По обычаю чисто русскому. По обычаю помосковскому, Жить не можем мы без шампанского И без пения, без цыганского.
Щемящие звуки гитар, глубокие низкие ноты чудесно го голоса Марии Николаевны, теплая тишина летней ночи, благоуханье лип. Как часто это встает передо мной как всякое неповторимое переживание.
Помню одну песню, которую я никогда не слышал ни от кого, кроме Марии Николаевны. В те дни она отвечала смятению моих собственных чувств, и в эту ночь я просил Марию Николаевну повторить ее еще и еще, пока она наконец не расхохоталась и расцеловала меня в обе щеки. Она называлась «Забыть не могу» и начиналась так:
Все говорят, что я ветрена бываю, Все говорят, что я многих люблю. Ах. почему же я всех забываю, Тебя одного я забыть не могу.
Поанглийски это звучит идиотски, но в исполнении Марии Николаевны это рыдающая песня, полная тоски и желанья.
Мы кутили до поздней ночи. Хикс, Темплин, Гарстин, Лингнер и Гилл один за другим уходили в сад освежить ся, пока я наконец не остался один. Вернувшись, они застали меня все еще сидящим за столом. Я сидел, вытя нувшись в струнку, очень серьезный и встретил их вздохом:
— Роман Романович почти пьян, — это была почти правда.
Их приход вывел меня из оцепенения. Я пришел в себя и, когда начало светать, отправил их домой, а сам поехал с Мурой на Воробьевы горы встречать восход солнца над Кремлем.
Оно взошло зловещим огненным шаром, как бы пред вещая гибель. Этот день не принес ничего доброго.
На следующий день я получил извещение из Петер бурга, что генерал Пуль сегодня вечером должен при быть в Архангельск. Полковник Торнхилл, бывший
младший ванный атташе, уже приехал в Мурманск и
Т0ЛЪК° л™ о^.ВпПСТСр6урГС Хотя * ничего нПнаГоб этих событиях из Лондона Министерство иностранных Дел все еще понуждало меня: 1) добиваться^огла^ большевиков на военную «иозническую поддержку и 2) содействовать отправке чешской армии ю России было ясно, что интервенты делали успехи
Я получил новое доказательство их деятельности ве чером, когда генерал Лавернь пришел на наше очередное совещание. Он передал мне предложение выехать в Во логду для свидания с союзными послами. Мистер Френ сис и господин Нуланс выражали желание попробовать согласовать наши точки зрения и найти общую формулу
По своему положению вряд ли я мог отказываться, но я принял это с неохотой. Мой визит в Вологду имел решающее влияние на мою карьеру. Но, хотя для меня ясно теперь, что было бы лучше тогда остаться в Москве, это путешествие в дикую глушь было для меня ценным опытом.
Вологда была сонным провинциальным городом, где церквей было не меньше, чем жителей. В качестве связую щего звена с Москвой Вологда была не полезнее, чем Северный полюс. В качестве убежища для союзных пред ставителей ее единственным преимуществом было то, что она была недалеко от Москвы.
После своего приезда я отправился к господину Ну лансу, который принял меня весьма дружески. После недолгой предварительной беседы я отправился обедать с американским послом, у которого было прекрасное поме щение в здании бывшего клуба. За все время моего пребывания там я пользовался его гостеприимством. Се рьезные дела были отложены до следующего дня.
Вечер, который я провел с американцами, был для меня не менее приятен, чем поучителен. Мистер Френсис был радушный хозяин. В его доме я встретился с япон ским уполномоченным (charge d'affaire), с бразильским посланником и с серьезным и все еще не пришедшим в себя Тореттой. Мы сидели до поздней ночи, но о России речи почти не было. От Френсиса я узнал, что президент Вильсон был ярый противник японской интервенции. По мимо этого, у Френсиса, казалось, не было никакой опре деленной точки зрения относительно России. У него было полное отсутствие знания русских нодиетвеии.дел. Единственная короткая заметка, носящая политический
характер, в моем дневнике в этот вечер следующая: «Ста рик Френсис не отличает левого социалреволюционера от картошки». Следует отдать ему справедливость, он не обнаруживал никаких претензий на понимание положе ния. Он был прост и отважен, как дитя. Ему никогда не приходило в голову, что он сам подвергается личной опасности.
