Задыхаясь от злобы, я отправился к Чичерину с проте стом против этого оскорбления. Чичерин извинялся, но оставался пассивен. Я бушевал и неистовствовал. Чиче рин смотрел устало, и в его хорьковых глазках отража лось изумление при виде ярости такого обычно мягкого человека, как я. Он разводил руками, оправдывался, по обещал, что нашествие это только на несколько дней, и извинялся тем, что в их распоряжении не было ничего более подходящего.
В отчаянии я пошел к Троцкому, который, во всяком
случае, был вправе принять какоето решение. Я его не застал, но у него был очень способный и с большим тактом секретарь, Евгения Петровна Шелепина, ныне английская подданная и супруга Артура Рэнсома. Я ска зал ей, что мне необходимо переговорить с Троцким немедленно и что дело не терпит отлагательства. Через пять минут я разговаривал с ним по телефону. Самым внушительным русским языком я сказал ему, что не потерплю этого оскорбления и что, если ордер о реквизи ции не будет отменен тотчас же, я со своей миссией и со всем имуществом немедленно отправляюсь на вокзал и буду находиться там до тех пор, пока он мне не даст поезд. Я требовал ответа немедленно. Троцкий, который был на заседании народных комиссаров в Кремле, при нял мое заявление должным образом. Он согласился, что положение наше будет невыносимо, и обещал принять меры сейчас же. Он сдержал слово. Через полчаса он позвонил мне, что дело улажено. Он отдал категориче ское распоряжение, чтобы для немцев, он еще не знал где, но было найдено другое помещение. На несколько дней их поместили без особых удобств во второклассной го стинице. Потом их перевели в роскошный особняк в Денежном переулке. Этим небольшим триумфом я всеце ло обязан Шел спи ной. Я расплатился с ней позже, когда она пожелала уехать из России, дав ей британский пас порт, — поступок незаконный, но за который, я надеюсь, теперь меня не привлекут к ответственности.
26 апреля граф Мирбах явился для вручения веритель ных грамот в Кремль. Он был принят не Лениным, а Свердловым, председателем Центрального Исполнитель ного Комитета. Процедура прошла формально и холодновежливо. Свердлов в своей речи сказал: «В ва шем лице мы приветствуем нацию, с которой мы заклю чили БрестЛитовский мир».
Штат немецкого посольства состоял почти целиком из русских экспертов. Мирбах сам был советником немецко го посольства в Петербурге до войны.
Рицлер, его главный помощник, обладал глубоким и многосторонним опытом в русской политике. Хаус шильд, первый секретарь, был мой старый приятель. Он приехал в Москву вицеконсулом в одно время со мной. Это был честный человек. До начала войны он был
англофилом. r^vux
Несмотря на их широкую осведомленность в русскид
делах, я не думаю, что в своих деловых отношениях с большевиками немцы были успешнее, чем мы. Несомая по, они совершали не меньше ошибок, и не было времени" когда их положение можно было считать надежным или счастливым. Мы ходили всюду без оружия и без охраны Немцы без охраны не выходили ни на шаг
Тем не менее их присутствие в Москве было для нас значительной помехой, а большевики находили детское удовольствие сталкивать нас друг с другом. Они делали это очень успешно. Они держали нас вместе в приемной наркоминдела. Если им хотелось досадить Мирбаху они принимали меня первым. Если они за чтонибудь были обижены на британское правительство, они миндальни чали с Мирбахом и заставляли меня ждать.
Если немцы были слишком настойчивы в своих требо ваниях, большевики угрожали им интервенцией с союз никами. t
Если союзники старались навязать интервенцию боль шевикам, они рисовали ужасную картину опасностей на ступления немцев на Москву.
Так как ни немцы, ни союзники не могли остановить ся на какойто определенной и ясной политике по отно шению к России, у большевистской дипломатии были все преимущества.
Встречи мои с немцами в наркоминделе были для меня большой неприятностью. Иногда нас оставляли вместе почти на час, и мы в течение всего этого времени поворачивались спиной друг к другу и глазели в окна или читали «Известия». Особенно тяжелая встреча была у меня, когда я столкнулся в первый раз лицом к лицу с Хаусшильдом. Он был один в приемной, когда я вошел, и он двинулся ко мне навстречу с открытой улыбкой. Я отвернулся, как будто мы были незнакомы. Это был поступок, о котором я потом всегда жалел. Позднее, когда я был арестован и жизнь моя подвергалась опасно сти, он пристыдил меня, присоединившись к дипломати ческим представителям нейтральных держав в ходатай стве о моем освобождении. Через шведского посла (charge'd'affaires) он передал мне дружеский привет, когда я был в тюрьме.
