Ромэй, Риттс и я подтвердили нашу приверженность к политике сотрудничества с большевиками.
Были еще трения между большевиками и нами
трения, которые сыграли значительную роль в провале действительного соглашения, к которому мы стремились прийти. Японская интервенция была первым камнем преткновения. Была минута, когда мы готовы были уже донести о благоприятном ходе дел с Троцким. Следую щий день возвращал нас к тому же положению, где мы были раньше. Японцы высадили свои войска во Владиво стоке. Выговоры Троцкого. Все привилегии англичанам отменены. Телеграммы в Лондон. И с промедлением на несколько дней приходит ответ, что инцидент следует рассматривать как носящий исключительно местный характер.
Перспектива соглашения не улучшилась благонаме ренной речью господина Б альф ура, который заявил, что японцы пришли помогать русским. В разговоре с Рэнсо мом Ленин сразу поставил вопрос: «Каким русским?» — и в тонком анализе этой проблемы изложил причины, почему японская интервенция невыгодна ни Англии, ни большевистской России. Этот анализ был перепечатан на к машинке, и своей рукой Ленин удостоверил, что это действительно его точка зрения. Я сохранил этот документ в факсимиле с английским переводом на обрат ной странице, как: 1) образец ленинского почерка и 2) как иллюстрацию его образа мышления.
Другим источником неприятностей была чешская ар мия, состоящая из чешских пленных, которая сражалась за Россию вплоть до большевистской революции. Чехи, будучи дисциплинированной и хорошо вооруженной си лой, были под командой французских офицеров. Однако для разрешения их эвакуации потребовались мои услуги, конечно, главным образом, благодаря моему привилеги рованному положению у большевистского правительст ва. Эвакуация была делом нелегким.
Не было ничего неестественного в том, что немцы отчаянно протестовали против присутствия на ставшей нейтральной русской территории большой силы, которая должна была быть направлена против них. Тем не менее мне удалось заручиться благожелательством Троцкого, и, если бы не глупость французов, я уверен, что чехов удалось бы эвакуировать спокойно и без инцидента, м° задача осложнялась еще полученными в последнюю м
вуту пожеланиями британского правительства, в смысле использования моего влияния на то, чтобы убедить Троц кого переправить чехов в Архангельск. И это в то время когда на севере России генерал Пуль проводил политику' интервенции, которая впоследствии была принята и была не чем иным, как вооруженной интервенцией против большевизма. г
В конце концов чехи были причиной нашего оконча тельного разрыва с большевиками. Как я желал бы те перь, чтобы президент Массарик находился в России в то тяжелое время. Я убежден, что он никогда не дал бы санкции на сибирское восстание. Союзники послушались бы его, и мы избежали бы этой чудовищно безумной авантюры, которая обрекла на смерть тысячи русских и стоила миллионы фунтов золота британскому налого плательщику.
Время близилось к концу. Мы быстро неслись к неиз бежной трагедии. Не я один был в Москве без поддержки с родины. Робине также потерял кредит в Вологде.
У него был отчаянный оппонент в лице Соммерса, американского генерального консула в Москве, который, будучи женат на русской из хорошей семьи, был душой и сердцем сторонником старого режима. Когда Соммерс в конце апреля внезапно умер, нашлись клеветники, кото рые распустили слухи, что он был отравлен большевика ми, и при этом косились на Робипса. Французы тоже вставляли Робинсу палки в колеса, играя на тщеславии американского посла. Однажды в его присутствии член французского посольства спросил, кто был американским послом, Френсис или Робине, так как они всегда противо речили друг другу. В результате этих интриг положение Робинса сделалось невыносимым, и в начале мая он уехал из России с личной жалобой к президенту Вильсо ну. Накануне отъезда он обедал с нами. Он читал в то время жизнь Родса и после обеда дал нам прекрасное описание его характера. Подобно лорду Бивербруку, он обладал замечательным талантом извлекать из прочи танного то, что ему хотелось, а потом передавать это в разговоре живым изложением. Это был человек больших личных достоинств, открытого характера и железной решимости Его отъезд был для меня большой утратой. Мне приходилось действовать почти в одиночестве, и его моральное мужество было мне большой поддержкой.
