— Она страшно напугалась, думала, что осталась одна, заблудилась, площадь казалась ей чужой, словно мир, который она еще не знает. Разве она и так не достаточно наказана?
— Возможно, но не могу же я делать вид, что ничего не произошло. Нужно ведь что-то объяснить остальным.
— Попросите Лизу им рассказать, как она испугалась. Видимо, она станет все преувеличивать — в этом возрасте дети все такие, — но это станет для них более наглядным уроком, чем то, что вы могли бы им сказать.
Их глаза встретились, и они расхохотались.
— Ах, мадам Лакост, как хорошо вы знаете детей. Вы учительница?
— Нет.
— Тогда у вас наверняка есть свои дети.
— Нет. Думаю, что я не зню… — Она запнулась. — Я работаю в антикварном магазине в Кавайоне, — отрывисто сказала она. — Он называется «Жаклин из Прованса».
— А-а, я знаю этот магазин, в нем все так изысканно. Ах, мадам, может быть, вы согласитесь как-нибудь прийти к нам в класс и рассказать о том, что это значит — антикварные вещи. Детям не дано понимать прошлое, а вы, пожалуй, сумеете помочь им понять, что оно оживает и предстает перед нами в виде мебели, домов, произведений искусства и памятников древности.
— Я не специалист в этой области. Я еще только учусь.
— Но вы же знаете больше нас. Может, все же надумаете?
Стефани задумалась. Ей хотелось снова увидеть Лизу, хотелось побыть с детьми. Может быть, я была учительницей? Или, в конце концов, у меня самой были дети. Нет, Макс сказал, что не было. Как все это странно!
— Возможно, я приду, — ответила она. — Когда я решу, то позвоню вам.
— Вот мой адрес и телефон… — Мари Фронтенак написала и, вырвав из блокнота верхний листок, отдала ей. — Буду ждать. А теперь мне пора. Огромное спасибо, мадам Лакост…
— Не за что. Зовите меня Сабрина.
— Ах, Сабрина! Огромное спасибо за то, что привели Лизу обратно. Лиза, иди сюда, ты, наверное, хочешь попрощаться с этой доброй дамой, которая пришла тебе на помощь.
Стефани нагнулась, и Лиза три раза подряд чмокнула ее в обе щеки.
— Спасибо, мадам. А можно задать вопрос?
— Конечно. — Стефани обнимала ее и не думала ни о чем, ощущая лишь ласковое прикосновение к себе хрупкого тельца.
— Почему вы назвали меня Пенни?
Стефани вздрогнула.
— Пенни? Ума не приложу. А что, я назвала тебя Пенни?
— Ну да, когда попросили помолчать. Вы еще сказали: «Тише, Пенни». По-моему, вы изо всех сил вслушивались, словно чувствовали, что мой класс где-то рядом. Так оно и вышло.
— Да. Не знаю, Лиза. Возможно, ты напомнила мне кого-то по имени Пенни. Но я теперь знаю, как тебя зовут, и как-нибудь зайду тебя проведать.
— Ой, как здорово! — Девочка испытующе взглянула на Стефани. — А никто не скажет…
— По-моему, совсем необязательно рассказывать обо всем родителям Лизы, правда? — обращаясь к Мари Фронтенак, спросила Стефани. — Если Лиза поговорит с классом так, как мы с вами договорились…
— Ладно, на этот раз, думаю, это необязательно. Конечно, если у Лизы войдет в привычку убегать всякий раз, когда ей вздумается…
— Я никуда не убегала! — жалобно воскликнула Лиза. — Я остановилась погладить щенка, а потом заблудилась. Мне было так страшно!
— Да, будем надеяться. — Мари Фронтенак протянула руку. — Спасибо вам еще раз, Сабрина. Надеюсь, когда вы снова придете, у нас будет время познакомиться поближе.
— С большим удовольствием. — Нагнувшись, Стефани поцеловала Лизу в лоб. — Скоро увидимся. — Повернувшись, она пошла обратно тем же путем, стараясь припомнить, куда они сворачивали. То и дело, словно указательные столбы, в глаза ей бросались ориентиры — сорванная с петель ставня, дверь, выкрашенная в странный розовый цвет, перевернутый цветочный горшок, и она следовала за ними, а в уме неотвязно крутилась мысль: «Я помню, помню, я все помню теперь».
Но прошло еще несколько минут, и тишина, царившая на узеньких улочках, обступила ее со всех сторон. Поблизости никого не было; она повернула сначала в одну сторону, потом в другую, но и позади, и впереди улица была пуста. Она окончательно сбилась с пути, здесь не было ничего, что могло бы показаться знакомым; до площади, с которой она ушла, могло быть и десять миль, и всего несколько футов. Ее охватил испуг. Она думала, что осталась одна, заблудилась, площадь казалась ей чужой, словно мир, которого она еще не знает. Разве она и так не достаточно наказана?
Но меня не за что наказывать, подумала она. Я не сделала ничего плохого. Или нет? В те годы, о которых я ничего не помню, что я сделала такого, из-за чего оказалась здесь?
Она побежала, свернула за угол, потом еще и еще раз, пытаясь найти что-то знакомое, но теперь все дома казались одинаковыми, никаких ориентиров не было. Интересно, подумалось ей, может, это я только думала, что бегу, потому что на самом деле она сейчас стояла на месте. При этой мысли у нее закружилась голова, и она прислонилась спиной к стене какого-то дома. Где я, куда иду — не знаю.
Охвативший ее страх становился все сильнее, и она снова пустилась бежать, касаясь рукой оштукатуренных домов, стоявших вплотную друг к другу и, казалось, наступавших на улицу. И вдруг, повернув в очередной раз за угол, она увидела в проеме между домами знакомую квадратную площадь с фонтаном и стоящего рядом Макса.
— Ну? Хорошо прогулялась? — холодно спросил он.
— Рада тебя видеть, — ответила Стефани, с облегчением переводя дыхание, и поцеловала его. — Я проводила заблудившуюся девочку в группу, от которой она отстала. Надеюсь, ты не слишком тревожился обо мне.
— Мне пришло в голову, что ты можешь и не вернуться.
Она хмуро взглянула на него.
— И куда бы я пошла?
— Понятия не имею. А ты что, живешь со мной только потому, что тебе больше некуда идти?
Она пристально посмотрела на него.
— Не знаю.
Он взял ее за руку, и они двинулись к переулку, где он оставил машину.
— Я же сказал, ты полюбишь меня. Один раз так уже было, будет и еще.
— Нет, не полюблю, если ты будешь обращаться со мной как с ребенком.
— Я обращаюсь с тобой как с женщиной. Я не имею привычки рассказывать о себе самом, Сабрина.
— Но ты рассказывал мне о матери, о Голландии, об Испании…
— И этого должно быть достаточно.
Когда, повернув ключ в замке, он открыл дверцу машины, Стефани спросила:
— Ты что, преступник? Да? Ты что, не рассказываешь мне о том, чем занимаешься, потому что это противозаконно?
— А тебе не все равно?
— А взрыв на судне? Это что, тоже связано с твоей работой?