— Разве сокол боится воробья? — ответил мальчик. — Ступай за мной.
Удивился Атл и пошел за ним по песчаной дорожке в сад. Там он увидел прекрасную девушку и сразу догадался, кто она.
— Здравствуй, — сказала Касьпи, — я ждала тебя, Атл.
— Здравствуй, — ответил Атл, опустив глаза, — пусть любуются тобой звезды. Чем я заслужил такое счастье?
— Дикий голубь, если пожелает, может каждый день любоваться цветком, одиноко растущим в поле.
— О, — сказал Атл, — ты так же мудра, как и прекрасна. Твое имя означает вечернюю зарю. Разве заря может быть одинокой?
— Да, — вздохнула Касьпи, — если солнце не захочет взглянуть на нее.
— Сколько звезд, больших и малых, посылало ей свои лучи.
— Я ждала солнца.
— Когда же оно появится?
— Уже появилось.
— А не дала ли заря имя этому солнцу?
— Атл, — ответила девушка и зарделась, точно алый цветок.
— О боги, — прошептал юноша, — разве можно взвалить на одного человека сразу столько счастья.
— Солнце мое, — тихо сказала Касьпи, — беда за счастьем ходит, а ненависть за любовью.
Ничего не понял Атл, лишь молча смотрел на девушку. И тогда рассказала Касьпи о нависшей над Атлом беде.
Поблагодарил молодец красавицу и поспешил к своим баторам. В ту же ночь покинули они хунский город.
Но как ни старался Атл, не мог успокоиться. Все о царевне думал. Понял батор, что полюбил добрую красавицу, которая спасла его от верной гибели, и рассказал обо всем своим друзьям.
Те сразу же остановили своих чудо-аргамаков и поскакали обратно. Въехали в город — и ко дворцу.
Недаром говорят, любящее сердце — вещун. Касьпи стояла у окна своей горницы, будто знала, что вернется ее возлюбленный. И как только увидела Атла под окнами, спрыгнула прямо к нему в объятия. Ни отца не спросила, ни матери. Только сказала:
— Я с тобой, Атл!
Узнав о побеге дочери, разгневался царь и выслал погоню.
Лучшие воины хунов помчались вдогонку за чувашами. Но не посмели они поднять меч на баторов, спасших их от врагов. Постояли, поглядели вслед конникам и повернули назад.
— Как я счастлива, что мы вместе!.. — шептала дорогой Касьпи.
Но недолгой была их радость.
Плохая весть скакуна обгоняет.
Еще не прибыл Атл к своему царю, а хуны уже известили того о случившемся и пригрозили местью. А на храброго Атла возвели напраслину: будто воин он плохой, долга своего не выполнил, да еще дочь украл.
Схватили Атла царские слуги и заточили в темницу.
Атл надеялся, что образумится царь, поостынет и рассудит, кто прав, кто виноват.
Но проходил день за днем. Бедный Атл с товарищами все томился в сыром подземелье. А красавицу Касьпи заточил грозный отец в башне. Плакала Касьпи, все глаза выплакала. Слезы ее лились ручейком, и где-то далеко образовалось из них соленое море, которое назвали Каспийским.
Храбрый Атл тоже не стерпел позора. И попросил он светлое солнце:
— Помоги мне, солнышко, выручи. Сделай меня быстрой речкой, потеку я по долам, по лесам в ту сторону, где живет моя ласточка.
И тут не оставили Атла друзья.
Обратился Атл в великую реку и помчался в сторону хунской земли, а его товарищи понеслись вслед за ним. Потому-то река Атл, по-русски она зовется Волга, не одна течет, а с тридцатью тремя притоками.
Дед умолк, пососал трубку и посмотрел в сторону речки Карлы.
— И Карлы был другом Атла, вот он и сейчас торопится к Волге.
Над рекой клубился сизый туман, и мне подумалось: прошли века, а человек мало изменился — так же любит и ненавидит, горюет и радуется.
Камыр-батыр
Татарская сказка
Жили в давние-предавние времена старик со старухой. Хорошо они жили, но вот беда — не было у них детей.
Однажды старуха пекла беляши[21], а старик сидел возле нее и смотрел. Потом взял он кусок теста и говорит:
— Нет у нас сыночка… Сделаем-ка себе мальчика хоть из теста!
Слепили они из теста мальчика, положили его на лавку, а сами занялись делом: старуха пошла доить корову, старик отправился во двор рубить дрова.
Когда они вернулись в дом, глазам своим не верят: тестяной мальчик ожил, сидит на полу, смеется да играет с козленком.
— Как же нам назвать нашего сынка? — спрашивает старуха.
— Сделали мы его из теста, пусть он и называется Камыр![22] — говорит старик.
