Бодуэн медленно двинулся в мою сторону, и я ощутила, как с каждым его шагом в голове остается все меньше мыслей. Оказавшись совсем близко, он какое-то время удерживал мой взгляд, а потом прошел мимо. Я последовала за ним, словно меня тянули невидимые нити.
— Хочешь сказать, я должна просто отойти в сторону, позволяя ей творить все, что захочет?
— Она кажется разумней одной девы, которую я знал, когда ей было шестнадцать.
Я осеклась, чувствуя, как сжимается горло.
— Той девы больше нет.
— И хорошо, ведь она выросла в женщину, которая извлекла опыт из своих ошибок.
Я отступила и указала на борт, на котором в раскрытом мешке лежал сладкий кекс с лимонными корками и фляга с горячим вином.
— Разделишь со мной трапезу?
Бодуэн приблизился, глядя на принесенное так, будто уже почти позабыл, как выглядит еда.
— Ты всегда приносишь припасов на двоих, когда хочешь побыть одна?
— Да.
— Хорошая привычка. — Он присел рядом на борт. — И как к ней относится твой муж?
— Он к ней не относится.
Я тоже опустилась на прежнее место.
— Рогир сейчас дома, залечивает рану на ноге.
— Тогда мне повезло: все достанется только мне, — произнес он, глядя на меня в упор.
— У вас, покровителей, что, нет праздничных кексов? — невозмутимо спросила я, разламывая десерт на куски.
— Боюсь, нет, — ответил Бодуэн, глядя на то, как я кладу на салфетку порцию и протягиваю ему.
— Ну же, — я качнула куском.
Бодуэн медленно улыбнулся.
— Посмотрю, как ешь ты.
Я медленно положила кусок обратно.
— И горячее вино Покровители тоже не пьют?
Бодуэн чуть качнул головой, все с той же улыбкой, и я плеснула в кубок себе.
— Как ты раньше праздновал Солнцеворот? Или этот вопрос — один из тех, которые мне нельзя тебе задавать?
— Начать с того, что мне нельзя здесь быть.
— Тогда почему ты здесь?
Я посмотрела на него — он не отрывал от меня светящихся радужек.
— Наверное, потому что так я чувствую себя… человеком.
Я замерла, уже поднеся кубок к губам.
— Тогда пусть нечеловеком сегодня буду я. — Я резко выплеснула содержимое наземь. От трещин на дорожке начал подниматься пар.
— Жаль, — произнес он, глядя на пятно, — чувствуется, хорошее вино.
— Так ты не скажешь?
Бодуэн вздохнул и чуть отклонился назад, опираясь на руки и глядя на цветы.
— Я таскал печенья с кухни, прямо, как твой племянник. И еще любил момент обмена дарами. На мистериях про жизнь Праматери мне было скучно…
Я представила, чем было нескучно заниматься красивому принцу во время празднеств, когда замок был полон хорошенькими девушками.
Бодуэн поднялся, и я невольно подалась вперед. Наш разговор походил на те, что были семнадцать лет назад.
— Не уходи.
Он смотрел так долго, что я почувствовала, как в глазах собирается горячее.
— Хамелеонша, я…
— Знаю, больше не человек. Знаю, ненавидишь меня…
— Я тебя не ненавижу. Просто тебе лучше не видеть меня. И когда Алекто пройдет полную инициацию, я уйду.
— Полную инициацию?
— Ты говоришь, что она Морхольт, но она ни разу не перекидывалась. Зато призвала волков в лесу, когда на вас напали. А значит в ближайшее время она станет Скальгердом. Или я ошибаюсь — и Морхольтом, ведь ты с ней тренируешься. А может, и никем из них.
— Что?
— Если она свяжет судьбу с тем, за кем не стоит Покровитель, то дар не проявится полностью и погаснет.
— Но это невозможно. За любым из знати он стоит, даже за Рогиром, хоть у него он едва проявлен.
— Я об этом огнепоклоннике.
Я умолкла.
— Этого не произойдет.
Он обвел сожалеющим взглядом куски кекса.
— Мне пора. Закрой глаза.
— Зачем?
— Не хочу, чтобы ты это видела.
Я послушно прикрыла их, а когда раскрыла, передо мной уже никого не было.
ГЛАВА 23
— Итак, продолжим?
