. Эпос