Лавернь тоже волейневолей был вынужден принять
политику Нуланса. Даже Ромэй, который как солдат предпочитал действие бездействию, дошел до того, что интервенция без согласия большевиков казалась ему' луч ше, чем невмешательство. В то время положение было таково, что президент Вильсон все еще был против интер венции без согласия большевиков. Французы орудовали вовсю для поддержки антибольшевистских сил. Британ ское Министерство иностранных дел — я умышленно гагату иностранных дел, потому что британское военное министерство проводило совершенно другую полити ку, — настойчиво понуждало нас добиваться от больше виков немедленного согласия на союзническую военную помощь. Можно полагать — хотя такие условия и не были никогда точно сформулированы, — они были гото вы взамен этого согласия гарантировать большевикам полное невмешательство в русские внутренние дела.
В этой мрачной пустоте неожиданно сверкнул луч надежды. Троцкий стал гораздо более сговорчивым. Немцы на юге вели себя очень агрессивно, на что он реагировал со всей обычной воинственной манерой. Он шел на мировую относительно Мурманска и наших скла дов в Архангельске. Он даже выразил желание, чтобы английская морская миссия приняла участие в реоргани зации русского флота и чтобы руководство русским желе знодожным транспортом было поручено англичанам. Я телеграфировал эти новости в Лондон, но в течение нескольких дней не получал ответа. Меня это не удивля ло, телеграф плохо работал, опаздывания и даже пропа жи телеграмм были нередки. Наконец однажды вечером я получил телеграмму, длинную, как донесение. Я проси дел за полночь, расшифровывая ее. Она была от мистера Бальфура*. В дальнейшем я узнал, что он лично состав лял почти все телеграммы, которые я получал в России. У меня не осталось копии этой телеграммы. Я не могу вспомнить всех подробностей, но ее начало и конец вре зались в мою память. Она начиналась так.
«У дипломатов есть три обязанности: первая состоит в том, чтобы сделаться persona grata для правительства страны, в которой он аккредитован. В этом вы весьма преуспели. Вторая заключается в том, чтобы излагать
британиив (Прим. ред.)
♦ Артур Джеймс Бальфур (1848—1930) — Щ^мьерминлстг^»^ гташш 1Г19021905 гт.В 19161919 гг. министр иностранных дел.
своему правительству политику правительства страны в к0ТОрой он аккредитован^ В этом вы тоже попели Третья состоит в том> что6ы правител^ ^
страны, где вы аккредитованы, политику своего со™ ственного правительства. В этом, как мне кажется вы
ских жалоб на большевиков. Вслед за этим списком тон неожиданно менялся. «В то время, когда я это писал пришла ваша телеграмма, где вы сообщаете мне о з™ ^ се Троцкого относительно британских морских и техни ческих экспертов. Это хорошие новости. Если вы можете, постарайтесь убедить Троцкого сопротивляться немецко му внедрению, — и вы обретете благодарность вашей родины и всего человечества».
Эта телеграмма, хотя и подавала новые надежды была не совсем ласкова. По общему признанию, я недо статочно успешно излагал политику правительства Его Величества большевикам. Но в течение трех месяцев Лондон не давал мне никаких указаний относительно своей политики. В своем ответе я сослался на мою преды дущую телеграмму и покорнейше просил дать мне более точный ответ. Ответа не последовало. Морскую миссию не прислали. Англичанина для руководства русским же лезнодорожным транспортом не назначили. Но генерал Пуль и штаб офицеров были посланы в Архангельск и Мурманск.
Май был возбужденный и лихорадочный. Он начался внушительным парадом Красной армии на Красной пло щади. Троцкий принимал парад в присутствии иностран ных дипломатических представителей. Мирбах из авто мобиля наблюдал эту картину. Вначале он высокомерно улыбнулся. Затем он стал серьезным. Он был представи телем старого германского империализма. В этих плохо одетых, неорганизованных людях, которые марширова ли мимо него, была несомненная живая сила. На меня это произвело сильное впечатление.
Буржуазия, однако, не способна была оценить эти симптомы. Она была всецело под впечатлением слуха о необыкновенном чуде, случившемся в этот День На Ни кольской большевики задрапировали икону красной ма терией. Едва это было сделано, материя была чудесным
°б&?о^^ "РИТесГол~
ко дней в Москву. У меня было с ним несколько ин
тервью, и он мне понравился. Это был приветливый старый джентльмен, который был падок на лесть и мог проглотить ее в любом количестве. Его знания за преле лами банка и покера были весьма ограниченны. У него была дорожная плевательница — странное сооружение с педалью, с которой он никогда не расставался. Когда он