Стал Камыр расти не по дням, а по часам. За один месяц так вырос, как другой и за целый год не вырастет. И сил у Камыра с каждым днем прибывает.
Вышел Камыр как-то раз на улицу поиграть, стал бороться с мальчишками. Поднял одного и подбросил выше дерева. Упал мальчишка на землю, лежит, подняться не может. Подбежали к Камыру другие ребята, хотели его побороть, на землю повалить, да не могли: он сам всех раскидал, повалил. Лежат мальчишки на земле, охают.
Собрались жители аула, пришли к старику жаловаться на Камыра, в один голос твердят:
— Куда хочешь, туда и девай своего сына, только чтобы в нашем ауле больше его не было! Не то он всех наших ребят покалечит!
Нечего делать, пришел старик домой и говорит Камыру:
— Придется тебе, сынок, уходить из дому.
— Не горюй, отец! — говорит Камыр. — Пойду я в дальние края, посмотрю, как там люди живут. Дай мне только дубинку на дорогу.
Принес старик дубинку. Камыр оперся на нее, а дубинка разломилась пополам.
— Не годится эта дубинка, — говорит Камыр. — Поди закажи кузнецу железную дубинку.
Пошел старик к кузнецу, велел выковать железную дубинку.
Испробовал Камыр дубинку и говорит:
— Вот эта хороша: не гнется, не ломается! Можно теперь с ней и в путь отправляться.
Напекла старуха Камыру лепешек на дорогу, попрощался он и ушел из аула.
Шел он, шел и дошел до леса. Идет по лесной дороге и видит: ковыляет ему навстречу человек, а ноги у этого человека связаны, словно у коня, которого на луг пастись выпустили.
Удивился Камыр и спрашивает:
— Почему это у тебя ноги связаны? Кто это связал тебя?
— Никто меня не связывал, — отвечает человек, я сам их связал. Если я сниму с ног ремни, то зашагаю так быстро, что меня даже птица не догонит!
— А куда ты идешь?
— И сам не знаю, куда иду!
— Пойдем со мной!
Пошли они вдвоем. Шли, шли и повстречали человека. Сидит этот человек на краю дороги, зажимает себе нос пальцами.
— Почему это ты нос зажимаешь? — спрашивает его Камыр.
— Как мне не зажимать нос! — говорит человек. — Стоит мне одну ноздрю чуть приоткрыть — поднимается такой ветер, что во всей округе мельницы начинают крутиться. А уж если обе ноздри открою, беда будет — вся земля закачается!
— Хочешь с нами идти? — спрашивает Камыр.
— Хочу!
Пошли они втроем. Идут по дороге, повстречали белобородого старика. На голове у старика шапка надета, и не как у всех, а набекрень: на одном ухе держится.
— Почему ты, бабай[23], носишь шапку набекрень? — спрашивает Камыр.
— Мне по-другому носить ее нельзя! — говорит старик. — Если я надену шапку на всю голову — поднимется вьюга, а если надвину шапку до бровей — вся земля льдом покроется.
Удивился Камыр и говорит:
— Пойдем с нами!
Пошли они дальше вчетвером и увидели стрелка. Стоит этот стрелок, целится из лука во что-то, а во что — не видно.
— Во что ты целишься? — спрашивает его Камыр.
— Вон на склоне той горы, — отвечает стрелок, — за шестьдесят верст отсюда, на ветке сидит муха. Я хочу прострелить ей левый глаз.
Подивился Камыр и взял стрелка с собою.
Пошли они впятером и увидели какого-то старика. Сидит этот старик на корточках, пересыпает землю с ладони на ладонь.
Спрашивает его Камыр:
— Что это ты делаешь, бабай?
— Сюда насыплю, — отвечает старик, — тут гора поднимется, туда насыплю — там гора поднимется!
И этого старика взял Камыр с собою.
Пошли они вшестером и пришли в большой город. Узнал Камыр, что у хана этой страны есть дочка-красавица. Пошел он со своими товарищами к хану, стал сватать его дочку. А хану не хочется выдавать дочку за неизвестного джигита. Стал он всякие отговорки придумывать, чтобы от Камыра как-нибудь отделаться.
— Пусть, — говорит, — кто-нибудь из вас обгонит моего скорохода, тогда можно будет и о сватовстве поговорить.
— Что ж, — отвечает Камыр, — мы от этого не откажемся.
Позвал хан своего лучшего скорохода и приказал ему бежать до высокой горы. Помчался ханский скороход изо всех сил.
Тогда бегун Камыра не спеша снял с ног ремни и пустился вдогонку. Он быстро обогнал ханского скорохода, примчался к горе, лег на траву и стал поджидать, когда ханский скороход прибежит. Ждал, ждал да и заснул крепко.
Прибежал ханский скороход к горе и повернул скорее обратно.