Теперь он умер, и у меня не было возможности отпла тить ему благодарностью или извиниться за свои поступок.
Был еще один посетитель, который так же, как и
Артур Рэнсом, сделался своим человеком. Это была Му ра. С тех пор, как мы простились с ней в Петербурге в начале марта, мне недоставало ее больше, чем я мог себе в этом признаться. Мы писали друг другу регулярно и письма ее сделались необходимостью моего повседневно го существования. В апреле она приехала к нам в Москву Она приехала в десять часов утра, а у меня были ин тервью до часу. Я сошел вниз в помещение, где мы обедали. Она стояла около стола, и весеннее солнце освещало ее волосы. Когда я подошел поздороваться с ней, я не мог выговорить ни слова. В жизнь мою вошло новое чувство — чувство сильнее и крепче, чем сама жизнь. С этих пор она не расставалась с нами до того времени, пока нас не разлучила вооруженная сила боль шевиков.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С прибытием немецкого посольства в Москву пер спективы возобновления войны между Германией и Рос сией начали отдаляться. Удобный момент для соглаше ния большевиков и союзников был в феврале и в марте, когда советское правительство все еще было в неизвест ности относительно намерений немцев. С начала мая ленинская мирная политика взяла верх даже среди тех большевиков, которые больше других протестовали про тив БрестЛитовского мира. Странно, что Министерство иностранных дел, которое в феврале и в марте не поощ ряло меня, теперь начало проявлять признаки одобрения.
Меня начали настойчиво понуждать сделать все воз можное, чтобы обеспечить согласие большевиков на военную союзническую интервенцию в России.
Момент был неблагоприятен, но еще не совсем про шел. Были еще некоторые факторы в нашу пользу, и самый значительный из них — это поведение немецких войск на занятой ими территории. Они посадили буржуаз ное русское правительство на Украине, первым дейст вием которого было возвращение земель прежним собст венникам. Это, естественно, вызвало крестьянское вос стание, которое было подавлено с величайшей жесто костью. Большевики и левые эсеры, прибывшие с юга, были в ярости и делали все, чтобы вызвать партизанскую
войну против немцев. Немцы могли брать и удегягияяти города с помощью военной силы. Они не SSTSSt виться с деревней. Помимо этого, военная поадсЖ" которую немцы оказали белым финнам в финской^' жДанской войне, был другой фактор в мшу пользу Германия, казалось, была сторонницей реакции Огама естественно, что левые силы должны были обратиться поддержкой к нам. н 33
Троцкий тоже все еще говорил о войне, как если бы она была неизбежна. Когда я спросил его, примет ли он интервенцию союзников, он ответил, что он уже запросил союзников, чтобы они сделали предложение. Он хотел гарантий о невмешательстве во внутренние дела Россия Я тогда спросил его, можем ли мы, в случае если союзни ки придут к соглашению в этом пункте, устроить получа совое совещание, чтобы набросать план соглашения?
Ответ его был характерен: «Когда союзники догово рятся между собой, я уделю вам не полчаса, а целый день».
Правда, взгляды Ленина были менее удовлетвори тельными. Он тоже считал войну неизбежной и склонен был к соглашению с союзниками. Но он решил устано вить свой последний срок. Я видел его последний раз седьмого мая. Он откровенно сообщил мне, что для него ясно, что рано или поздно Россия станет ареной войны для двух враждебных империалистских групп, но что он решил для блага самой России не допускать этого как можно дольше.
Тем не менее до конца июня оставались разумные перспективы прийти к временному соглашению. К сожа лению, хотя оба, как британское, так и американское, правительства делали некоторые попытки заигрывать с идеей союзнической интервенции с согласия большеви ков, никакой определенной политики выработано не было.
А в Вологде сидел гн Нуланс, французский посол, стремясь только к одной цели: не вступать ни в какие отношения с этими убийцами, которые оскорбили его. 29 апреля у меня на квартире было совещание представите лей союзных держав. Генерал Лавернь осведомил нас, что гн Нуланс стоял за интервенцию без согласия боль шевиков и без их спроса на это. Генерал, который ездил в Вологду, признал, что его посол не мог выдвинуть ни одного военного аргумента в пользу своего предложения.