здесь, но он не знает, кем я стала. Тем не менее он приближается и, в конце концов, найдет меня, я в этом уверена. Музыка нашего дня исчезает, теплые чувства, всколыхнувшиеся при мысли о лице Нельсона, теперь кажутся смехотворными. Как ты могла почувствовать себя так комфортно, Дайюй? И все это время Джаспер приближался, приближался. Посмотри, как близко он подобрался в итоге.
Помни, что это не твой дом, говорю я себе той ночью. Тебе придется найти дорогу домой до того, как он тебя найдет. Сентябрь кажется очень далеким.
Жемчужина плачет, а Лебедь не перестает визжать из-за своего истрепанного подола. Ирис хихикает, ее пальцы закрывают рот, как решетки – наши окна. Нефрит тоже там, ее ноги грязные и босые. Мы выстроились в линию и ждем, пока, как всегда, войдет госпожа Ли, пройдется по очереди и разберет нас. Сейчас ночь, и клиенты скоро будут здесь.
Вот только входит не госпожа Ли. Это женщина со ртом, больше похожим на клюв, оранжево-красным и острым, как нож. Женщина раскидывает руки, но это не руки – то, что я приняла за рукава ее шелкового платья, на самом деле является крыльями. Она стоит перед нами и открывает рот, а внутри я вижу только серый язык, шевелящийся в темноте.
Когда я просыпаюсь, то пишу письмо Уильяму и спрашиваю, не поищет ли он еще кое-что для меня. Небольшая услуга. Я буду признателен, если он ничего не расскажет об этом Нельсону. Личные дела, сам понимаешь. Я отношу письмо на почту до восхода солнца, опасаясь, что дневной свет сделает меня более уязвимой, затем бегу обратно, чтобы встретить Нельсона в гостинице, а образ твердого серого языка Ласточки впечатан в мой череп.
14
Приходит июнь, и земля покрывается мазками цвета. Расцветают лютики, оранжевые маки и белый клевер, растения с бутонами, похожими на капельки воды, гринделия, шиповник, цветы в форме перевернутых ваз. Еще более потрясают сосны, окаймляющие город, которые выпрямились и наполнились приятным летним гулом. Нельсон говорит мне, что летом нет лучшего места в мире, чем Айдахо, и я ему верю, когда начинают распускаться цветы, расцвечивая тропинки, ведущие к холмам, которые уходят в горы, словно краска, слетевшая с заплутавшей кисти.
Лето красивое, но я рассеянна и подозрительна. Джаспер, возможно, как раз приехал в Бойсе, но как только он поймет, что меня там больше нет, то перевернет все города в Айдахо, спрашивая о девушке, которая похожа на мальчика, который похож на меня. Пирс – большой город, но сначала он остановится в более крупных и оживленных – Айдахо-Сити, Уоррен, Ричмонд, район у реки Сомон. Я помню голос, который услышала в тот день в доках Сан-Франциско, слабый отзвук чьей-то песни на прощание. Он будет продолжать поиски, когда лето перейдет в осень, пойдет по тем же тропам, что и я, и в конце концов доберется сюда. Я полагаю, что он не сможет достичь Пирса раньше сентября. И к тому времени, как он приедет, меня тут уже не будет.
Теперь, когда снова стало тепло, Нам и Лам работают еще усерднее, чтобы привлечь в магазин больше покупателей. Когда погода хорошая, заявляет Нам, люди хотят тратить деньги. У Нама с Ламом есть план по еще большему увеличению прибыли за лето. Мы не пойдем путем китайской прачечной или парикмахерской Чэна. Лам произвел подсчеты и решил, что в такое хорошее лето, как это, люди захотят варенья. К середине июня в магазине начинают появляться партии варенья. Черная смородина. Ежевика. Яблочное повидло. Мускусная дыня. Коробки, набитые банками, заваливают подсобку, составленные штабелями до потолка. Вскоре нам уже негде сесть. Мы с Ламом по очереди входим и выходим из комнаты для описи, слабый запах нектаринового варенья и чернослива следует за нами, куда бы мы ни пошли.
Никто из нас не удивляется, когда предсказания Лама сбываются. Достаточно одной покупательницы: веселой белой женщины, церковной прихожанки, которая покупает баночку лимонного курда. На следующее утро перед открытием у магазина выстраивается очередь из пяти человек. Мы не единственный магазин Пирса, в котором продается варенье, но мы единственное место, где продают вкусное густое варенье. Никто раньше не слышал о нашей марке варенья. Нам говорит, что оно особенное, с фермы в Вашингтоне.
– Я не знал о варенье до того, как приехал в Америку, – радостно говорит он мне.
Сегодня пятница, и полки пусты – третью пятницу подряд. В дни, когда продажи так хороши, Нам становится улучшенной версией самого себя: большим, энергичным, и его энергия неудержима.
– Ты бы поверил мне, если бы я сказал, что все самое лучшее варенье делают китайцы? Поверят ли мне наши клиенты?
Владелец «Товаров Фостера» больше не выходит из магазина. Лам думает, что это триумф, признак того, что Фостер наконец признал свое поражение. Нам торжественно клянется бесплатно вручить ему варенье. Предложение мира, как он это называет. Он посылает меня с образцами наших лучших вкусов. Я оставляю корзину у входной двери Фостера, и когда ищу ее на следующий день, то вижу разбитое стекло, а варенье блестит, как кровь на солнце. Я не говорю об этом Наму.
«Большой магазин Пирса» – не единственный процветающий бизнес в городе. Летом у Нельсона прибавилось новых учеников по игре на скрипке, и он становится настолько занят, что могут пройти недели, прежде чем кто-то из нас его видит или слышит. Это хорошо, говорю я себе. Так проще ему солгать – вообще ничего не сказав.
– У тебя нехороший цвет лица, – сказал мне Нам однажды воскресным утром. – Ты проводишь слишком много времени в помещении.
На этот раз Лам соглашается. Он говорит, что находиться под солнцем полезно. Оно избавляет от бактерий и болезней.
– Джейкоб, тебе не помешает выйти на улицу. Так ты убьешь заразу внутри.
Я несу хлеб и банку малинового варенья в рюкзаке. Немного чесночно-огуречного салата с прошлого вечера. День чудесный, и я хочу удивить Нельсона, не видевшись с ним много дней. Я ненадолго забываю о Джаспере. Пусть у меня будет хотя бы один день, думаю я. День, когда мне не нужно оглядываться.
Но когда я прихожу в гостиницу «Твинфлауэр» и стучусь в дверь Нельсона, он не открывает. Я прижимаюсь щекой к темному дереву двери, представляя, сколько раз он проходил через нее. Сам воздух здесь кажется священным. По ту сторону двери в комнате тихо, нет движения. У него не бывает уроков по воскресеньям, но он, должно быть,