За обедом он задал мне несколько вопросов относи тельно жизни в Москве. Я отвечал ему с похвальной краткостью, и все остальное время обеда прошло в бол товне бразильского посланника. Этот господин был от радой Вологды. Я надеюсь, что он еще жив и все еще служит своей родине. Он свел искусство дипломатии к простой формуле: «Не делайте ничего — и повышения и награды обеспечены». Он старался жить согласно этой формуле. Днем он спал, а ночью играл в карты. Когда американский посол упрекал его в безделье, он поднимал страшный шум, доказывая, что его телеграфный счет больше американского. В этом он был прав. Правда, с февраля 1917 года он послал только одну телеграмму своему правительству. Но стоила она свыше тысячи фун тов. Он перевел и передал целиком по телеграфу в Рио всю первую речь Керенского о революции.
После предъявления доказательств он начинал опра вдывать свою философию. Когда он поступил на службу молодым атташе, был полон усердия. Он был назначен в Лондон вторым секретарем, трудился над докладом по вопросу о торговле бразильским кофе с Англией, зару чился разными рекомендациями. В награду он был пони жен в чине и переведен на Балканы. В дальнейшем, когда его перевели в Берлин, он возобновил свое рвение и представил своему правительству прекрасный доклад по вопросу о техническом образовании в Германии. Его опять понизили. Тогда он поумнел. Усердие, по видимому, совсем неуместно в дипломатии, и он решил ничего не делать в будущем, чтобы не напоминать прави тельству о своем существовании. С тех пор его диплома тическая карьера представляет собой триумфальное шествие, и повышения следуют с точностью часового механизма. Его рецепт не столь абсурден, как это может показаться непросвещенному человеку. Он пригодился не одному британскому дипломату.
Как только обед кончился, Френсис стал проявлят признаки беспокойства, как ребенок, которому не терпит
ся вернуться к своим игрушкам. Его коньком были кап ты, и, не теряя времени, все уселись за карточн^игт^" Но в покере старый джентльмен не был ребенок ЙгтТа затянулась до глубокой ночи, и, как это обычно бьлшю^ меня, когда я играл с американцами, я много проиграл
На следующий день я завтракал с фрашхузскимТо слом. В господине Нулансе не было влчего^яческого Если он и играл в покер — он играл без карт Полити ка—и политика с узкой логической точки зрения фран цуза — была его единственная игра.
Генерал Лавернь дал ему копию выработанного нами начерно доклада о военных нуждах настоящего положе ния. Доклад был основан на предположении, что больше вики дадут свое согласие на нашу интервенцию. Мы начали обсуждать доклад. Гн Нуланс расточал льстивые комплименты. Он был согласен с докладом. Он хотел внести только одну поправку. Если большевики не дадут своего согласия, мы должны вмешаться без оного. Он выдвинул массу аргументов в пользу этой новой форму лировки. Он ссылался на критическое положение на за падном фронте. Он цитировал телеграммы французского генерального штаба. Исход войны решается на западном фронте.
И французский генеральный штаб настаивал на необ ходимости некоторой диверсии в России, чтобы поме шать немцам перебросить новые отряды с восточного фронта. Было весьма существенно, чтобы представители разных союзных держав в России образовали единый фронт. Разногласия в союзной политике были главной помехой в достижении победного конца. Он готов пойти на любые уступки, чтобы прийти к единству. Он готов принять нашу формулировку. Он надеется, я соглашусь с его поправкой. Я посмотрел на Лаверня. Я знал, что он уже сдался. Ромэй не приехал в Вологду, но он также испытывал давление со стороны итальянского генераль ного штаба. Он, как солдат, не мог идти против своего генерального штаба. Я был один. Робине уехал. Садуль, французский Робине, был отстранен. Господин Нуланс лишил его права телеграфировать непосредственно ^ль беру Тома. Я лихорадочно пытался взвесить свое собст венное положение. Может быть, мне еще посчастливится какнибудь повлиять на Троцкого. Может быть, господин Нуланс был умнее, чем я думал. Я попал в ntmlВиш ■ откажусь, господин Нуланс пойдет дальше со своей поли
тикой. Он увлечет за собой итальянцев, японцев и даже Френсиса. Если я соглашусь — я по крайней мере не приму клейма отступника, идущего наперекор единодуш ному мнению всех представителей союзных держав. Я капитулировал.
Под ярким солнцем мы отправились на конференцию послов. Френсис был председателем, но Нуланс фактиче ски вел совещание. Он, в сущности, был единственным среди дипломатических представителей, который не ко лебался. Он был одного мнения с нами относительно численности войск, необходимых для успешной интер венции. Даже относительно чешской армии, которая в то время, как змея, протянулась от Волги до Сибири, он был удивительно сговорчив.