Омод прошелся по своим покоям и опустился на край кровати.
— Продолжим, ваше величество.
— Вы выглядите сегодня по-другому.
— Как именно?
— У вас глаза светятся, и румянец на щеках, и в то же время вы будто расстроены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это… оттого, что я жду ваш День рождения. А до него еще несколько дней.
— Они пролетят быстрее, чем вы думаете.
— Да, сир. Ну что ж, давайте приступим.
Я попросила Омода призвать Дикки, и с третьей попытки у него это получилось. Причем ему удалось удерживать Дикки настолько долго, что у нас состоялся с его младшим братом разговор.
— Дихард весьма смышленый, — заметила я, когда Омод снова вернулся и, пытаясь отдышаться, приходил в себя. — Хотите узнать, о чем мы говорили?
— Нет, миледи, — немного резко ответил он, и я поняла, что Омоду неприятно говорить о своих братьях и о том, что происходит, когда он не здесь.
— Мне показалось, он бы хотел получить вещи, запертые в сундуке. Вы можете передать это матери, когда увидитесь с ней?
— Да, если меня не подведет память, — коротко бросил он, поднимаясь и подавая мне руку, — а теперь не хотите ли пройти в галерею? Там сейчас должны играть в шахматы.
* * *
Когда мы вошли, шахматы были в самом разгаре. Причем фигурами служили сами игроки в плащах двух цветов — красных и золотых.
Омод тотчас присоединился к тем, что были в золотых, я же хотела остаться просто наблюдать за партией, вызывавшей у участников смех и оживленные возгласы. Похоже, многие, как и я, впервые видели такую игру. Но король, заметив, что я отошла, утянул меня на свое поле.
Время до обеда прошло в этой забаве, принесшей мне двойное удовольствие, еще и оттого что я наблюдала за королем, пребывавшем в прекрасном расположении духа. Теперь я в полной мере поняла, что Бланка имела в виду, говоря о достоинствах сына. Омод отпускал остроумные и вместе с тем не задевающие никого замечания, почтительно помогал дамам и делал точные умные ходы.
— Как вам? — спросил он, подавая мне руку, чтобы помочь перейти с клетки на клетку.
— Очень необычная забава. Мне нравится.
Он рассмеялся и тут же срезал ферзя вражеского поля.
Пожалуй, Людо назвал бы его слабым. Вернее, принял бы за слабость светящуюся в его глазах ласку и мягкость, звучащую в голосе. Теперь, когда Омод казался успокоенным и пребывал в хорошем настроении, невозможно было представить его произносящим что-то резкое.
— Вы чувствуете приближение Двенадцатой ночи? — спросил он, когда игра закончилась окончательной победой золотых, и мы двинулись дальше по галерее.
— Я хочу остановить сейчас, — произнесла я, глядя на его счастливое оживленное лицо и следя за тем, чтобы по ошибке вновь не назвать его "Людо". — И чтоб эти праздники, закончившись, начались тотчас заново. А еще лучше не заканчивались вовсе.
Он рассмеялся и двинулся дальше.
— Скажите, чем вы занимались вчера?
— Вчера?
— Да. В обед я посылал за вами, но слуга не застал вас в покоях.
— Мы с леди Алекто гуляли.
— Где-то по замку?
— Нет, мы решили посмотреть розарий. Ее величество немало над ней потрудилась.
— Хорошо, что вы не стали отходить далеко, — чуть кивнул Омод, — даже в группе из придворных это небезопасно. С учетом того, что произошло вчера в столице при участии огнепоклонников.
— Да, сир.
Лицо Омода стало серьезным.
— От этих людей всего можно ожидать. Как только закончатся праздники, я активно возьмусь за решение этой проблемы.
Мы уже дошли до конца галереи, и я услышала негромкий скрип. Подняв голову, я заметила впереди три лампы. Та, что была в центре, покачивалась, тогда как остальные свисали неподвижно на цепях.
— Поглядите, похоже, к нам пожаловал лорд Хокон, — фыркнув, заметил Омод.
— Тот самый, что влюбился в банщицу, а потом выбросил ее из окна?
— Да.
— Но с чего вы взяли?
— Видите, светильник в центре качается? Говорят, это происходит, когда его дух заглядывает в замок.